Сальватор
Шрифт:
Но именно на его любовь, то есть на душу его души прямо и, возможно, смертельным образом давила бедность.
Увы! Женщина, которая бросилась бы в огонь для того, чтобы нам понравиться, которая смогла бы рискнуть своей жизнью и репутацией для того, чтобы наградить, как Джульетта своего Ромео, ждущего в саду под балконом, робким ночным поцелуем, чаще всего не вложит свою аристократическую ручку в руку, на которой надета рваная перчатка.
Да и потом, попробуйте-ка пешком по грязи проследовать за каретой любимой женщины. Попробуйте дождаться, когда она проедет мимо, стоя пешим на обочине какой-нибудь аллеи Булонского леса, хотя
Кроме того, бедность делает печальным. Она в некоторой мере гасит самые свежие и самые сильные лица. У бедняка на лице всегда стоит печать предыдущих забот и бессонной ночи.
То, что мы говорим, покажется философу наивностью, смешным ребячеством. Но та болезненная мысль, что отныне не сможешь приехать в своей карете на вечер, куда приедет и Регина, не сможешь больше встретить ее верхом на внешних бульварах, где впервые ее увидал, или на аллеях Булонского леса, где видел почти ежедневно, эта мысль, вопреки всем философам мира, наполняла сердце Петрюса грустью. Все дело ведь в том, что философы ничего не понимают в любви. Доказательством этому служит то, что когда они влюбляются, то перестают быть философами.
С каким лицом появляться в гостиных предместья Сен-Жермен: ведь эти гостиные такие высокомерные в отношении бедных дворян. Ведь Петрюс был принят в них не как талантливый художник, а как представитель старинного дворянского рода! Предместье Сен-Жермен позволяет дворянину быть талантливым только в том случае, когда этот талант не кормит его.
Конечно же, Петрюс мог, помимо бульвара, где он встречал Регину, помимо Булонского леса, где они виделись во время верховых прогулок, иногда приезжать к ней домой. Но для таких визитов поводами служили такие вот мимолетные встречи, да и к тому же Петрюс не мог часто бывать у нее, а бывая, редко застать ее одну: то у нее был господин де Ламот-Удан, то маркиза де Латурнель. Всегда при ней находилась Абей, иногда сам господин Рапт. Тот вечно смотрел на художника сердитыми глазами и при каждой встрече, казалось, говорил взглядом: «Я знаю, что вы – мой смертельный враг. Я знаю, что вы любите мою жену, но берегитесь, я слежу за вами обоими!»
– Да, черт побери! Да, я – ваш близкий враг! Да, смертный враг, враг зла, мсье Рапт!
И теперь Петрюсу приходилось расставаться со всеми знаками процветания, со всей роскошью, всеми преимуществами богатства, к которым он привык за прошедшие полгода!
Повторяем, положение было удручающее.
О, бедность, бедность! Сколько ты погубила сердец, готовых распуститься! Сколько цветов расцветших сердец полегло под твоей косой и разлетелось лепестками по ветру! Бедность, ты, мрачная богиня, пахнешь смертью и имеешь такую же косу!
Конечно, Регина не обычная женщина. Может быть…
Знаете ли вы, что происходит с путешественником, который теряется в катакомбах, с путешественником, который, изнемогая от усталости, садится на голый камень, на древнюю могилу и с покрытым потом лбом тревожно озирается вокруг и прислушивается: не увидит ли он какой-нибудь свет, не услышит ли какой-нибудь шум. И когда он видит свет, когда слышит шум, он встает со словами «Может быть!».
То же самое происходило и с Петрюсом: для него показался слабый свет в конце длинного темного туннеля.
– Может быть!.. – сказал он себе. – Никакой ложной стыдливости! При первой же нашей встрече
я расскажу ей все: и про мое глупое тщеславие, и про занятое в долг богатство.Хватит мучиться ложной гордостью! Для меня единственное тщеславие, единственная гордость – это работа во имя нее. Я положу к ее ногам мой успех. Она ведь не похожа на обычных женщин. И может быть… может быть, она полюбит меня еще сильнее.
О, прекрасная молодость, через которую надежда проходит, словно луч солнца сквозь кристалл! О, пленительная птица, поющая о печали, когда она не может больше петь о радости.
Несомненно, Петрюс думал так, чтобы поддержать в себе принятое им решение. Думал он еще о многом, чего повторять здесь мы не станем. Скажем только, что, разговаривая так с самим собой, он снял с себя дорожный костюм, взял элегантный костюм для утренних визитов и быстро переоделся.
Затем, не заходя в мастерскую, где слышалось поскрипывание сапог и разговоры посетителей, он спустился по лестнице, отдал ключ от своей комнаты консьержу, который вручил ему в обмен маленький конверт. Взглянув на него, Петрюс узнал почерк дяди.
Тот приглашал его к себе на ужин в тот же день, когда Петрюс вернется в Париж. Генералу явно не терпелось узнать, пошел ли на пользу племяннику преподанный им урок.
Петрюс велел консьержу немедленно отправиться в особняк Куртенэ, сообщить дяде о том, что он вернулся, и сказать, что племянник будет рад навестить генерала ровно в шесть часов вечера.
Глава LXVIII
Песня радости
Мы не сказали вам, почему Петрюс сменил одежду и куда он направлялся. Но читатель уже, очевидно, догадался обо всем сам.
Петрюс вышел из комнаты, чувствуя, что у него выросли крылья. На секунду задержавшись у консьержа, чтобы дать ему уже изложенное нами поручение, он, как обычно, спросил, нет ли для него еще каких-нибудь писем. Бегло просмотрев те три или четыре письма, которые были ему вручены, он, не найдя на них знакомого и столь желанного почерка, оставил письма у консьержа до своего возвращения, и, достав из кармана маленький аккуратный и надушенный конвертик с бисерным почерком, поцеловал его и выскочил на улицу.
Это было письмо Регины, присланное ею в Сен-Мало.
Молодые люди обменивались посланиями ежедневно: Петрюс адресовал письма няне Манон, а Регина писала непосредственно Петрюсу.
В своем исключительном положении Регина почерпнула силы, которые смогли несколько скрасить горечь их разлуки.
И все же Петрюс сам попросил ее не писать ему во время его отсутствия: если бы какое-либо письмо затерялось или было украдено, оно погубило бы их обоих.
Молодой человек прятал письма от Регины в маленький железный сейф великолепной работы, вмонтированный в один из сундуков.
Само собой разумеется, что этот сундук не подлежал продаже на предстоящих торгах: он был священным. Петрюс с религиозно-любовным поклонением относился к некоторым своим вещам. А когда человек действительно влюблен, он никогда не пойдет на святотатство и не продаст милый сердцу предмет.
Если бы человек с двадцати до пятидесяти лет прожил в одной и той же квартире, с одной и той же мебелью, он смог бы по этой мебели восстановить в памяти малейшие подробности своей прошлой жизни. К несчастью, человек время от времени испытывает настоятельную потребность сменить место жительства и обновить меблировку.