Рыжик

Аккуратно задвинул ящик.

Жестом фокусника извлёк из крышки вилку с ножичком и аккуратно разложил по салфеткам: слева - вилку, справа - ножик.

Выдвинул ящик.

Достал ещё салфетку и ровненько заправил на место галстука.

Аккуратно задвинул ящик.

Ровненько по центру установил дно коробочки.

Взял вилку левой рукой, ножик - правой.

И, наконец, замер с видом хирурга перед операцией.

Люда опомнилась, что приоткрыв рот наблюдает за этим завораживающим действом. Она смущённо отвела взгляд... и покраснела, потому что пока она смотрела спектакль "Сервировка по-геологически", все остальные наслаждались картиной "Звдкля [прим.
– "откуда"] ти, подоляночко?". Олежка даже подмигнул ей, а Екатерина Львовна успела укоризненно на него глянуть, но тут конец представлению объявил Владимир Иваныч.

– Так-с, перекусим, - в предвкушении потёр он руки.

Девочки в унисон поскучнели.

– Ну, мы пока в столовку сгоняем...
– начала приподыматься Люда, но уйти ей не дали.

– Куда?!
– возмутилась Екатерина Львовна.

– Де-е-евочки...
– укорил Владимир Иваныч и приглашающе развёл руками.

– Щас всё будет!
– бодро подскочил Олежка.

Не успели они оглянуться, как у каждой появилась личная кружка, бутерброд и по горке печенюжек к чаю. А ещё через минут пять появился и сам чай.

– Спасибо, - только и смогла выговорить Люда, слегка пришибленная напором гостеприимства. На что Екатерина Львовна только рукой махнула. А вот Владимир Иваныч...

– Это что...
– заявил он благодушно.
– Вот однажды у нас в поле...
– И замолчал, как бы ожидая приглашения.

– Ну расскажи, расскажи...
– усмехнулась его театральной паузе Екатерина Львовна.

– Ну вот... Готовили мы на съёмке выкидной маршрут. Как всегда собираем самое необходимое - палатку, котелки... А наши женщины, от большой заботы, всё подкладывают и подкладывают! "Ну куда, - говорю, - это всё!" А они отвечают: "Пригодится", и дальше пакуют. "Ну что, пригодится? Фарфоровый чайничек, да? У костра чаёк гонять? Или вот - вилки зачем-то"... И тут наш Валера - такой всегда молчаливый, спокойный, слова не вытянешь - вдруг "просыпается" и так озабоченно восклицает: "Да-а-а! Вилок не на-а-адо! Вилкой много не зачерпнё-о-ошь"... С тех пор на стене нашей столовой красовались полевые мудрости: от нашей самой старшей сотрудницы - "Чёрт знает! Аппетита нет, а жрать хочется", а от самого младшего - "Вилок не надо! Вилкой много не зачерпнёшь!"...

– Ы-ы-ы, - изобразила Люда разочарование, - а почему здесь не висят?

– Ну так... То ж - ПОЛЕ!

– Подальше от начальства, поближе к геологии!

– И вообще, здесь своих артефактов хватает, - Владимир Иваныч хитро глянул на Люду и многозначительно подмигнул Екатерине Львовне.

– Да уж, сюрприз, - серьёзно кивнула ему Екатерина Львовна и насмешливо глянула на Люду.
– Магия, однако!

От этих намёков Людын мозг буксанул и завис в положении "недостаток данных".

– Вот знаете, Людочка, за каким столом вы сидите?

"Деревянным!.." - вставил внутренний голос, но Люда его почти не слышала.

– О-о-о! Это знаменитый стол!
– поддержал Владимир Иваныч.

"...Участник войны, заслуженный геолог, первооткрыватель более чем двадцати месторождений полезных..."

– За этим столом сидел наш знаменитый геологический бард - Горощенко! Может слышали: "Высокие плато", "Прощай, Тянь-Шань", "Северо-западный ветер"...

– "Северо-западный ветер"?!
– пискнула Люда от избытка чувств.
– Это его?! За этим столом?!.. Ммм... мама дорогая!

