Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8
Шрифт:
Когда Арлинг с Хамной перевалили первый хребет, солнце уже клонилось к закату, а шум моря превратился в отдаленный шелест. Буря стихала, но погода не улучшилась. Проклятая осень, в сердцах подумал Регарди, отчаянно пытаясь вспомнить, как он жил в этом мире холодного солнца свои первые шестнадцать лет. А ведь когда-то осень была его любимым временем года. Охота, скачки, шумные вечера в родовом поместье у Мастаршильда – все это было жизнью молодого Регарди, который с тех пор переродился уже не раз. Мешала хрустящая листва под ногами, воздух пах чужими запахами, которые Арлинг старался запоминать, но постоянно сбивался и понимал, что выручить его может только одно – время. Вокруг всегда что-то падало, шуршало, двигалось, и если бы не Хамна, которая, к слову, тоже дергалась на каждый
Учитель был прав во многом. Сохранять равновесие без руки стало труднее. Арлинг оступался, спотыкался и клонился в разные стороны, ненавидя себя за слабость. Он уже забыл, когда тренировался в последний раз. Солукрай не терпел отсутствия внимания к себе, и Арлинг чувствовал, что придет час расплаты. Пока что один солукрай и помогал ему держаться за Хамной, которая хотела идти рядом, но, поняв, что Регарди сейчас отправит ее к Сейфуллаху в Вольный, пошла впереди, постоянно оглядываясь и прислушиваясь к его ошибкам.
Одолев хребет и устав от боли в обрубке руки, которая отдавалась в самые неожиданные участки тела, Арлинг подобрал длинную ветку, приспособив ее под посох. Идти стало сподручнее, что до гордости – сейчас было не ее время. Солукрай подсказывал ему поднять ногу здесь, не запнуться о корень там – простые движения, на которые в Сикелии он давно не обращал внимания. С Регарди градом катил пот, от физических усилий разболелась даже голова. А он всего лишь взобрался на гору, преодолев расстояние куда меньшее, чем при обычном переходе в пустыне от одного города к другому. Не прошли бесследно и его «упражнения» на побережье, когда на него напали бандиты. Стойка на плечах, выполненная после длительного отсутствия тренировок, сказалась неприятными ощущениями в шее, которые обещали вырасти в новую боль.
Ко всему сапоги, снятые Хамной с одного из бандитов, успели намозолить ноги, но эту «мелочь» Регарди решил игнорировать. Свои сапоги Хамна сумела сохранить, но после долгого плавания в море подошва оторвалась, и кучеярка уже несколько раз приматывала ее веревкой. Очевидно, что долго сапоги Хамны не проживут.
Еще через час Арлинг начал успокаиваться и вспоминать. В чужих запахах и звуках появлялись знакомые нотки, боль в руке и усталость притупились, став чем-то привычным. Регарди совершенно точно знал, что протянет до полуночи, может, до двух или трех ночи, а потом свалится камнем и поднять его сможет лишь чудо. Например, Магда-Салуаддин.
Холодный воздух пах хвоей – Арлинг вспомнил ее аромат. Однажды иман отвез его в оранжерею своего друга, который собирал растительность со всех частей света. Прекрасные сады богача канули в лету после того, как огромный самум засыпал Балидет песком, но их запахи остались в памяти Регарди навсегда. Нужно было лишь потеснить Нехебкая, который занимал слишком много места в его голове. В тех садах Арлинг испытал первый и последний приступ тоски по дому, когда иман подвел его к кедру, а потом вручил кедровую шишку, велев подобрать сто слов к ее аромату. Регарди думал до вечера, но слово «дом» в тот список не включил.
Сейчас пахло именно кедром. И звуки в лесу тоже раздавались необычные. Ветер в садах того богача не гулял, северные деревья росли под затемненной стеклянной крышей, где поддерживалась особая атмосфера, поэтому Арлинг не сразу понял, что так звучит воздух, пролетающий сквозь кедровые иголки.
