Сальватор

– Черт! – воскликнул Бонапарт. – Что-то мне не везет: Сен-Жан-д'Арк там, вы – здесь!.. И чем же вы рассчитываете заняться, капитан?

– Все очень просто, гражданин: сначала я женюсь, это дело очень спешное. Если бы не ваше приглашение, я не уехал бы из Сен-Мало накануне свадьбы.

– Хорошо, а что потом, после свадьбы?

– Буду спокойно наслаждаться миром, тратить свои три миллиона и напевать, как пастух у Виргилия:

О Meliboee, deus nobis haec otia fecit! [6]

6

«О Meliboee, deus nobis haec otia fecit» (лат.) – «О Мелибей, нам бог спокойствие это доставил». (Прим. изд.)

– Гражданин капитан, я не очень силен в латыни.

– Да, особенно, когда речь идет о мире, не так ли? Но я не прошу у вас мира на тридцать лет. Ни в коем случае. С меня будет достаточно года или двух для того, чтобы понаслаждаться медовым месяцем, вот и все. После этого, клянусь, при первых же выстрелах орудий… Ведь моя «Прекрасная Тереза» все еще в полном здравии!

– Итак, я не могу ничего для вас сделать?

– Честное слово, я об этом сейчас думаю.

– И ничего вам на ум не приходит?

– Пока нет. Но если надумаю, слово Эрбеля, я вам немедленно об этом напишу.

– А вы не хотите, чтобы я стал крестным отцом вашего первенца?

– Это было бы нечестно, гражданин консул. Я уже дал слово.

– Кому же это?

– Пьеру Берто по прозвищу «Влезь на ванты», моему боцману.

– А не пожелает ли этот славный человек уступить мне свое право, капитан?

– Ну уж нет! Он не уступит его даже самому китайскому императору. Но тут и обсуждать не приходится: он завоевал это право своей саблей.

– Каким же образом?

– Прыгнув вторым на палубу «Калипсо». Мы с вами храбрые люди, генерал, поэтому я признаюсь вам, что он все-таки опередил меня там… Но я предпочел этого не заметить.

– Ну что ж, капитан, хотя я и не смогу порадоваться вместе с вами, позвольте мне, однако, надеяться на то, что вы дадите еще знать о себе.

– Начните войну, гражданин Первый консул, и вы обо мне услышите, это я вам обещаю.

– Ладно! Ничего не попишешь. В таком случае до встречи на войне!

– До встречи, гражданин Первый консул!

И Пьер Эрбель пошел к двери. Но тут же вернулся.

– Дело, видите ли, в том, – произнес он, – что я не могу обещать вам того, что мы с вами встретимся.

– Но почему же?

– Да потому что вы – сухопутный генерал, а я – моряк. И таким образом встречи наши не могут быть частыми: ведь вы будете в Италии или в Германии, а я – в Атлантическом или Индийском океане. Посему я желаю вам успеха в ваших кампаниях, гражданин Первый консул.

– А я желаю вам успехов в ваших плаваниях, гражданин капитан.

На этом капитан и Первый консул расстались. Свидеться вновь им суждено было только спустя пятнадцать лет в Рошфоре.

Спустя три дня после того, как он покинул дворец Тюильри, Пьер Эрбель вошел с распростертыми объятиями в маленький домишко Терезы Бреа, находившийся в деревне Планкоет на берегу Аркенона в четырех-пяти лье от Сен-Мало.

Вскрикнув от радости, Тереза бросилась в объятия Пьера.

Она не видела его целых три года. О его возвращении в Сен-Мало и о его немедленном отъезде в Париж она узнала из третьих рук.

Любая другая девушка, окажись она на месте Терезы, пришла бы в отчаяние и стала бы ломать голову над тем, какое же важное дело заставило ее возлюбленного подавить в себе желание немедленно увидеться с нею. Но она, веря в слово, данное ей Пьером, пошла помолиться Богоматери Планкоета и поблагодарила ее за его благополучное возвращение. И даже не задумалась о причинах столь поспешного отъезда жениха в Париж.

Мы видели, что Пьер Эрбель прибыл в Париж всего за час до назначенного ему времени аудиенции и покинул столицу уже через час после завершения разговора с Первым консулом. Таким образом, его отсутствие длилось всего лишь шесть дней. Отметим справедливости ради, что эти шесть дней показались Терезе шестью столетиями.

И когда она увидела своего возлюбленного, то движение, с которым она кинулась в его объятия, было очень стремительным, а крик, вырвавшийся из ее рта, или скорее из ее сердца, был полон радости.

– Ах! – сказал Пьер Эрбель, расцеловав залитые слезами щеки Терезы. – Когда же сыграем свадьбу, Тереза?

– Когда пожелаешь, – ответила она. – А приглашения отпечатаны уже три года тому назад.

– Таким образом, нам остается только предупредить мэра и кюре?

– О, господи, ну конечно же!

– Тогда пошли к ним, Тереза! Я не согласен с теми, кто говорит: «Уж коль он сумел прождать шесть лет, вполне может подождать и еще несколько дней». Нет, у меня на этот счет совсем другое мнение. И я говорю: «Я ждал шесть лет и считаю, что этого вполне достаточно. А посему я ждать больше не намерен ни дня!»

Само собою разумеется, что Тереза полностью разделяла мнение своего жениха. Ибо не успел он произнести последние слова, как она уже накинула на плечи шаль и прикрыла волосы колпаком.

Пьер Эрбель взял ее за руку.

Несмотря на то, что мэр и кюре пошли навстречу влюбленным, пришлось ждать три дня. Все эти дни капитан вел себя как безумный.

Наконец на третий день мэр сказал:

– Именем закона объявляю вас мужем и женой!

– Слава богу, – сказал Пьер Эрбель. – Если бы это продлилось еще немного, я сегодня вечером отдал бы концы.

Спустя девять месяцев, день в день, Тереза родила пухленького малыша. И, как и было обещано, Пьер Берто по прозвищу Мотнобан стал его крестным отцом. А в книге записей актов гражданского состояния города Сен-Мало появилась запись о рождении Пьера Эрбеля де Куртенэ – виконта. Он был дважды Пьером: по родному отцу и по крестному.

Мы уже говорили о том, что, следуя моде того времени, молодой художник стал произносить свое имя по-латыни, заменив простое имя апостола-ренегата на более аристократическое имя Петрюс.

Однако, дорогие читатели, наберитесь терпения, ибо мы еще не закончили рассказ о его папаше-корсаре, как называл брата генерал Эрбель.

Медовый месяц капитана Эрбеля продолжался ровно столько, сколько длился Амьенский мир. Нет, мы ошибаемся, он продолжался на несколько дней больше.