Сага о Кае Лютом

Глядя на наши недоумевающие лица, Хальфсен пояснил:

— Это значит, что он не сможет упокоиться ни в земле, ни в воде, ни в огне.

Порой я забывал, что Хальфсен присоединился к нам совсем недавно, настолько он крепко вошел в хирд. А ведь он всю жизнь прожил в Альфарики, знает о здешних верованиях не меньше, чем сами живичи.

— А что князь? И Жирные?

Толмач покачал головой:

— Не здесь спрашивать и не здесь говорить. На вас и так посматривают. Лучше уйти в другое место, где побольше мреж… иноземцев. Или вон в сольхус пойти. Поди, солнечные не так боятся гостей.

— А и впрямь! Дометий за солнцелюба точно сойдет!

Но в сольхус нас не пустили. Дверь была закрыта, на стук никто не откликался. Так что нам пришлось вернуться на «Лебедь» несолоно хлебавши.

Пистос с Милием пришли под вечер, сытые, чуть пьяные и довольные.

— Значит, так, — начал говорить на нордском Милий, пока Феликс пересказывал то же самое на фагрском остальным. — Нынче в Велигороде, ну то есть в Раудборге, всё запутанно и непонятно. Никто толком не понимает, кто сидит во главе и кто решает за всех. Поначалу, после вашего ухода, город подмял под себя здешний воевода по имени Красимир, поставил на всех воротах своих людей, да и купеческие дворы тоже не обошел стороной. Почти сразу созвал малое вече, где предложил сделать его князем, но не вышло. Купцы победнее и послабее вроде поначалу были не против, так как сильные купцы давно забрали себе лучшие места и не пускали никого торговать самым выгодным товаром. Но на собрании даже они не отдали свои голоса воеводе. Прямо нам не сказали, но я так понял, что Жирные пообещали поделиться с ними куском пирога.

Милий глотнул пива, помотал головой и продолжил:

— Воевода после этого озверел, стал чинить препоны торговцам, гнать иноземцев, невзирая на то, откуда они, требовать большую плату за проход. А заодно его люди распускали страшные слухи о мрежниках и говорили, что это купцы виноваты, что нынче нет торговли. Мол, ворожея околдовала не только Хотевита, но и весь его род, ведь она жила в доме Жирных, и других купцов. И спустя несколько месяцев Красимир созвал еще одно вече, но уже большое, куда собрался чуть ли не весь город. Он много наговорил тогда, сказал, что не дело, когда в доме два хозяина, а уж тем более несколько, ведь нет в том доме ни мира, ни порядка. Сказал, что всюду есть князья, которые ратуют не только за свою мошну, но и за всю землю, напомнил о своих заслугах, еще сказал, что и сам княжеский сын, потому не уронит честь Велигорода, встав во главе города. Так его и выбрали князем.

Не повезло Раудборгским купцам, а Жирным, видать, больше всех. Вот кабы не были столь жадными, так я бы на них зуб не точил, даже помог бы, наверное. Хотя чего я ждал от торговцев? У них же все думы только о серебре с золотом! И тут уж неважно, есть ли у тебя в доме лик Масторавы, висит ли круг Солнца или топор Фомрира — если не держишь слово, то и с тобой можно вести себя бесчестно.

Один из холмградских живичей сказал, что ходил к дружинникам, выспрашивал, что там и как, будто думает, а не пойти ли к ним послужить. Так вот, в самом Раудборге сидит лишь личная дружина Красимира да десяток здешних людей, а остальные разосланы по землям. Кто за другими городками присматривает, кто разбойников гоняет, кто по рубежам разъезжает. Так что прямо сейчас в городе едва ли сотня воинов наберется, а то и меньше.

— Он забрал под себя половину купеческих дружинников, — добавил Милий. — Кроме тех, что ушли с ладьями и товаром.

— И как быстро князь сумеет созвать всех воинов?

— Самое меньшее — за седмицу.

— А о нас что-нибудь говорят?

— Почти и не вспоминают. Я особо не расспрашивал, разговор-то о другом был. Но князь явно готовится к войне, только непонятно с кем. Может, с коняками, а может, с Холмградом.