Кедры неизменно сопровождали их всю дорогу, и Регарди сделал их флагманами своих новых ощущений. Черная река гремела между камней, углубляя русло и постепенно прячась в ущелье. Изредка встречались глухие распадки с одиночными тисами, которые сменялись труднопроходимым подлеском из высоких кустов колючей аралии и лещины. Названия всплывали в голове сами, будто их ему подсказывали. Тропа Арлинга и Хамны поднималась, небо гудело ближе, становилось жарче под солнцем и холоднее в тени. Арлинг вдруг вспомнил эту погоду. Перешагнул корень, повинуясь инстинктам, уклонился от колючего кедрача, норовившего пригладить его отросшие
волосы, и вдруг ощутил всю мощь прошлого, хлынувшего внезапно, словно прорвало плотину.В октябре здесь всегда так – непривычно морозные ночи, обманчиво теплые дни. На душе сладко-тоскливо, в плен берет легкая грусть, которую любишь и ждешь. Октябрь – это цвета и краски. Арлинг подобрал опавший лист, но огрубевшие пальцы не смогли прочитать его цвет. Вдоль ущелья, по дну которого гремела Черная речка, росли молодые кедры, но с той стороны, где садилось солнце, наступали вековые лиственные деревья, и не все из них потеряли свой наряд. Ясень с тополем уже облетел, но ветер шелестел кленом и дубом, напоминая о красном и зеленом. Клен будет алеть еще пару недель, дуб же сохранит стойкий зеленый цвет до дневных заморозков, однако даже утратив краску, будет сопротивляться зимним ветрам, гремя во время зимних штормов побуревшей листвой, которая останется до весны. Заходящее солнце должно было украсить все вокруг золотом и пурпуром. Небо же в октябре всегда лазурное, чистое, как его первое настоящее чувство. В таком осеннем лесу Арлинг однажды встретил Магду.
Регарди тряхнул головой, сбрасывая морок прошлого. Мастаршильд лежал впереди, далеко на западе, они же шли совсем по другой земле. Над их головами все еще проносились кудлатые тучи – Арлинг чувствовал их сырость, ощущал холодную тень, когда они закрывали солнце. Небо не имело права быть голубым, оно должно было быть черным, как его мысли. Лес пусть и шуршал кленовым листом, но клен бывал разным. Этот наверняка сморщился и поблек, потеряв краски еще летом. Пахло плесенью и грибами, а чем дальше они отдалялись от побережья, тем назойливее становилась мошка, которой, в отличие от Арлинга, холодно не было. В лесу постоянно падала листва с деревьев, отвлекая его внимание, но встречались и другие звуки, которые к ботанике отношения не имели. Несколько раз Регарди чувствовал взгляд, а так как Хамна тоже замирала, оглядываясь, то он был уверен, что взгляд ему не мерещился.
Еще через какое-то время ни воспоминания, ни боль ему уже не мешали. Арлинг сосредоточился на цели, бросив на нее оставшиеся силы. В том, что они шли верно, сомнений не было. Под ногами шуршала лишь листва, но трава была вытоптана. Этой дорогой ходили много раз, а значит, Жуль не солгал насчет Большекаменного старика. Поняв, что если он перестанет думать о прошлом, то к нему с разговорами обязательно полезет Нехебкай, которого слушать хотелось в последнюю очередь, поэтому Арлинг решил сосредоточиться на Хамне, которая шагала впереди. Погрузившись в себя, он не сразу сообразил, что для кучеярки это место должно было быть настоящим вызовом. Акация не клацала зубами, как Сейфуллах, но Регарди явственно ощущал ее замерзшее тело. Все, что позволила себе наемница, это спрятать пальцы единственной руки в рукаве задубевшей от соли и ветра куртки. Каково ей было смотреть на эти кедры под холодным согдарийским солнцем? С другой стороны, она была етобаркой, а этих ребят тренировали в куда более суровых условиях, чем даже иман своих учеников на Огненном круге.
Скучала ли Хамна по пескам? Арлинг скучал. Тайга раздражала и удручала. И дело было даже не в том, что ему приходилось прилагать больше усилий ко всему, что стало давно привычным в Сикелии. Он отчаянно цеплялся за свой иллюзорный план спасения Магды, но чем дальше они продвигались вглубь давно забытой родины, тем слабела надежда. Давило хмурое небо, угнетали падающие листья, но сильнее терзал холод, который был частым гостем в ночной пустыне, однако здесь, в Согдарии, он скалил пасть и пронизывал плоть до костей.
Арлинг не заметил, когда стал оступаться. Споткнулся раз, сошел с тропы, вернулся, запнулся о корень. Его шаг замедлился, движения стали рваными. Когда Хамна остановилась, он прислонился к стволу ближайшего дерева, подперев себя с другой стороны посохом. Не верилось, что отсутствие одной руки могло забирать столько сил.
– Отдохнем, – сказала кучеярка, и ее взгляд прожег в нем дыру. Арлинг знал, что если он сейчас ляжет на землю, то сам не встанет. Отчаянно не хватало ясного корня, но его волшебная аптечка осталась там же, где и надежда – в песках Сикелии.