Рюрикович 5

— Иван! Ваня!

Марфа схватила меня за лицо, её пальцы были ледяными от страха. В полумраке её глаза блеснули, как две вечерние звезды.

— Держись! — прошептала она, быстро наклоняясь к ране.

Я почувствовал, как её губы коснулись прокола на моём плече — не поцелуй, а скорее… заклинание. Из глубины её груди вырвалось странное, гортанное слово, и тут же по моей коже пробежали мурашки.

Домовичка зашипела где-то в углу:

— Ах ты ведьмина дочь! Прочь от него! Оставь его мне!

Марфа не отреагировала. Она прижала ладонь к моей ране, вскрикнула, и вдруг по комнате разлился странный запах — смесь полыни и жжёного сахара. Боль начала отступать, уходить, как вода в песок.

— Вставай, — прошептала Марфа. — Она ещё здесь. А я не смогу тебя защитить сейчас…

Я поднялся, шатаясь, одной рукой опираясь о протянутую ладонь, другой сжимая нож. Тьма в углу шевелилась, как живая.

— Ну что, Патриарх? — я кашлянул, чувствуя, как яд ещё пульсирует в венах. — Не вышло.

Из темноты раздался смешок — словно кто-то провёл ногтями по стеклу.

— Ой, Ванюша, да я ведь только разогреваюсь…

Тень метнулась вперёд — прямо к Марфе.

Я не думал. Просто бросился между ними, подняв нож.

Лезвие встретилось с чем-то твёрдым — раздался визг, будто резанули по железу. Домовичка отскочила, держась за руку. Чёрная жидкость капала из пореза на её лапе. Это уже была не рука, а похожая на куриную морщинистая лапа.

— Ах ты… — ставшая похожей на древнюю старуху домовичка оскалилась, и теперь её рот растянулся до ушей, полный игольчатых зубов. — Ну ладно. Ты немного оттянул свой конец. Но помни — я везде. В каждой щели. В каждом зеркале. В каждом твоём кошмаре. И я всё равно тебя заберу, как забрала жизнь твоего друга.

В этот момент Владимир дернулся и кашлянул.

— Да вот хрен ты чего забрала. Марфа, пригляди за Владимиром, а я тут пока разговоры поразговариваю… — хмыкнул я, накидывая усиленную Кольчугу Души.

Пусть один слой эта тварь и пробила, но вот пять вряд ли сможет проколоть.

Она прыгнула назад, в тень — и растворилась! Тень быстро метнулась к окну, выметнувшись наружу.

Последнее, что мы услышали, был её шёпот:

— Я жду тебя на Красной площади. Выходи, если твои подданые тебе дороги, царёк!

Лампы вспыхнули сами собой. Они мерцающим светом обрисовали тело Владимира.

— Он живой, но… пульс слабый. Я не знаю, но попробую…

Марфа дрожала, сидя возле Владимира. Я обнял её, чувствуя, как её сердце колотится, как птица в клетке.

— Ты… ты как так? — спросил я. — Как узнала про мою рану?

Она покачала головой:

— Моя бабка… она учила меня таким штукам. На случай отравления… вот, помогло.

Я посмотрел на рану на своём плече — она была уже почти затянута, только синеватая тень осталась. Пустяки. Вообще не мешает. Но Марфа немало сил отдала. И сейчас тоже отдавала, вон как из её ладоней серебристый свет струится, заливаясь в рану Владимира.

— Эй, лекарей сюда! Срочно! — рявкнул я в сторону дверей.

За дверьми тут же послышался топот убегающих ног. А вот со стороны Красной площади донёсся дикий женский визг.

— Что это, война в Москву пришла? — прошептала Марфа.

Я посмотрел в окно, где первые звёзды уже зажигались на тёмном небе.

— Нет, — ответил я. — Охота началась. Никуда отсюда не выходи! Слышишь? Никуда!

— Я никуда не пойду, но… Будь осторожен, Ваня, — прошептала Марфа.

Мне оставалось только кивнуть в ответ. А что я ещё мог сделать? Пообещать, что эту заразу сейчас насажу на кукан и быстренько вернусь к ужину? Вряд ли кто в это поверит. Да и я сам в это не верю — похоже, что сейчас бой состоится не шуточный.

Это всё я думал, пока сбегал вниз по лестнице и торопился к Красной площади. По пути пару раз позвал Тычимбу, но как и раньше мой боевой товарищ не отзывался. Молчал и никак не проявлял себя, как будто дал обет молчания.

— За мной! — кричал я всем, кто попадался на пути с оружием в руках. — За мной! Готовьтесь стрелять по приказу! Армию на Красную площадь! Живо!

Ко мне вскоре присоединился выпрыгнувший прямо из окна Ермак. Он без слов запоясался, на бегу проверил свои браслеты. За нашими спинами раздался крик Годунова:

— Ваше Величество, подождите!

Но ждать было некогда. Со стороны Красной площади раздавались крики ужаса. Там началась был стрельба, но быстро стихла, уступив место стонам и вскрикам.

Глава 20

Когда мы выскочили за ворота, то за спиной кто-то охнул. И было от чего — Красная площадь действительно стала красной. Красной от крови, а не от своего раннего названия, синонима слова «красивая».

Сейчас она стала как раз не красивой, а ужасной! Мелькающая то тут, то там домовичка изощрённо убивала горожан и гостей столицы. Вот она оказалась возле пожилого мужчины и взмахнула лапой. Острые когти распороли воздух, а потом также легко прошли сквозь человеческую плоть, словно не встретив никакого сопротивления.

Мужчина скривился на миг, словно от внезапного приступа изжоги, а потом с этим же застывшим выражением лица начал клониться влево. Ещё пара мгновений и вот половинка тела уже упала на брусчатку. Магматическая порода габбро, из которой сделана брусчатка, тут же окрасилась в красный цвет.

А домовичка растворилась в воздухе, оставив после себя темно-фиолетовые завихрения дыма, и оказалась возле другого человека. Тот только успел поднять руки, как его сердце перестало биться, вырванное безжалостными лапами. Бесформенный кусок плоти шмякнулся на брусчатку гораздо раньше его обладателя.

Красную площадь с трёх сторон окружила высоченная стена из брусчатки, а с четвёртой стороны возвышалась кремлёвская стена. ГУМ, Воскресенские ворота, Исторический музей, всё оказалось неприступным. На площади остались только собор Василия Блаженного, в который и устремились оставшиеся в живых люди.

— Да что же это за хрень-то такая? — только и вымолвил Ермак.

— Эта тварь полтыщи лет во дворце обитала! — буркнул я. — Последний Патриарх, любимица Бездны…

— А у Бездны есть любимицы? — воскликнул Ермак.

— Хрен его знает. Но если эта так долго протянула, то явно такая. Ребята, работаем! — выкрикнул я и бросился в ту сторону, куда метнулась лёгкая тень домовички.

За моей спиной раздались выстрелы. Одна из бегущих женщин взмахнула руками, на её спине расцвел огромный алый мак.

— Прекратить стрельбу! — гаркнул я. — Вы же своих убиваете!

Но мои слова были услышаны лишь наполовину. Кто-то снова нажал на курок, и очередная жертва рухнула наземь, осыпав булыжники красными каплями крови.