Сад для вороны

— Тут кухня хорошая, — оператор даже голову от спинки кресла не оторвал. — Ян угощает, так отчего не пойти? А вот экраны на такой зал — смех один.

Дядя Бу вообще-то говорит в конце: «кусяобудэ[1]», что есть очередной чэнъюй. Смех сквозь слезы, или — хочешь смейся, хочешь плачь. Это больше не о смехе, а о затруднительном положении, в которое поставлен оператор Бу из-за негодных экранов.

Я эту фразочку очень легко запомнила из-за «кусяо» в начале. Забавное.

— Экраны? — начал озираться молодой человек. — Вы планируете что-то показывать? Пожалуйста, расскажите!

Схожими вопросами начинают сыпать и другие приглашенные. Почуяли наживку — а та пахнет кровью и сенсацией — акулы пера (и объектива).

— Прежде, чем включить запись, я намерен заявить официально, — придвинулся к микрофону Ян Хоу. — Все положенные за нарушение соглашения о неразглашении штрафы будут оплачены мною. За всех участников сегодняшней пресс-конференции.

— О каких суммах речь?

— Что-то разоблачительное?

— Действительно ли падала в воду Мэй-Мэй? Вы это покажете? Прокомментируете?

Пока акулы бросаются на еще не раскрытую информацию, как на шмат мяса, мамочка с серьезным лицом поворачивается ко мне.

— Доченька, на самом деле режиссер предупредил меня еще вчера, — у мамы виноватое лицо. — И спросил разрешения на эти действия. Запись с твоим падением была удалена. Продюсер Пэй тщательно проследил за этим. Но оператор Бу сумел сохранить другую запись. Но используют публично они только часть материала. Ту, что принесет меньший вред участникам. Это — условие соглашения с семьей Лин.

Как раз в это время щегол устает от галдежа и поднимает руку.

— Госпожа Чу, как личный помощник Ли Мэйли, пострадала от несправедливых обвинений, — Ян поворачивается к дрожащей бледной моли. — Здесь она присутствует сегодня по собственному желанию. Предоставим ей слово.

Он ободряюще кивнул Чу. Не особо помогло. Ян взял со стола бутылку, открутил крышку. Подал помощнице, а та, видимо от шока, приняла.

— Я… — бедолага сделала глоток воды. — Это… — еще глоток. — Дело в том… — третий глоток, и вот он оказывается чудодейственным. — Случай на съемочной площадке, когда юная актриса оказалась на грани смерти, действительно произошел. По моей вине. Простите.

Крики, вспышки… и склоненная голова Чу Суцзу.

И моя отвисшая челюсть. Возмущение не успело прорваться в словах — только потому, что простая хризантема подняла голову. Такой смелой я ее не видела никогда.

— Эта недостойная не уследила за подопечной, — говорит, не обращая внимания на слепящие вспышки помощница. — Меня не было рядом, когда ее столкнули в пруд.

Шум поднимается запредельный, я не представляю, как она вообще может глядеть прямо. Очень хочется поддержать эту смелую бледную… девушку. И нанять ее поскорее, взять под свое пока что совсем маленькое крыло.

— Тишину! — требовательный рык Яна Хоу. — Храбрость госпожи Чу достойна уважения. За попытку отстоять честное имя актрисы госпожу Чу уволили. Киностудия Лотос-Фильм и прежде удивляла своими решениями. Но увольнять людей за правду — уже за гранью.

— Б… — едва не срывается с моих губ на русском слово, что кончается на «ять». — Будэ, — исправляю в последний миг.

«Не позволено», «нельзя» — в переводе. Вторая часть того чэнъюя про смех. Мэйхуа косится подозрительно, хотя я успела прикусить язык до провала. Я так громко подумала?

— Это серьезные обвинения!

— Есть ли у вас доказательства?

— Ваш якобы свидетель — заинтересованное лицо!

Помощник Лю встает с места. И… молча уходит.

А дядя Бу поднимает руку с пультом.

— Помолчите, пожалуйста, — и включает запись.

Два экрана в зале и впрямь маловаты для такого большого помещения. Но мне не приходится всматриваться, пока оператор телеканала не приблизил камеру. Я ведь знаю, кто «все эти люди» на записи.

«Мэйли, ты серьезно пострадала», — голос режиссера Яна. — «Тебе решать, передавать ли в полицию запись с камеры».

Щегол не в кадре, та крупно фиксирует лицо миловидной девушки. Здесь у нее подкосятся ноги…

«Не нужно», — отстраненный, неземной голосок — мой. — «Я ее прощаю».

Экран гаснет. Огромное помпезное помещение погружается в тишину. Только щелчки фотокамер звучат. На мероприятие позвали не только телевизионщиков, но и представителей печатной прессы.

И им дают еще кус мяса. Такой привлекательный и такой жалкий.

Помощник Лю возвращается в зал и ведет с собой ту актрисочку. Щелчки еще чаще, резче — точно пули.

— Простите, простите, простите меня, — у девицы вновь подкашиваются ноги.

С совершенно потерянным видом опускается она на колени.

— Соглашение с семьей Лин, — доходит до меня. — Включало ее?

— Только публичное признание Ян Шихунь перекрывало весь причиненный ею ущерб, — подтвердила мою догадку мамочка. — А-Ли, я не знаю всех деталей. Режиссер Ян обещал дать разъяснения при личной встрече.

И здесь щегол ухитрился часть интриги сохранить!

А пока он бросил на растерзание хладнокровным хищникам эту дурынду. Бросил — буквально. Бывшие сотрудники Лотос-Фильм, все четверо, встали (ассистент Яна помог Чу) и ушли.

Щелчки-пули не затихали.

— Выключи, — прошу маму.

Дурочка заслужила всё это. Независимо от причин — их же мне пока не рассказали. Просто неприятно смотреть на чужие унижения.

Но — важнейшее! — справедливость восторжествовала. И прочее меркнет на фоне этого.

О заслуженном…

— Позвони Чу, мам, — осекаюсь: вряд ли сейчас лучший момент. — Утром. Пусть на съемки «Шелеста» она едет с нами.

[1] ????(кит). [Kuxiaobude] — не то смеяться, не то плакать.

Глава 9

Для встречи с нами Ян Хоу выбрал, кажется, самый снежный день зимы. Вообще так много снега мои родные не припоминают, чтобы за всю зиму выпадало, сколько на исходе этого года насыпало.

Коммунальным службам тяжко приходится. И, вынуждена отметить, справляются местные с зимней уборкой дорог (тротуаров, бордюров — да, да, поребриков, но мы же не в родном Питере уже, отвыкать пора) значительно лучше, чем аналогичные службы града на Неве. Едва рассвело, а работники уже на дорогах. Уважаемо.