Сага о Кае Лютом
Шрифт:
Только сейчас я рассмотрел, что Хакон в свои четырнадцать или около того зим уже был на пятой руне, а нравом и выдержкой мог бы сравняться с мужем тридцати зим. Это Вагн Быкоголовый, ярлов сын, мог выкрикивать глупости за конунговым столом. Да, он тоже прошел немало сражений для юнца, но его всегда прикрывали и поддерживали воины из дружины отца. Хакон же видел разоренную деревню, обугленные трупы матери и братьев, жил у чужих людей, пока Харальд бегал по хирдам и выгрызал себе руны, а потом и вовсе присоединился к хирду отца. Сравнивать Хакона и Вагна — все равно что сравнивать дикого кабана с домашней свиньей.
Едва Харальд запрыгнул в ладью, мальчишка тут
Харальд Прекрасноволосый дорос до хельта, видать, немало за прошлую зиму поубивал тварей.
— Ну, что случилось и почему ты хотел, чтоб я взял Хакона с собой.
— Скиррессоны, — выплюнул Харальд. — Они никак не угомонятся. За две зимы пропали почти все мои хирдманы.
— Пропали? — удивился я.
— Да. Ни трупов, ни крови. Пошел отлить — и исчез. Осматривал вместе с дружинниками остров — и исчез. Может, Скиррессоны оставили нас напоследок? Я — ладно, но Хакон должен жить.
— Почему раньше ко мне не пришел? Мы тут уже седмицу живем.
— А толку? Мы вон тоже едва не на конунговом дворе ночуем. Боялся, что они догадаются и поспешат нас прирезать, потому и пришел лишь перед отплытием. Я не прошу тебя взять Хакона в свой дом или свою деревню, не хочу принести беду на твой порог. Оставь его где-нибудь в другом месте, в Мессенбю или где еще. Он сильный и смекалистый, сам справится.
Хакон слышал, что говорил его отец, и явно был не согласен с ним, хмурился, кусал губы, но молчал.
— Если они так хотят отомстить за Скирре, то и до меня доберутся, — я усмехнулся. — Ну, или попытаются. Так что Хакон пусть поживет у моего отца в Сторбаше. А ты… Не хочешь пойти ко мне в хирд?
— К чему? — пожал плечами Харальд. — В конунговой дружине тоже немало хельтов, а толку с того?
— Так суть не в рунах, а в дарах. Мой немного схож с твоим, только тянется не к одному человеку, а сразу ко всем хирдманам.
— Чуешь, где каждый из ульверов?
Я кивнул.
— И если я вдруг исчезну…
— Я узнаю. И найду. И хельтов у меня предостаточно, чтоб сладить с остатками Скирревой дружины.
Лучших-то мы уже перебили вместе с их ярлом.
— А если там тоже какой-то дар? — спросил Харальд, хотя было видно, что он уже согласен. — Ведь даже безрунного не так просто незаметно убить, а уж хускарла — тем более.
— У моих хирдманов тоже кое-что за пазухой есть. Справимся.
На попутном ветре да с хельтами на вёслах мы долетели до Сторбаша уже на следующий день. Хотя меня и не было всего-то одну зиму, но чудилось, будто прошло уже с десяток. Наверное, потому, что мы далеко уходили и немало повидали на своем пути.
Когда «Лебедь» вошла в хорошо знакомую бухту и передо мной предстала старая деревянная пристань, холмы с виднеющимися крышами домов, те же сараи, я наконец-то смог вздохнуть свободно. Подспудно я ожидал либо пепелище, либо разоренный тварями город, но уже сейчас мог видеть, как мальчишки сбегают с холма, чтобы поглазеть на незнакомый корабль, пришедший в Сторбаш. Приди я на «Соколе», меня бы уже встречала Ингрид, да и мать с Фридюр приготовились бы к моему приходу, но живичскую ладью тут видели впервые.
Потому первым меня поприветствовал Даг, услыхавший о прибытии нового корабля, а за ним стояли четырех-пятирунные мужи, чтоб ежели чего…
— Даг! Нынче ты заместо Эрлинга? — крикнул я, подводя ладью к причалу.
