С любовью, Луков
Шрифт:
Иван скорчил физиономию, и мне подумалось, что он хотел было пошутить, но решил оставить свое высказывание при себе.
— А ты хотела, чтобы они показали больше? — вместо шуток спросил этот идиот.
Я моргнула.
— Кстати, в рейтинге «не рекомендовано детям до тринадцати»29, это лучшее, что я видел, — сказал он. — Никто, кроме фотографа и технического персонала, не увидит... остального.
Ну и кроме него, ага.
Я никогда не стыдилась своего тела. Может быть, у меня и был лишний вес, даже при подготовке к соревнованиям, однако
Однако все ещё оставались сомнения по поводу того, чтобы предстать перед этим придурком голой, независимо от разговора, который состоялся несколько недель назад с тренером Ли, когда та озвучила мне идею съемки.
— Мам, разве ты не собираешься запретить ей сниматься голой? — спросил мой брат.
— С чего бы мне это делать? — мама приподняла бровь и сделала глоток из огромного бокала с вином, который вытащила из ниоткуда, словно волшебник.
— Потому что... — ДжоДжо пожал плечами, — твоя дочь предстанет обнаженной на обложке журнала, и миллионы людей увидят ее в чем мать родила.
— И что? — прозвучал ответ, который меня совершенно не удивил. Несмотря на растяжки и кожу шестидесятилетней женщины, мама продолжала носить бикини. — В чем проблема?
ДжоДжо скользнул темно-карими глазами из стороны в сторону, прежде чем ответить:
— Ну, она же будет голой.
Мама прищурилась, а я задумалась о том, насколько прав мой брат.
— А ты, что, никогда не раздеваешься?
Джонатан застонал, откинувшись спиной на стул.
— Раздеваюсь, но не для того, чтобы миллионы людей дрочили на мои фото!
Слова брата заставили меня замереть.
И я представила, что бы случилось, если бы «миллионы людей» увидели меня голой.
Твою мать!
Блядь, блядь, блядь.
— Хочешь сказать, что с телом твоей сестры что-то не так?
— Нет, это не то, что я пытаюсь объяснить.
— Если бы Себастьян участвовал в фотосессии, ты бы тоже стал такое утверждать? — спросила моя мать, сделав еще один глоток вина. Или пять. Я перестала считать, потому что все еще обдумывала слова Джонатана, рассуждая о том, насколько сильно мне не хотелось, чтобы «некоторые люди» лицезрели мое обнаженное тело.
«Ты уже согласилась», напомнила я себе. И раз уж согласилась, то что оставалось делать? Перестать жить своей жизнью из-за каких-то мудаков?
Нет. Пусть мне и хотелось пойти на попятную.
Я все же не могла так поступить. Поэтому решила оставить свои размышления на потом. Мне не нужно было, чтобы кто-то из членов семьи заметил по выражению моего лица, что меня что-то гнетет. Не стоило выдавать свои секреты.
ДжоДжо вздохнул, затем пробормотал:
— Нет.
На что мама подмигнула.
— Тогда не будь лицемером или сексистом. Человеческое тело — это естественно. Там же не будет сексуального подтекста… да, Иван?
Луков ударил своим коленом по моей ноге и выкрутился.
— Нет, мэм. Это для искусства.
—
Видишь, Джонатан? Это для искусства. Вспомни, например, скульптуру Давида. Или Венеры Милосской — она ведь тоже практически голая. В молодости у меня был парень-художник. Я позировала ему пару раз. Голой, ДжоДжо, — улыбнулась она. — Ты считаешь, твоя сестра не так хороша, как Иван? Думаешь, она не заслуживает…— Боже. Прости, — торопливо перебил Джонатан, качая головой, как будто, наконец, вспомнил, с кем, черт возьми, он разговаривал. — Я не должен был ничего говорить.
— Жасмин — красивая сильная женщина, которая сделала то, чего не могут миллионы других людей. Ее тело отточено, благодаря многочасовым практикам. Ей нечего стыдиться. У нас у всех есть грудь. Я кормила тебя ею, и ты не жаловался.
Уже на половине маминой тирады ДжоДжо начал быстро мотать головой, как бы пытаясь сказать «о, нет, пожалуйста, только не это». Но он сам нарвался.
— Прости за мои слова. Мне жаль. Давай притворимся, что я ничего не говорил, — пробормотал он.
— Здесь нечего стыдиться…
— Мам, ну я же уже извинился.
Иван ногой снова задел меня, но я была слишком занята, пытаясь не рассмеяться над выражением лица ДжоДжо.
Наша мать продолжала гнуть свою линию.
— Женская грудь — это естественно…
— Знаю, мам, знаю. Я уважаю женщин. И ничего не имею против женской груди. Мне просто не хочется, чтобы она мелькала перед моим носом.
— Она олицетворяет женственность, красоту…
Мне показалось, что Джонатан начал задыхаться.
— Мама, пожалуйста…
— Только недалекие идиоты считают, что раз у женщин есть вагина и грудь, то они — слабый пол...
— Ты точно не слабая. Ни одна из вас, клянусь.
— Знаешь, каково это…
Иван в очередной раз ткнул своей ногой мою, и я не смогла удержаться от того, чтобы не повернуться к нему лицом, сжимая губы, лишь бы не рассмеяться. Ледяные серо-голубые глаза встретились с моими, и было очевидно, что парень также пытался сдержать смех. Особенно после того, как моя мать продолжила отчитывать брата.
— Женщины сплотились и долго боролись за независимость, чтобы твоя мать и сестры не считались собственностью своих мужей, — в конце концов, мама вернулась к предыдущему разговору. — Если твоя сестра решила показать данное Богом тело, то это ее право. И я не собираюсь ее останавливать. Ни я, ни ты, и никто другой.
Затем она указала на ДжоДжо вилкой и покачала головой.
— Я тебя такому не учила, Джонатан Арвин.
Я чуть не упустила момент, когда она произнесла его второе имя.
Брат, замерев, продолжал сидеть с опущенной головой, когда простонал:
— Ты права. Мне очень жаль. Прости меня.
Мама ухмыльнулась и подмигнула мне. И я рассмеялась.
— Знаете, о чем я подумала? Если что, мы скупим весь тираж, и тогда точно не останется непроданных журналов. Я оформлю его в рамку и поставлю на каминную полку.
Вряд ли мы бы это потянули, но я решила промолчать.
Аарон усмехнулся.
— Скорее всего трудностей с продажами не будет. Обычно их раскупают за короткий срок.