Рюрик

– Вечно чти бога своего Святовита! Люди, стоящие в кругу, хором повторяли:

– Вечно чти бога своего Святовита! И вся толпа громко и дружно вторила зову верховного жреца:

– Вечно поклоняйся богу своему Святовиту! И соплеменники так же горячо повторили и эти его слова.

– Жертвуй для своего бога Святовита!
– изрёк Бэрин последнюю, самую важную заповедь и, остановившись, добавил: - Да вознаградит вас Святовит за это успехами на море и на суше.

И толпа обрадованно подхватила:

– Да вознаградит нас Святовит за это успехами на море и на суше!

Люди с усердием кланялись Святовиту и, выполнив весь ритуал, неспешно покидали храм…

А на священной поляне на кострах уже жарилось сочное мясо, и возле каждого парасита стояла объёмистая бочка с хмельным напитком…

Сгущались сумерки, и начинался тот знаменитый мужской пир, на котором прославлялось мужество и отвага рарогов и укреплялся боевой дух этих славных потомков венетов и кельтов…

Старый Верцин умел не пьянеть. Он с вниманием слушал своих развеселившихся военачальников и жрецов, восседавших в центре поляны на медвежьих шкурах. Наконец он решил, что пора раздать награды, иначе захмелевшие победители не оценят его щедрости, Вождь поднял руку, привлекая к себе внимание, и торжественно сказал:

– Бэрину за победу над Истрием дарю двадцать наложниц!

Все хором загалдели:

– Ура! Вот это дар!

Бэрин в ужасе схватился за голову, чем вызвал дикий хохот даже у вождя.

– Бэрин, тебе придётся подзанять сил на красавиц у Святовита!
– кричал ему Рюрик.

– Юббе! Тебе дарю таких наложниц, из-за которых позабудешь своих фризских соблазнительниц!
– продолжал Верцин.

Смех грянул с новой силой, так как хромающий Юббе продемонстрировал, что он будет делать со своими новыми наложницами.

– Аскольду с Диром я дарю по пять наложниц!
– прокричал Верцин, вытирая слезы, выступившие у него от смеха.

– Мало!
– кричали в ответ знатные волохи.

– У вас уже есть пленницы!
– пригрозил им пальцем вождь.
– Оставьте женщин и для наших воинов, - полушутя-полусерьёзно потребовал он.

Аскольд с Диром снова и снова брались за кубки.

– Дагар и Гюрги!
– зычно выкрикнул Верцин, покрывая общий хохот.
– И вам дарю по пять наложниц! Гюрги склонил голову в знак благодарности. И тут вождь поймал испытующий взгляд, который бросил юный князь на Дагара.

– Рюрик!
– властно обратился вождь к князю.

– Мне хватит моих жён… - отмахнулся рикс, прячась от проницательного взгляда любимого вождя.

– Тебе что, не по нраву пленницы?
– перебил его вождь.

– Больно костлявы, - пьяно захохотал Рюрик и добавил: - Мои наложницы лучше!..

* * *

Хмельному князю дозволено идти после бурного веселья только к наложницам, многочисленное потомство от которых его наследниками не считалось. Но нынче Рюрик, как никогда прежде, захотел увидеть свою первую жену, свою пламенную Руц. Натыкаясь в темноте на какие-то предметы, проклиная узость переходов и коридоров своего вытянутого в длину дома, он наконец нащупал дверь, за которой находилась уютная одрина его ладушки.

– Руцина, - язык князя заплетался, - это я. Ты спишь?
– спросил он, широко распахивая дверь. Руцина спала, разметавшись на постели.

– Руцина, - простонал Рюрик, угадывая под меховым покрывалом тело жены.
– Как ты можешь спать, когда я так стосковался по тебе?
– Он рванул покрывало с жены.

Руцина проснулась, откинула длинные рыжие волосы с лица, но испуга на её лице не было.

– Рюрик?
– удивлённо переспросила она саму себя, а руки уже потянулись навстречу любимому.

Князь сбросил с себя одежду и рухнул на кровать, душа Руцину в объятиях и крепко целуя в губы.

– Ты… пьян?
– прошептала Руцина. Голос её был тёплый, ласковый, счастливый. Ей не верилось, что она снова в его объятиях, что снова в её губы впиваются жадные губы молодого, горячего князя рарогов.
– Ты пьян, да?
– смеясь, спросила она.

Он не ответил. Он лихорадочно целовал и ласкал это красивое стройное тело, изнемогая от желания.

И Руцина уступила ему, радуясь счастью, выпавшему и на её долю в эту победную Святовитову ночь…

Проснувшись к полудню следующего дня, оба не спешили вставать.

– Ты возмужал, мой повелитель.
– Руцина губами дотронулась до шрама на правом плече мужа.
– А это откуда, когда ты был ранен?

Князь не ответил на её последний вопрос, но глаза его на минуту потеплели. Он положил руку на грудь своей возлюбленной, рассмеялся и спрятал лицо в её волосах.

Руцина не отстранялась от ласк, но вдруг брови её нахмурились. Князь почувствовал перемену в её настроении.

– Что?
– недовольно спросил он.
– Что-нибудь случилось? Больна маленькая Рюриковна?

– Нет, мой дорогой, - поцеловав мужа, ответила Руцина и встала с ложа. Она прикинулась крайне озабоченной, ибо ей нужно было, чтобы Рюрик, её князь-малыш, понял, как важно то, что она сейчас ему скажет.

– Не тяни, Руц, - хмуро попросил он, сбросив с разгорячённого тела меховое покрывало.
– Ты же знаешь, я терпеть не могу недомолвок.

– Тогда… - она потянулась к лавке и взяла брошенное на неё любимое серое полотняное платье с красной вышивкой на груди, - тогда выслушай меня и не сердись.
– Руцина быстро нырнула в платье.

Рюрик поморщился: ему не хотелось видеть Руцину одетой.

– Сними с себя эту тряпку: мы так редко видимся, - хмуро пояснил он, вскочив с постели в мгновение ока, и снял с жены платье.

– Нет, нынче ты невыносим, - смеясь и слабо сопротивляясь, ответила Руцина, уже лёжа в постели.

Рюрик ничего не ответил ей, а только жадно целовал, горячо и нежно ласкал любимое тело…

– Слава Христу! Ты наконец-то насытился, - счастливо улыбаясь мужу, устало проговорила Руцина.

Солнце, наверное, ушло на запад-Рюрик тяжело приподнял голову, с любопытством заглядывая в глаза жены.

Она отвернулась, тряхнула копной рыжих волос и попробовала встать, но Рюрик так крепко обнял её, словно пригвоздил к постели, и хрипло потребовал:

– Ну-ка, повтори, моя дорогая, кого это ты сейчас славила?

Руцина повернулась под тяжёлой рукой мужа лицом к нему, смело глянула в его глаза и чётко сказала:

– Христа, бога иудейской бедноты!

– Та-ак, - протянул Рюрик и привстал, опершись на локоть, чтобы удобнее было наблюдать за женой.

"Значит, Верцин был прав, - угрюмо подумал князь, - предупредив меня о беседах миссионеров с моими жёнами… Руцина уже передо мной выступает в роли миссионерки. И она мне покоя не даст, я-то её хорошо знаю… Закусила удила. Вон как неотрывно следит за выражением моего лица, думает, с чего начать", - размышлял про себя Рюрик, глядя на выжидательную позу жены.