Сальватор
Шрифт:
Мы уже сказали вам, что Регина для первого сеанса рисования выбрала именно воскресенье.
Маркиза де Латурнель заявила, что не может пропустить воскресную мессу в приходе Сен-Жермен-де-Пре.
На этот раз Регина приехала с маленькой Абей одна.
Маленькая Абей устремилась к своему другу Петрюсу, проявляя все признаки расположения.
Она уже так давно его не видела.
Регина протянула художнику руку.
Петрюс взял ее руку, губами отодвинул перчатку и запечатлел на нежной руке молодой женщины продолжительный и нежный поцелуй с тем
Затем он показал им набросок портрета.
Регина полностью одобрила композицию портрета.
А Абей пришла в восторг от цветов, которые ее ждали в мастерской.
Накануне, для того чтобы раздобыть эти цветы, Петрюс перерыл оранжереи Люксембургского дворца и Ботанического сада.
Сеанс начался.
Портрет Регины Петрюс писал с радостью.
Портрет Абей он писал с опьянением!
В первом случае Регина была натурщицей.
Во втором случае она была советчицей.
И это положение советчицы давало ей право подходить к Петрюсу, опираться на его плечо, скрываться с ним за подрамником с полотном.
И тогда, в эти быстрые, как молния, и столь же яркие моменты, волосы молодой женщины касались лица Петрюса, глаза ее рассказывали ему о всей феерии любви, губы ее ласкали его лицо нежным дуновением, которое смогло бы оживить мертвого, а живого вознести под облака.
Затем, после каждого совета, Петрюс снова брался дрожащей рукой за кисть, не сводя глаз с Регины.
Да и надо ли ему было смотреть на Абей? Разве не мог он написать портрет девочки с закрытыми глазами?
Но ведь надо было и говорить о чем-то. И вовсе не потому, что это было необходимо молодым людям: им вполне хватило бы просто смотреть друг на друга и вечно улыбаться друг другу, поскольку эти взгляды и улыбки были красноречивее всех слов.
Просто надо было о чем-то говорить.
И тогда Петрюс рассказал об исчезновении Рождественской Розы, об отчаянии Людовика, об обещании Сальватора разыскать ее, о странной клятве Людовика жениться на ней, даже если она окажется богатой!
А Регина, в свою очередь, рассказала о том, что Кармелита поступила в труппу театра господина Состена де Ларошфуко, была там восторженно принята и что вскоре должен состояться ее дебют в театре «Опера».
Затем Петрюс спросил, как поживает госпожа де Моранд.
И узнал, что госпожа де Моранд по-прежнему является самой счастливой женщиной на земле.
Следует признать, что господин де Моранд для своей новой любовницы шел на всякие безумства. Но в то же самое время он испытывал большое уважение к жене и предоставлял ей такую свободу действий, что в том состоянии, в каком находились ее сердце и разум, госпожа де Моранд не могла не испытывать к мужу чувство глубокой признательности.
Помимо этого финансовые и политические дела банкира были просто великолепными: он собирался на днях отправиться в Лондон для того, чтобы выхлопотать для Испании заем в шестьдесят миллионов. Было ясно, что при первом же нажиме на короля со стороны либералов господин де Моранд будет назначен министром.
Затем Регина справилась о Фраголе.
Она редко виделась с этой девушкой. Казалось, что Фрагола, словно оправдывая свое имя,
пряталась в своем счастье точно так же, как прячется в траве ягода, чьим именем она была названа. Чтобы ее увидеть, Регине приходилось самой ехать к ней домой. Но когда она возвращалась от нее, на сердце у принцессы было спокойно, а на лице играла улыбка. И походила она на Ундину, только что посмотревшуюся в зеркало озера, на ангела, увидевшего в небе свое отражение.Петрюс же через Сальватора знал о Фраголе больше.
Поэтому и не было ничего удивительного в том, что Регина спросила о Фраголе у Петрюса.
Сами понимаете, как быстро летит время за этими столь приятными и сладостными занятиями.
Писать портрет очаровательной девочки, смотреть на обворожительное лицо молодой женщины, обмениваться с ребенком улыбками, а с молодой женщиной взглядами, словами, почти поцелуями!
Внимание Регины вдруг привлек бой настенных часов.
– Уже четыре часа! – воскликнула она.
Молодые люди посмотрели друг на друга.
Им-то показалось, что не прошло и двадцати минут!
Надо было расставаться.
Но впереди был еще сеанс, назначенный на послезавтра. А в ночь с понедельника на вторник Регина рассчитывала уделить Петрюсу час свидания в оранжерее ее дома на бульваре Инвалидов.
Регина и маленькая Абей ушли.
Свесившись над перилами, Петрюс смотрел им вслед до тех пор, пока за ними не закрылась входная дверь.
Потом он подбежал к окну, чтобы еще раз увидеть их, когда они садились в карету.
И, наконец, он проводил карету взглядом, пока та не свернула за угол.
Тогда он быстро закрыл дверь и окно мастерской, словно опасаясь того, что через них улетучится аромат этого пленительного визита.
Он перетрогал все предметы, к которым прикасалась Регина. А найдя ее обшитый брюссельскими кружевами носовой платок, который она забыла случайно или умышленно, он взял его в ладони и уткнулся в него лицом, вдыхая его аромат.
Так он и стоял, погруженный в этот сладостный сон, до тех пор, пока в мастерскую внезапно со смехом ни вошел капитан.
Он наконец отыскал в районе под названием «Новые Афины» такой дом, который ему был нужен.
Он объявил также, что завтра или послезавтра состоится сделка по купле-продаже у нотариуса и что на следующей неделе они отпразднуют новоселье.
Петрюс от всего сердца поздравил капитана.
– А, парень, – сказал моряк, – ты вроде бы как рад, что я от тебя переезжаю?!
– Я? – спросил Петрюс. – Вовсе нет! И в доказательство этого объявляю вам, что вы можете оставить за собой комнату, в которой вы сейчас живете, в качестве загородной резиденции.
– Честное слово, не откажусь, – произнес капитан, – но только при условии, что я буду платить тебе за ее наем и что цену назначу я сам.
Стороны пришли к взаимному согласию.
Трое наших приятелей должны были ужинать вместе.
Жан Робер и Людовик явились в пять часов.
Людовик был очень печален: о Рождественской Розе по-прежнему не было никаких известий. Сальватор забегал домой редко и ненадолго, только для того, чтобы дать знать о себе Фраголе. И она ждала его возвращения завтра вечером или послезавтра утром.