— Кай, — отозвался он.
Мальчишки на пристани услыхали мое имя, восторженно завопили, и некоторые тут же метнулись наверх в город, чтоб рассказать всем,
кто причалил.Сторбашевец поймал канат и обвязал его вокруг кнехта, ульверы уложили весла и по одному начали выпрыгивать на деревянные мостки. Я сошел последним, кивнул Дагу, окинув его взглядом. Он почти не поменялся, лишь борода стала гуще да взгляд суровее. Да и весь Сторбаш выглядел точно так же, как и раньше.
— Эрлинг ушел по зову конунга охотиться на тварей, — сказал Даг.
— Знаю. Мы только что из Хандельсби, правда, отца там не застал. Скажи, чтоб подготовили дом для моих хирдманов.
Даг не стал задавать вопросов, кивнул и отправился обратно в город. Я же велел выгрузить весь наш скарб и отнести к тингхусу, а сам прихватил заранее подготовленный мешок с подарками для семьи, махнул Трудюру, чтоб шел за мной, и двинулся к дому.
Всю дорогу я ожидал, что в меня вот-вот врежется вихрь, повиснет на шее и завизжит голосом Ингрид: «КайКайКайКайКай!», но так и не дождался. Вокруг крутились мальчишки, особенно после того, как я кинул им горсть серебряных годрландских монет, внимательными взглядами провожали женщины, выглядывающие из своих дворов, мужчины здоровались, щуря глаза, чтоб оценить наши руны, но Ингрид так и не показалась.
Помимо старых ульверов, Харальда с Хаконом и Хальфсена, я прихватил с собой также Пистоса, Милия и Лавра. Двоих последних я намеревался оставить здесь. Лавр с боевым опытом и четырьмя рунами пригодится Сторбашу, к тому же я обещал дать ему угол, где он сможет жить свободно и спокойно. Да, ему придется туговато, нрав у Северных островов тяжелый, но он привыкнет, да и мои домочадцы помогут. А вот как устроится Милий… Он отличный парень, несмотря на единственную руну, умный, толковый, хваткий, но слишком уж хлипкий. Сейчас я понимал, что лучше было оставить его в Годрланде, пусть и под завороженным Сатурном Пистосом, или в Холмграде, там его грамота и знание языков пригодились бы. А что в Сторбаше? Будет ли лучше, чем в Хандельсби? Пять зим назад я бы первым над ним поизмывался.
Меня встречали на пороге дома. Дагней, Аднфридюр с младенцем на руках, за ее юбку держался темноволосый хмурый мальчуган в одной рубахе. Ингрид стояла позади них, а на ее плечах, вцепившись в волосы, сидел еще один паренек, мой брат Фольмунд. У меня аж в горле пересохло не пойми с чего.
Совсем недавно нас в семье было лишь трое: Эрлинг, Дагней и я, а нынче вон сколько народу!
Я поклонился матери, подхватил на руки мальчишку, что держался за юбку Фридюр, потянулся к жене.
— Сын, — сказала она, показывая младенца.
Ульварн внимательно осмотрел мое лицо, потом взялся ручонками за золотую цепь на моей шее и потянул к себе.
— А я? — недовольно пробурчала Ингрид.
И вся неловкость, что была меж нами, наконец треснула. Мать громко позвала всех в дом, Я обнял Фридюр, и младший сын, притиснутый меж нами, разревелся. Ингрид пыталась удержать Фольмунда, которому приглянулись браслеты на мне. Трудюр что-то бубнил за моим плечом.
Так мы всей гурьбой и ввалились в дом. Нас с Трудюром тут же усадили за стол, и хотя ничего к нашему приезду готово не было, но колбасы, лепешки, сыры да копченую рыбу из кладовой принести недолго. Все бабы разом защебетали. Мать говорила об отце и одновременно выспрашивала, где я был и почему так долго не возвращался. Фридюр успокаивала младшенького, в ухо мне упрямо сопел Ульварн, пробовавший цепочку на зуб, Фольмунд играл с серебряным браслетом, который мне пришлось-таки отдать. Ингрид же изучала мою одежду, украшения и оружие, то и дело задавая вопросы.