С ними по-хорошему нельзя
Шрифт:
– Конечно нет, - подтвердил Маккормик.
Слегка пошатываясь, он вернулся к своей винтовке и с первого выстрела уложил британца, который вздумал пройти по мосту ОТКоннела.
XXXIX
– Нам крышка, - прошептал Диллон.
Кэллехер не отвечал. Он нежно поглаживал свой пулемет, медленно остывающий после последней атаки.
Британцы собирались с новыми силами на штурм почты. Доносились лишь далекие и спорадические выстрелы.
– Ну как ты?
– спросил Диллон.
Кэллехер ответил:
– Никак.
Он похлопал пулемет:
– Мой
И добавил:
– Если не в этот раз, то уж в следующий - точно.
– Ну!
– воскликнул Диллон.
– За нашу родину я совсем не боюсь. Она будет существовать вечно, наша Эйр. Как и христианская эра. Я беспокоюсь за нас.
– Да. Только между нами: скоро с этим будет покончено.
– Ну и как ты?
– Рано или поздно это должно было случиться.
Диллон задумался.
– Может быть, выкрутимся...
– Нет, - сказал Кэллехер.
– Нет? Думаешь, нет?
– Нет. Думаю, нет.
– Почему?
– Погибнем все как один.
– Ты так считаешь?
– Но не сдадимся.
Диллон хрустнул пальцами.
– Корни, какой ты смелый.
Кэллехер встал и в задумчивости сделал несколько шагов по комнате.
– Интересно, что же все-таки произошло наверху?
– Наверху? Они сражались, как и мы.
– Я имел в виду девчонку.
– На это мне наплевать, - сказал Диллон и, подняв голову, спросил: - Так тебя это беспокоит?
Кэллехер не ответил.
– Вертихвостка, - продолжал Диллон.
– Как она нас достала. Наплачемся еще мы с ней. Со всеми женщинами так. Уж поверь мне, я-то их знаю. Ты еще слишком молод. А я за двадцать лет работы их хорошо изучил. Да, и еще. Мне будет жалко расставаться со своей работой, конечно не так, как с тобой. Все эти костюмы, я так все это любил. И платья, когда мода менялась. Да что там мода! А материал: шелк, кружева, гипюр с ирландским стежком...
Он встал, взял Кэллехера за плечо, прижался к нему.
– Знаешь, мне будет жалко с тобой расставаться.
И добавил:
– А ты на самом деле думаешь о той девице, что наверху?
Кэллехер высвободился из объятий Диллона, не резко, но решительно. И молча. После чего они услышали добродушный голос Гэллегера:
– Ну что, цыпочки, отношения выясняете? Каков ревнивец!
– Я этого все-таки не понимаю, - добавил Кэллинен.
– А вашего мнения никто не спрашивает, - ответил Диллон.
– Ну!
– ввернул Гэллегер.
– В нашей ситуации приходится мириться. Ничего не поделаешь.
– Мы пришли за ящиком с патронами и несколькими ящиками виски. Там еще осталось?
– спросил Кэллинен.
– Да, - ответил Кэллехер.
– Как настроение?
– спросил Кэллинен.
– Боевое?
– Нам крышка, нет?
Это уже спросил Диллон.
– Погибнем все до одного, - объявил Гэллегер с такой радостной легкостью, что у портного стало тяжело на сердце.
– Что такое, Мэт?
– спросил у него Кэллинен.
– Ты же не струсишь, правда?
– Вот еще.
Гэллегер и Кэллинен обменялись взглядами, пожали плечами и отправились на импровизированный
склад.– Все-таки здорово, что мы зафигачили трупняки в воду, - сказал Гэллегер.
– С той самой минуты я себя чувствую так легко; никаких душевных заморочек.
– Внимание!
– воскликнул Кэллехер, который не отрывал глаз от амбразуры.
Остальные сразу же заткнулись - тюкнулись на дно хрустальной, до звона, тишины.
– Вон они!
– продолжал Кэллехер.
– С белым флагом. А сзади идет офицер...
– Значит, британцы намерены сдаться?
– спросил Гэллегер.
XL
Маунткэттен застал Картрайта склоненным над депешами.
– Все складывается как нельзя лучше, - сказал командор.
– По-моему, восстание захлебнулось. Все объекты, захваченные мятежниками, освобождены. Все или почти все. Я сейчас как раз делаю сверку. Мне кажется, что все. Фор Кортс, вокзал на Амьен-стрит, Главпочтамт, вокзал Вестланд Роу, гостиница "Грэшем", хирургический колледж, пивная "Гиннес", вокзал на Харкурт-стрит, гостиница "Шелбурн" - все это мы заняли. Что остается? Дом моряков? Занят, согласно телеграмме 303-В-71. Бани на Таунсенд-стрит? (Надо же!) Заняты, согласно телеграмме 727-G-43. И так далее. И так далее. Генерал Максвелл славно потрудился и разобрался в ситуации энергично, оперативно, решительно, почти не проявив медлительности, столь характерной для нашей армии.
– Значит, нам не придется стрелять по ирландцам? Это хорошо. К чему зря переводить превосходные снаряды, которым не терпится упасть на гуннов?
– Я знаю вашу точку зрения на этот счет.
Вошел радист с новой телеграммой.
– Минуту. Я заканчиваю сверку.
Он закончил ее.
– Осталось лишь почтовое отделение на набережной Эден, - сказал Картрайт.
Он развернул телеграмму и прочел: "Приказываю бросить якорь у ОТКоннел-стрит".
– Придется зря переводить снаряды, - сказал Маунткэттен.
Командор Картрайт внезапно помрачнел.
XLI
Маккормик и ОТРурки вернулись. Кэллинен, Гэллегер, Диллон и Кэллехер, дождавшись их возвращения, вновь забаррикадировали дверь.
– Ну?
– спросил Диллон.
– Конечно же, они требуют, чтобы мы сдались. Они говорят, что мы остались последними. Восстание подавлено.
– Ложь, - сказал Гэллегер.
– Нет, думаю, что это правда.
– Я думал, что мы ни за что не сдадимся, - сказал Кэллехер.
– А кто говорит о том, чтобы сдаваться?
– сказал Маккормик.
– Только не я, - сказал Кэллехер.
– А на каких условиях?
– спросил Диллон.
– Ни на каких.
– Значит, они нас расстреляют?
– Если им вздумается.
– За кого они нас принимают?
– сказал Гэллегер.
Все задумались над этим вопросом, отчего на некоторое время воцарилась тишина.
– А как же англичанка?
– спросил вдруг Кэллехер.
– В любом случае придется от нее избавиться.
– В любом случае, - заметил Ларри ОТРурки, - если нас начнут размазывать по стенкам прямо здесь, мы не можем втянуть ее в подобную переделку.