С Петром в пути

— Я велю пригнать во дворец голов сто баранов и столько же телят, — объявил Карл однажды герцогу.

— А что с ними делать? — простодушно вопросил герцог.

— Как что? Посостязаемся, кто одним ударом сабли отсечёт барану голову, а потом прикажу зажарить сразу дюжину прямо во дворе, на углях.

— Вот будет потеха! — обрадовался Фридрих. — Давай!

В королевские покои согнали целое стадо. Мычание и блеяние зазвучали в залах, где ещё недавно гремела музыка и звучали изысканные речи и тосты. Наборный паркет запятнали лепёшки и катушки, камер-пажи не поспевали убирать.

Ристалище решено было осуществить в бальной зале — там было просторней. Кровавая потеха началась с неудачи: его величество король, сильно размахнувшись, снёс голову первому телёнку с одного маху, но при этом вогнал саблю так глубоко в паркет, что её с трудом удалось вытащить. Кровь жертвы обагрила парадную рубашку из белого шелка, так что пришлось переодеться. Королю предложили надеть фартук из кожи, какие надевают мясники, но он с гордостью отказался.

Фридрих оказался менее удачлив. Первому телёнку он вообще раскрошил череп. И лишь с третьего разу он угодил в шею. Всё вокруг было в крови и гноище. Сиятельным соревнователям пришлось несколько раз переодеваться. Ноги скользили по кровавому месиву, и король приказал подмыть паркет. Но вот конфуз: во дворце на нашлось нужного количества тряпок.

— Шторы долой! — повелел король.

Проворные слуги содрали тяжёлые бархатные шторы и набросили их на пол. Потеха продолжалась без помехи до той поры, когда бойцы сами изнемогли. Счёт был в пользу короля, и по этому поводу устроили великое пиршество с возлиянием.

На следующий день герцог потребовал реванша. Было забито пятьдесят четыре головы, но счёт в пользу короля не изменился. Герцог и король состязались ещё два дня. Бальную залу не успевали отмывать десятки слуг: кровь загустевала и становилась клейкой.

В последний день в залу ворвалась сестра короля Ульрика Элеонора. Ещё девочка, она отличалась буйным темпераментом и завидными для её возраста способностями. Глядя на сиятельную бойню, она заливалась слезами.

— Прекратите! — кричала она, топая ногами. — Вы убийцы, мясники! Вас надо судить!

Дружки смутились.

— Сестра, не мешайся. Мы ведь не мешаем тебе играть в куклы. У нас свои, мужские развлечения, — урезонивал её король.

— Я вас ненавижу! — выходила из себя девочка. — А ты недостоин звания короля, — обрушилась она на брата.

— Я слагаю с себя корону, — насмешливо произнёс Карл, — и возлагаю её на тебя...

Если бы он знал, что изрекает пророчество! Спустя десять лет он был убит во время осады норвежского города, носившего имя его названного брата и друга по утехам — Фредериксхалля. И корона Швеции была возложена на его сестру Ульрику Элеонору, ставшую мудрой государыней. Это при ней в Швеции была ограничена королевская власть, и она стала парламентским государством.

— Успокойся, сестрица, мы уходим. Мы станем развлекаться как-нибудь иначе. Я придумал. Напомним стокгольмцам, что у них есть король и что он вовсе не спит, а постоянно бодрствует.

Когда стемнело, королевская ватага — можно назвать её и бандой — вырвалась на конях в засыпающие улицы столицы. В окнах сияли огоньки свечей, горели канделябры. Обыватели творили вечернюю молитву, поминая добром ушедший день и славя день завтрашний, ещё сокрытый от них...

Как вдруг молитвенную тишину прервал звон разбитого стекла. Бенц-бенц-бенц — одно за другим вылетали оконные стёкла, иной раз вместе с рамами, мгновения тишины, и воздух снова взрывается звоном разбитых стёкол в соседнем доме. Люди в панике бросались к окнам. Порою им удавалось рассмотреть в заоконной мгле силуэт всадника, одного, другого, третьего, и острие шпаги, змейкой воткнувшееся в комнату...

Королевские забавы продолжались. Пакостники исхитрились, их воображение изобретало всё новые цели. Отчего бы, к примеру, не изломать и выкинуть наружу мебель в дворцовых покоях? Это так забавно, когда дождь обломков сыплется из окон...

Послышался ропот. Поначалу он был слаб, но затем усилился. Пасторы стали произносить проповеди на тему: «Горе стране, когда король её молод, а его придворные продажны...» Придворные меж тем пытались остановить бесчинного короля и герцога, но тщетно: король выталкивал их за дверь. В народе стали говорить, что герцог с умыслом развращает Карла для того, чтобы самому занять шведский престол за неимением наследника мужского пола.

Однажды, когда король только позёвывал в своей постели, раздумывая, чем ещё заняться предстоящим днём, в опочивальню неожиданно ворвалась его семидесятитрёхлетняя бабушка Доротея Августа и, сверкнув очами, произнесла:

— Долго ли ты будешь вести себя как последний разбойник?! Я сгораю от стыда, внучек. Ты не король, ты злодей!

Она долго распространялась на эту тему. Карл слушал её не перебивая. Похоже, он начинал испытывать угрызения совести, если нечто подобное совести у него имелось.

— Ты, наследник королей-рыцарей, ведёшь себя как последний негодяй — ещё и ещё раз повторю это. Я, старая женщина, вынуждена сгорать от стыда, когда мне ставят на вид твои бесчинства. Кого вы воспитали? — спрашивают меня. Короля могущественной державы? Достоин ли ваш внук этого звания? Нет, судя по его поступкам, это висельник, не более того. Опомнись наконец! Прогони этого шалопая Фридриха! Я не позволю выдать за него мою внучку, слышишь ты — не позволю. Пускай убирается восвояси! Встань наконец! Встань достойным королём Швеции.

Карл молчал пристыженный. Наконец он пробормотал:

— Прости меня, бабушка. Прости. С этого дня я, Карл Двенадцатый, повелитель Швеции. Готов загладить свои проступки. Я вёл себя недостойно. Я раскаиваюсь. Я становлюсь во главе войска и покажу недругам моей Швеции, что я достоин её славы.

— Дай-то бог, внучек, — и она порывистым движением обняла его и поцеловала. — Мне надлежит гордиться тобой, и я верю: ты прославишь своё имя.

Спустя неделю Карл назначил смотр королевской кавалерии. На поле Гродинген выстроились всадники на вороных, белых, гнедых, соловых — каждый полк на конях своей масти. Зрелище было великолепное, когда кавалеристы, горяча коней, неслись в атаку, рубя расставленные чучела. А потом, эскадрон за эскадроном, демонстрировали взятие препятствий, выездку, наконец,стрельбу в цель.

Карлу льстило, что маститые генералы, подъезжая к нему, приподымались на стременах и, салютуя обнажённой саблей, почтительно произносили: «Слуга вашего величества!» Ведь он, собственно говоря, в их глазах был ещё мальчишкой.

Ещё через неделю были назначены артиллерийские стрельбы. Шведская артиллерия издавна славилась своими пушками. Первыми в Европе шведы стали отливать орудия из чугуна, дешёвые и не уступавшие в надёжности медным и бронзовым. У них была первоклассная полевая артиллерия — лёгкие пушки в пароконной упряжке и более тяжёлые, запряжённые четверней. Были и осадные мортиры, и береговые, и корабельные.