– Ну, вижу, что знаете...

– Канешна знаю!
– нетерпеливо перебила Люда.
– Юлька! Помнишь, я на практике пела:

"Северо-западный ветер.

Тучи, сплошные тучи.

Небо дождём сочится,

словно душа мольбой.

Северо-западный ветер,

злой, как несчастный случай.

Если со мной, то ладно.

Плохо, если с тобой"...

– Это его?!
– в свою очередь подскочила Юлька.
– Ни чё себе, номера! Ну ты, Люськин, даёшь!

– Я. Никому. Ничего...

– Девочки, а давайте ещё по бутербродику?..

После работы Олежка вызвался проводить их до общаги... Это было и хорошо, и плохо. Хорошо было Юльке, которую всю неблизкую дорогу забавляли анекдотами, а плохо - Люде, которой пришлось довеском плетись за балакучей парочкой. Юлька хихикала, томно опуская глазки, а Люда изнывала от ревнивой зависти.

Хотя она старательно не подавала виду, но что-то её всё же выдало - то ли опасно сузившиеся глаза, то ли заупокойное молчание, - но в общаге Юлька пошла "к знакомым девочкам" и пропала на весь вечер. Люда потынялась туда-сюда по комнате и, наконец, её неупокоенный взгляд упёрся в гору немытой посуды на столе. Посуду должна была мыть Юлька...

"Не буду мыть!
– притихшая было обида воспряла с новой силой.
– И нехай валяется хоть до завтра... хоть неделю... Не буду - и всё! Пусть сама моет, гуляка. Сколько можно вообще!.."

...Её собственная миска, с утра ещё такая чистая и сияющая, грустно "смотрела" жирным заляпанным боком, как бы говоря: "А я чем виновата?".

Люда отвернулась, вернулась обратно, снова попытала уйти, но не выдержала угрызений совести за судьбу "бессловесной твари" и потянула миску из кучи: "Ну ладно, свою, так и быть, помою..."

"А мы чем виноваты?" - с надеждой "посмотрели" на неё все оставшиеся миски-кастрюльки. Люда тяжко вздохнула и стала собирать "кучу-малу" - нести в умывальник.

В результате, она перемыла всё. Это было, конечно, неправильно, но горка чистой посуды так благодарно блестела ей со стола, что обида сама собой улетучилась. Люда ещё посидела-посидела... и решительно полезла под кровать, туда, где лежала ещё нераспакованная, глубоко зарытая в шмотки и сумки, старая гитара. Настраивать "подругу дней своих суровых" пришлось долго - та всё "дулась" за долгое отсутствие внимания и никак не хотела попадать в лад. Наконец, Люда её "уломала", зверски брякнула пару аккордов и задумалась. Настроение было лирическое: хотелось то ли любви - большой и чистой... то ли убить-зарезать кого... И руки сами собой проиграли известный бодренький мотив:

"При-хо-дит время,

С юга птицы прилетаю,

Снеговые горы тают,

И не до сна!

При-хо-дит..."

Скрипнула дверь и в проёме показалась Юлькина голова.

– О! Люскин за гитару взялась...
– Но пока Люда решала запустить в неё тапочком или просто презрительно оттопырить губу, та уже ввинтилась в комнату, плюхнулась рядом на кровать и немедленно заскулёжничала: - Сыграй-сыграй-сыграй... ну?!
– и даже начала трясти за локоть, как будто так, в условиях, максимально приближённых к экстремальным, играть удобней.
– Миклуху-Миклуху-Миклуху...

– ...Маклая?
– закончила Люда.

– Ага, ага!..
– подруга отпустила локоть и так вся приготовилась, что Люда прыснула со смеху.

– Ну слушай...
– обижаться на Юльку было себе дороже.
– Из дневника Миклухо-Маклая! Песня о перевоспитании людоедов! Исполняется впервые...
– буркнула Люда напоследок и начала:

"При-хо-дит пле-емя...

Словно птицы налета-ают,

Словно волки набега-ают,

И! Не! До! Сна!

При-хо-дит пле-емя...

Люди головы теря-ают,