Сальватор
Шрифт:
Эта смерть их очень огорчила. Именно это слово и подходит для выражения их чувств. Но еще больше их, вероятно, огорчила необходимость что-то сделать с трупом. Вернуться с покойником в Париж было невозможно. Законы о дуэли в те времена были довольно строгими, и гораздо строже наказывали секундантов, чем самого оставшегося в живых участника дуэли, который считался человеком, защищавшим свою жизнь. Кроме того им предстояло на заставе для того, чтобы ввезти в город труп, выполнить ряд сложных формальностей. А кроме того, должны признаться, что дуэль несколько
Именно это, признаемся честно, и было основной причиной их огорчения.
Они приехали на место дуэли в карете Лоредана. Посему было решено, что карета с двумя слугами отвезет тело в Париж, а Камил и его приятель вернутся в город своим ходом.
Карета была подогнана. Слуги, спокойные, словно они находились на обыкновенной утренней прогулке, сидели на облучке. Камил подозвал их к себе.
Они слышали два пистолетных выстрела, видели, как уехали Сальватор, господин де Моранд и его секунданты. Но все это не навело их пока на мысль о катастрофе.
Однако же поспешим рассказать вам о волнении, которое слуги испытали при виде трупа хозяина. Лоредан был человеком грубым, своенравным, деспотичным и не пользовался любовью своих слуг. Ему служили только потому, что он четко и довольно хорошо платил. Вот и все.
Поэтому слуги ограничились тем, что удивленно вскрикнули, не выказав при этом особенного сожаления. После чего, полагая, что отдали покойному то, что должны были отдать, они помогли молодым людям положить труп в карету.
Камил приказал им ехать не спеша, поскольку ему нужно было время на то, чтобы найти наемный кабриолет и успеть подготовить Сюзанну к этой ужасной новости.
У ворот Майо молодые люди остановили возвращавшийся из Нейли фиакр. На нем они доехали до заставы Звезды.
Там они расстались. Камил попросил спутника отправиться к нему домой рассказать обо всем, что произошло, его жене и предупредить ее о том, что он задерживается. Уверенный в том, что приятель выполнит это поручение, Камил направился на улицу Бак.
Было около половины одиннадцатого утра.
Особняк Вальженезов выглядел обычно: швейцар о чем-то болтал во дворе с прачкой, мадемуазель Натали, снова получившая место горничной, кокетничала в прихожей с молодым грумом, которого совсем недавно завел себе Лоредан.
Когда Камил открыл дверь, мадемуазель Натали от души хохотала над шуткой нового камердинера.
Он сделал Натали знак. Она подошла к нему, и он спросил, может ли Сюзанна принять его немедленно.
– Хозяйка еще спит, мсье де Розан, – ответила горничная. – У вас к ней что-нибудь срочное?
Не стоит говорить, что этот по крайней мере нескромный вопрос мадемуазель Натали сопроводила нахальной ухмылкой.
– Очень срочное, – серьезным голосом ответил Камил.
– В таком случае, если мсье так желает, я пойду разбужу хозяйку.
– Разбудите, и поскорее. Я подожду в гостиной.
И пока горничная шла по коридору, который вел к спальне Сюзанны, Камил вошел в гостиную.
Горничная подошла к кровати хозяйки, которая из-за того, что в комнате было хорошо натоплено, спала, откинув с груди одеяло. Волосы ее были разбросаны по подушкам, темнокожее
лицо смутно вырисовывалось на фоне темных простынь, а грудь вздымалась, словно она находилась во власти сладостного сна.– Мадемуазель, – прошептала Натали на ухо девушке, – мадемуазель, проснитесь.
– Камил!.. Милый Камил!.. – произнесла Сюзанна.
– Он здесь, – сказала Натали, легко потряся хозяйку за плечо, – он вас ждет.
– Он? – спросила Сюзанна, открывая глаза и оглядывая комнату. – Да где же он?
– В гостиной.
– Пусть же войдет. Или нет, – сказала она. – Брат уже вернулся?
– Еще нет.
– Пусть Камил пройдет в будуар и закроется там.
Горничная сделала несколько шагов по направлению к двери.
– Постой, постой, – сказала Сюзанна.
Натали остановилась.
– Подойди, – сказала девушка.
Горничная подошла к кровати.
Мадемуазель де Вальженез протянула руку, взяла лежащее на ночном столике зеркальце в фигурном обрамлении, посмотрелась в него и, не оборачиваясь к горничной, спросила томно:
– Как я сегодня выгляжу, Натали?
– Так же великолепно, как вчера, как позавчера, как всегда, – ответила та.
– Скажи честно, Натали, не кажется ли тебе, что я выгляжу несколько усталой?
– Немного более бледной, может быть. Но ведь лилии всегда бледны, и никому в голову не приходит упрекать их за эту бледность.
– Ну, что ж!.. – произнесла девушка.
Затем со всем сладострастием своего сна она добавила:
– Поскольку ты говоришь, что я не выгляжу уродкой, проведи, как я тебе и сказала, Камила в мой будуар.
Натали вышла.
Сюзанна быстро вскочила с кровати, натянула чулки из розового шелка, сунула ноги в туфли из синего атласа с золотым шитьем, накинула широкий кашемировый халат, затянув его на талии пояском, забрала волосы в пучок на затылке, бросила взгляд в зеркальце для того, чтобы в последний раз убедиться в том, что неплохо выглядит, и прошла в будуар, где опытная в таких делах Натали создала полумрак, задернув тройные шторы из тюля, муслина и розовой парчи.
– Камил! – воскликнула она, увидев скорее сердцем, чем глазами, сидевшего на диванчике в глубине будуара Камила де Розана.
– Да, милая Сюзанна, – ответил Камил, вставая и направляясь к ней.
Она раскрыла объятия.
– Ты не хочешь меня поцеловать? – спросила она, обвив его шею руками.
– Прости, – ответил Камил, целуя томные глаза девушки, – но я должен сообщить тебе очень неприятное известие, Сюзанна.
– Твоя жена все узнала о нас? – воскликнула девушка.
– Нет, – ответил Камил. – Я полагаю, что она-то как раз ни о чем и не догадывается.
– Ты меня разлюбил? – с улыбкой продолжала расспросы девушка.
На этот раз ответом ей был поцелуй Камила.
– Тогда, – произнесла, вся задрожав от наслаждения, мадемуазель де Вальженез, – ты собираешься уехать, вернуться по каким-то причинам в Америку? Ты вынужден уехать, покинуть меня, не так ли?
– Нет, Сюзанна, нет. До этого дело еще не дошло.
– Тогда почему же ты говоришь, что должен сообщить мне плохую весть? Ведь ты меня по-прежнему любишь и мы не расстаемся!