Сальватор

– Чего это ради я стану садиться в тюрьму ради человека, которого не знаю? Плыви себе мимо!

– Но ведь я тебе сказал, что тону, у меня нет больше сил плыть!

Было слышно, как голос прервался, поскольку пловца захлестнула волна.

Все это было столь естественно и правдиво, что беглецы подумали, что их товарищ и вправду тонет. Они даже сделали несколько гребков в направлении шлюпа.

Но тут они снова услышали его голос.

– На помощь! – произнес он. – Тону! Ты ведь не дашь утонуть соотечественнику, когда для того, чтобы его спасти, тебе и надо-то всего бросить веревку.

– Подгребай к левому борту!

– О, боже! Это ты что ли, Питкаерн?

– Я, – произнес удивленно матрос. – А ты-то кто?

– Кто я?.. Брось же конец! Я тону! Я иду ко дну! Вер…

Волна снова накрыла пловца с головой.

– Черт возьми! Вот конец, держи!

Послышался нечленораздельный звук тонущего человека, который хочет что-то сказать, но ему мешает попавшая в дыхательные пути вода.

– Ладно! – произнес Питкаерн. – Не отпускай веревку… Тоже мне, моряк! Если бы про это кто-нибудь узнал, для тебя приготовили бы кресло на колесиках, на котором тебя подняли бы на борт.

Но матрос из Уэльса едва успел закончить свою шутку: перемахнув через релинги шлюпа, Эрбель схватил двумя руками своего приятеля Питкаерна, повалил его на палубу и, держа ножу его горла, крикнул по-французски своим товарищам:

– Ко мне, друзья! Поднимайтесь с левого борта. Мы спасены!

Беглецы не заставили просить себя дважды. Гребя из последних сил, они быстро достигли шлюпа и мгновение спустя были уже на палубе.

И там увидели лежащего на спине Питкаерна, которого Эрбель прижимал коленом к палубе, приставив к горлу нож.

– Свяжите этого парня и заткните ему рот, – сказал Пьер Эрбель. – Но только не делайте ему больно.

Затем, обращаясь к Питкаерну:

– Дорогой мой Питкаерн, – продолжил Эрбель. – Прости нас за эту маленькую ложь. Никакие мы не английские дезертиры, а французы, сбежавшие с понтона. Поэтому мы воспользуемся твоим шлюпом и совершим небольшую ходку во Францию. Когда мы прибудем в Сен-Мало или в Сен-Бриек, ты получишь свободу.

– Но как могло случиться, – спросили беглецы, – что экипаж английского шлюпа знает нижнебретонский язык?

– Экипаж английского шлюпа нижнебретонского языка не знает. Это мы умеем говорить на уэльском языке.

– Что-то я ничего не понимаю, – сказал Парижанин.

– Хочешь, чтобы я пояснил более подробно? – спросил Эрбель, осторожно, следует отдать ему должное, затыкая кляпом рот Питкаерну.

– Честно скажу, это доставило бы мне удовольствие.

– Ладно. Тогда я сейчас расскажу тебе то, чему меня научили в коллеже.

– Рассказывай.

– Все дело в том, что проживающие в Уэльсе англичане являются всего-навсего колонией жителей Нижней Бретани, которые веков восемь или девять тому назад покинули Францию и сумели сохранить чистым и нетронутым свой родной язык. Вот поэтому-то уэльсцы говорят на бретонском наречии, а бретонцы могут говорить на языке уэльсцев.

– Ну и умен же ты, брат! – сказал Парижанин. – Слушай, Эрбель, быть тебе адмиралом!

К этому времени Питкаерн был уже надежно связан.

– Теперь, – сказал Пьер Эрбель, – нам надо согреться, высушить одежду, посмотреть, нет ли на этом благословенном шлюпе чего-нибудь перекусить, и быть в готовности выйти из порта на рассвете.

– А почему бы нам не уплыть на нем немедленно? – спросил Парижанин.

– Потому что, дорогой мой друг Парижанин, суда покидают порт только после того, как выстрелом их орудия флагманский корабль откроет порт.

– Точно, – дружно подтвердили беглецы.

Оставив одного из четырех своих товарищей на посту на бугшприте, трое спустились в каюту, чтобы развести огонь.

К несчастью, пропитанная морской водой одежда сохла не столь быстро. Они стали шарить по всем закоулкам, нашли рубахи, штаны и куртки, принадлежавшие друзьям Питкаерна, и натянули все это на себя. Это важное занятие было прервано часовым, который крикнул:

– Эй, внизу! Все наверх!

В одно мгновение все трое выскочили на палубу.

Тревога оказалась не напрасной: они увидели, как к шлюпу приближались три или четыре светящихся пятна. По мере их приближения становилось видно, что это были лодки с солдатами.

Эти лодки обшаривали порт.

– Что ж, – сказал Пьер Эрбель, – осмотра нам не избежать. Придется дерзнуть. Уберите-ка отсюда нашего приятеля Питкаерна.

– Может, сбросить его в воду? – предложил один из беглецов.

– Не надо. Спрячьте его так, чтобы не нашли.

– Послушай, Пьер, – произнес Парижанин. – А что если мы положим его на подвесную койку и накроем одеялом с головой. Веревок и кляпа никто не увидит, а мы скажем, что он болен. Из этого мы сможем извлечь еще одну выгоду: поскольку больные в одежде не спят, один из нас сможет надеть его сухие куртку, штаны и рубаху.

Предложение было единодушно поддержано.

– Теперь, – сказал Пьер Эрбель. – Те из вас, кто говорит на нижнебретанском наречии, остаются со мной на палубе, а кто не говорит – отправляются составить компанию Питкаерну. Остальное я беру на себя.

Когда Эрбель говорил «Остальное я беру на себя», все знали, что на него можно было положиться. Поэтому Парижанин и еще один беглец спустились вниз, унося с собой Питкаерна, а Эрбель с двумя бретонцами остался на палубе и приготовился к осмотру.

Он не заставил себя ждать.

Одна из лодок направилась к шлюпу.

Пьер Эрбель, для того, чтобы его было лучше видно, подошел к релингам.

– Эй, на барке! – крикнул капитан, руководивший облавой.

– Здесь! – ответил на бретонском наречии Пьер Эрбель.

– Вот как! – сказал капитан. – Это уэльсцы. Кто-нибудь говорит на языке этих дикарей?

– Я говорю, господин офицер, – ответил один из солдат. – Я родом из Каермартена.

– Тогда спроси его обо всем.

– Эй, на барке! – крикнул солдат на уэльском языке.

– Слушаю! – повторил Эрбель.

– Кто вы такие?

– «Прекрасная София» из Пембрука.

– Откуда прибыли?

– Из Амстердама.

– Чем нагружены?

– Треской.

– Вы не видели пятерых французов-заключенных, которые бежали с понтона?

– Нет, не видели. Но если увидим, они могут быть спокойны.

– Что вы с ними сделаете?

– Мы поступим с ними так, как они этого заслуживают.

– Что они говорят? – спросил капитан.

Солдат перевел.

– Отлично, – сказал офицер. – Смерть французам и да здравствует король Георг!