Рюрикович 5

По Руси пошло мощное движение против татар, которое изгоняло их отовсюду, откуда могло. Мурзы бежали прочь, стоило только увидеть зарево пожаров. Слухи о бое на Красной площади донеслись до дальних рубежей. Это так вдохновило людей, что они откидывали прочь страх и мчались навстречу смерти без страха и сомнений. Меня считали избранником Божьим за то, что я победил «повелительницу мертвых».

И вместе с тем я всё-таки ввёл опричнину. Пусть это и требовало волевого решения, но я увидел, что ни один из княжеских и боярских стрельцов не присоединился к общему бою. Все ждали команд своих повелителей, а те… А те трусливо решили переждать и посмотреть — что дальше будет.

Мне такие помощники на хрен не упали, поэтому я и решил временно разделить государство на своё властвование и на волю этих мерзопакостных князьков. Посмотрим, как они между собой перегрызутся. То против меня зубы точили, а теперь пусть попробуют свою «благородную» кровушку на вкус!

Для сохранения единства русского народа я оставил власть самодержца в одних руках, одновременно предоставив свободную зону воли тем, кто жаждет свободы действий, но презрел долг службы Отечеству.

Пусть теперь они грызутся меж собой, затеют свою грязную возню, пусть наконец осознают, что всякое сопротивление единой силе ведёт к краху и разрушению. Оборонившись от собственного страха, они вскоре ощутят горький привкус своих амбиций, той гордости, ради которой они предавали страну.

Вот взять Казань, сердце продавшегося Бездне человечества, а потом и с самой Бездной можно будет разобраться. Изгнать её из этого мира, а потом, может быть, и вообще уничтожить во Вселенной!

Без своих сподручных она стала гораздо слабее! Пока наберёт новых, да пока обучит — время играло на моей стороне!

Но сперва — Казань!

Всего в шестидесяти километрах, но казалось, что до неё ещё ехать и ехать. За час на машине можно добраться. Правда, придётся ехать по ухабам и буеракам, потому что от нормальной дороги осталось только одно название. Весь асфальт был испещрён выбоинами и ямами от взрывов.

Били как наши орудия, так и казанские. Куча техники и людей сгорела на подходах к этому городу. А уж сколько монстров из Омутов полегло на расстоянии между Свиягой и Казанью — не перечесть!

Беспилотники реяли быстрыми соколами, подмечая всё на пути. Казанские беспилотный били по нашим, наши били по казанским. Казалось, что звуки выстрелов и взрывов не утихнут никогда…

Я сидел в кабинете возле стола с картами Казани и смотрел на сердце Казанского ханства. Совсем скоро я дам команду, и войска ринутся на приступ. В дверь постучали.

— Ну кто там ещё? — окрикнул я.

Вошёл Годунов, поклонился:

— Иван Васильевич, тут к вам это…

Сказал и замялся, как будто подбирая слова. Я сурово взглянул на него. Он чуть отшатнулся назад, но выдержал взгляд.

— Я «это» не вызывал, — буркнул я в ответ. — Мне и без «этого» головняка хватает!

— Шутить изволите, Ваше Величество, — слабо улыбнулся Годунов. — Нет, я не про «это», я про посланцев к вам зашёл поговорить.

— Про каких посланцев? — нахмурился я.

Брови привычно сошлись на переносице. Я поймал себя на мысли, что для меня это стало уже не в новинку, а как бы уже по традиции. И вроде как прозвище «Грозный» оправдывало, и с нахмуренными бровями ко мне с пустяковыми вопросами лезть побаивались.

И когда же я начал входить в это вечно хмурое состояние? Когда ко мне полезли с жалобами на опричнину бояре? Хм… может быть. Но как же быть иначе?

— От казанцев к вам прибыл мулла Кул Шариф с тюменским князем Бибарсом Ростовым. Вроде как переговорщики! — ещё раз поклонился Борис.

Я вздохнул. Переговорщики… Зачем они прибыли? Хотят, чтобы мы отступили? Чтобы сохранили жизнь как им, так и Сахиб-Гирею, который продал душу Бездне?

Засылают переговорщиков, когда понимают, что кабзда пришла капитальная. Что помощи ждать неоткуда, что даже крымский хан отвернулся от братца, погрузившись в бойню с астраханцами. Ну что же, можно и послушать переговорщиков. Посмотрим, что они предложат…

— Проси, — пожал я плечами. — И это… Организуй чего-нибудь на зуб кинуть, а то посланцы может оголодали с дороги…

— Будет сделано, царь-батюшка! — тут же кивнул Годунов и умчался исполнять приказ.

Я снова вздохнул. Вот и для него я стал царём-батюшкой. А ведь совсем недавно был другом и товарищем по учёбе. Как же всё-таки меняет отношение власть! Не пресмыкался, конечно, но чувствовалась совсем иная позиция.

В комнату вошли «переговорщики»

Два посла предстали передо мной. Один — высокий худощавый мужчина в разноцветном халате, украшенном золотыми узорами, бородатый, с острым, внимательным взглядом, похожий скорее на опытного дипломата, нежели на простого духовного наставника. Другой — приземистый крепыш с короткими волосами, одетый в дорогой костюм, со своими манерами держаться выглядел как настоящий представитель знатного рода.

— Приветствую вас, гости дорогие, — проговорил я, стараясь скрыть недовольство и усталость. — Садитесь, поговорим о ваших делах.

Я специально выделил слово «ваших», чтобы дать понять — меня в самой меньшей степени интересует их присутствие. Это они — просители. Они прибыли ко мне в качестве разговаривающих голов. Не я к ним на поклон и со связанными руками, а они.

Пусть их руки не связаны реально, физически, но фигурально они в одной связке. И это им от меня что-то нужно, а не мне от них.

Они скромно поклонились и расположились напротив стола, положив ладони на колени. Годунов сел у стены, рядом с ним устроился Ермак и принял смиренное выражение лица. Но тем не менее, руку с пистолета снимать не стал.

— Итак, зачем пришли вы сюда, уважаемые? Может, хотите выразить покорность или попросить от всего казанского ханства прощения за содеянное? — мягко спросил я, наблюдая за реакцией гостей.

— Мы знаем, ваше величество, что война приносит горе и страдания многим людям, — заговорил мулла, мягким голосом с лёгкой восточной мелодичностью. — Мы хотим предложить перемирие, прекращение войны. Давайте прекратим проливать кровь мирных жителей? Пусть воины вернутся к своим семьям…

Я внимательно слушал его речь, подмечая небольшие изменения в выражениях лиц обоих собеседников. Конечно, понятно, почему они появились именно сейчас. Казанцы поняли, что сопротивляться бессмысленно, и хотят избежать поражения любой ценой. Только доверия к ним никакого нет, особенно после случая с Сахиб-Гиреем.

Раньше тоже просили мира, и мы шли навстречу, верили им, а они… вырезали всех московских ставленников и снова напали. Так что вряд ли на сей раз это прокатит.

— Мир хорош, но только не таким способом, каким предлагаете вы, — ответил я твёрдо. — Кто даст гарантию, что вы исполните условия мира и не нарушите договоренность? Как доказать вашу искренность? У нас русских есть пословица: «Обжегшийся на молоке дует на воду». А я не хочу ни обжигаться, ни дуть.