Снова заговорил живич. Как же его там звали? Вторак вроде бы.

— Не знаю, что думает Красимир, но его дружинники говорят, что северные соколы со своей ворожеей сначала поссорились с Ведявой, хозяйкой вод, потому решили уходить через лес. Там они убили немало велигородских мужей, причем не по-людски. Одного вовсе обглодали до косточек.

Ох уж этот Живодер. Это ж он тогда баловался!

— Но и хозяйка леса Вирява на них обозлилась, прогнала с живичских земель. Так что нет им больше ходу сюда ни по воде, ни по суше. Если только вновь птицей обернутся!

Я неловко хмыкнул. У нас как раз «Сокол» и «Лебедушка»! Вот и не верь в сказы да песни после этого.

— Словом, не вспоминают о вас толком, думают, что боги оберегут. Коняков опасаются, на южном и восточном рубежах большая часть дружины стоит. А Холмград ждут, но не больно-то боятся. У Красимира там остались знакомцы. Коли выйдет оттуда войско, так сюда сразу гонцы полетят.

— А ты, Вторак, молодец. Умеешь вызнать, что нужно.

— Так отец меня к своему делу хотел приставить, учил, как к людям подходить надо. Только душа у меня не лежит к торговле. Хочу дойти до третьего потока, чтоб потом обо мне песни пели.

Третий поток — это сторхельт. Не такая уж и далекая мечта. Хотя Вторак всего-то на седьмой руне, ему еще идти и идти.

— Где живет князь? Где дружина? Где хранят оружие? Можно ли увидеть князя в городе? Много ли с ним людей? — спросил Простодушный.

Милий пожал плечами. Странно, если приезжие купцы начнут выспрашивать о таком. Обычно узнают о жене, детках, любимых занятиях, чтобы задобрить князя подходящим подарком.

— Я могу пойти в княжью дружину! — вызвался Вторак. — Всё вызнаю, к тому же проберусь на Вечевую сторону!

— Это долго, — охолонил его Херлиф. — Пока тебя проверят, пока доверят оружие. К тому же ты холмградский, а им тут веры мало. Если и возьмут, так отправят куда-нибудь к конякам.

— Выговор у тебя иной, — добавил Хальфсен. — Тут цокают, а ты чокаешь. Сразу слыхать, что из Холмграда. Как только еще говорить стали?

Вторак покраснел от недовольства, но все ж ответил:

— Тот дружинник тоже из Холмграда был, тоже чокал. И Красимир оттудова. Да и о моем роде он слыхал.

Я хлопнул по колену:

— Ладно. Пока присматриваемся и ждем остальных. Ты, Вторак, пригляди за мостом. Если вдруг князь покажется, дай знать.

Так-то в Раудборг попасть несложно, особенно на пристань, вынесенную за ограды Вечевой и Торговой сторон. Сложно пройти сюда с оружием и броней. Один-два воина еще ладно, мало ли что бывает: отбились от своих, выжили только они, или просто деревенскому парню свезло — получил в наследство меч и решил податься в дружину. Но если ввалится десяток хускарлов-хельтов? Тут уж надобно насторожиться, позвать соратников, допросить, а лучше прогнать незваных гостей.

Часть оружия и брони мы завезли сюда на «Лебеди», остальное либо донесут хирдманы, либо добудем здесь.

Как по мне, слишком сложно и медленно. К тому же нас все равно не пускают на Вечевую сторону, но Простодушный с Дометием настояли. Мол, ни к чему тревожить людей раньше времени.

Мне-то представлялось, как ульверы войдут в город на двух кораблях, как перепугаются жители, завидев знакомую соколиную голову, как мы спрыгнем на причалы с мечами и топорами наперевес и начнем рубить всех подряд, как запалим деревянную ограду и будем стрелять во всякого, кто посмеет оттуда выйти. Как я войду во двор Жирных, схвачу за бороду деда, выволоку на мост, чтоб показать ему полыхающий город, и спрошу, стоит ли того мое золото? Нужно ли было так подличать?