Рыболовы

— Это на хозяина-то! На охотника-то! — воскликнулъ докторъ. — Смотрите, вдь она васъ чуть не укусила. Ну, англійская дрессировка!

— Да, да… это оттого, что она русскихъ словъ не понимаетъ, не понимаетъ даже, за что я ее бью. Понятное дло, песъ англійскій, родился и воспитывался среди англичанъ.

— Позвольте, ваша милость, я ее сейчасъ привяжу въ сняхъ къ столбу, да арапникомъ смоленымъ разъ пятокъ вытяну — и въ лучшемъ вид русскій арапникъ пойметъ, — предложилъ егерь. — А когда бить буду, цыпленка передъ нимъ по ложу.

— Постой, постой… Ты можетъ быть ее отъ дичи отучишь. Тогда ужъ собака и дичь не будетъ брать, — остановилъ его Василій Тихонычъ.

— Будетъ-съ… Чего вы сомнваетесь! Я эіопскую собаку арапникомъ вышколю, а не то что англійскую. Помилуйте, вдь это безобразіе! Охотничій песъ и вдругъ хватаетъ цыплятъ съ насста и жретъ ихъ. Это ужъ ни на что не похоже!

Егерь потащилъ собаку.

— Ты только полегче, только полегче! — кричалъ ему вслдъ Василій Тихонычъ и вышелъ съ егеремъ вмст въ сни.

Черезъ минуту раздались удары арапника и визгъ собаки. Василій Тихонычъ вернулся въ комнату и тащилъ за собой на цпи собаку. Та не шла.

— Ну, на говядинки, на! — совалъ онъ ей въ ротъ кусочекъ мяса.

Собака и на мясо не обратила вниманіе. Кой-какъ дотащилъ онъ ее до стола, привязалъ за ножку дивана и она сейчасъ-же спряталась подъ диванъ.

— Англичанка… Ни слова по-русски не понимаетъ, русская-то дрессировка ей даже дика вотъ это изъ-за чего, — говорилъ онъ въ оправданіе собаки.

— Однако, позвольте, милйшій. Вдь невозможно-же этому быть, чтобъ въ Англіи охотничьимъ собакамъ дозволялось по чуланамъ цыплятъ ловить, — замтилъ докторъ.

— Ахъ, Богданъ Карлычъ, вдь мы съ вами въ Англіи не были и не знаемъ, какіе тамъ порядки.

— Какъ? Въ Англіи собакамъ цыплятъ позволяютъ жрать!

— Не то, не то. Я о другомъ… Все можетъ случиться. Можетъ быть тамъ и цыплята другого вида. Вдь это русскій цыпленокъ. Почемъ вы знаете, можетъ быть, она, никогда не видавши русскаго цыпленка, за дичь его приняла!

— За глухаря? Ловко! Хорошая будетъ охотничья собака.

— Ха-ха-ха! — разразился хриплымъ смхомъ и Петръ Михайлычъ, выпившій уже дв рюмки коньяку, нсколько пришедшій въ себя и развеселившійся.

— Теперь не будетъ цыплятъ ловить! Долго будетъ русскую науку помнить! — махнулъ рукой егерь.

— Боюсь только, что ты на дичь мн ее испортилъ, — сказалъ Василій Тихонычъ. — Будетъ бояться дичь брать.

— Не станетъ бояться, ежели она настоящая охотничья собака.

— Покажи-ка, покажи-ка, какіе она у тебя фокусы съ говядиной длаетъ? — спросилъ Петръ Михайлычъ.

— Діана! Иси! На! — крикнулъ собак Василій Тихонычъ, доставъ кусочекъ говядины изъ кармана и вызывая изъ-подъ дивана собаку, но та не шла. — Нтъ, безъ англійскихъ словъ ничего не подлаешь да и напугана она поркой, — прибавилъ онъ.

Вошелъ мужикъ Степанъ.

— Подете сегодня, ваше степенство, на желзную дорогу? — спросилъ онъ. — Ужъ ежели поспвать на поздъ, то надо сейчасъ хать.

Петръ Михайлычъ былъ въ раздумь.

— Ахъ, и нужно бы домой хать, жена ждетъ, — сказалъ онъ: — но какъ я поду домой, не бывши еще на охот! Надо хоть какую-нибудь пичужку застрлить. Ужъ и не знаю, право.

— Да полно теб! Оставайся! А завтра чуть свтъ на утокъ со мной… — сказалъ ему Василій Тихонычъ.

— Какія тутъ утки, ежели у меня выводки куропатокъ есть приготовлены.

— Тогда сначала на утокъ, а потомъ на куропатокъ и завтра съ вечернимъ поздомъ домой.

— Жена-то ждетъ — вотъ въ чемъ сила. Опять-же завтра и векселю срокъ въ банк.

— Да неужто приказчики-то не распорядятся заплатить, ежели съ векселемъ въ лавку придутъ?

— Такъ-то оно такъ, но вексель-то чужой, а мой только бланкъ. Положимъ, что векселедатель человкъ надежный… Но жена, жена…

— Жен телеграмму… Вотъ мужикъ и създитъ на желзную дорогу телеграмму подать.

— Въ лучшемъ вид, ваша милость, съзжу. Лошадь готова… — встрепенулся мужикъ.

— Нельзя, нельзя телеграмму… Напугаешь жену, подумаетъ Богъ знаетъ что… Нтъ, ужъ лучше такъ… Позвольте, да у насъ сегодня которое число? Второе вдь?

— Экъ ты хватилъ! Третье. Второе вчера было. Сегодня суббота, третье число…

Петръ Михайлычъ схватился за голову.

— Батюшки! Такъ вдь векселю-то сегодня срокъ, а не завтра. Ахъ, ты незадача какая! — воскликнулъ онъ. — А вдь я думаю, что все еще второе число!

— Второе число было вчера и вы изволили весь день… — началъ было егерь.

— Молчи! Не сбивай съ толку! И такъ уже я сбился съ этимъ проклятымъ бражничаньемъ! А изъ-за чего? Чуть только сюда придешь — сейчасъ и лзутъ къ теб разные мужики, бабы, двки, ребятишки. Кто раковъ тащитъ, кто грибовъ, кто рыбы… Тьфу! Да неужто, господа, сегодня въ самомъ дл суббота? — удивлялся Петръ Михаилычъ. — Честное слово, я думалъ, что пятница.

— Потерялъ купецъ пятницу! Ха-ха-ха! — захохоталъ Василій Тихонычъ. — Просто ты проспалъ ее.

— Ну, чего зубы скалишь! Чего! Нтъ, надо хать сейчасъ домой.

— Прикажете лошадь сейчасъ подавать? — спросилъ мужикъ.

— Не надо, не надо, — перебилъ его Василій Тихонычъ. — Онъ останется. Ну, чего ты сегодня подешь? Съ какой стати? Не сдлавъ ни одного выстрла и хать?

— Да вотъ вексель-то…

— Ночью прідешь и платить будешь? Кто-же по ночамъ платитъ! Да и не заплатили по векселю, такъ вексель все равно теперь протестованъ. Но какъ не заплатить? Вдь у тебя тамъ люди остались торговые, понимающіе люди.

— Такъ-то оно такъ, — согласился Петръ Михайлычъ.

— Ну, и оставайся. Вотъ и Богданъ Карлычъ остается. Сегодня мы выпьемъ, закусимъ, часика на два сядемъ втроемъ съ болваномъ въ винтъ сыграть, а потомъ спать и утречкомъ вс трое на охоту. Сначала на уткахъ мою англичанку попробуемъ, а потомъ на твоихъ куропаточныхъ выводковъ… Амфилотей! Сбгай въ лавочку и купи карты! Вотъ рубль. Да слышишь! Нельзя-ли намъ велть уху сварить!

Егерь отправился исполнять требуемое. Мужикъ стоялъ и переминался съ ноги на ногу.