Самайнтаун

– Ох… Нет, нет, нет!

Франц заныл и задергался, пытаясь порвать цепи, но, обезвоженный – надо было все-таки выпить кровь из морозилки перед отъездом! – добился лишь того, что едва не свалился на бок вместе со стулом.

Он должен быть не здесь! Он должен быть там, на площади, и коль уж умирать или быть запертым в ловушке, то не одному. «Лора, Лора, Лора!» Он опять бросил ее одну, уже который раз. Дал обещание и не выполнил. Собрался защищать, но поставил под угрозу смерти. Влюбился, а ничего хорошего для нее не сделал, только все испортил. Что она может там, одна, против Ламмаса и его марионеток? Ведь как Франц прикован к стулу, так она прикована к своей коляске. Ни встать, ни спастись, ни даже убежать. И Титании рядом нет. И Джека нет. Никого у нее нет теперь, даже Франца.

– Идиот, идиот, идиот!

Ему нужно немедленно выбираться отсюда и скорее нестись к ней! Разломать стул? Хм, не получится, для этого надо упасть откуда-нибудь с высоты, а так Франц просто завалится, и все. Может быть, добраться до зажигалки и подплавить огнем цепь? А это вообще возможно? Ах, да, зажигалка осталась в куртке, а он без куртки, в этом дурацком бархатном плаще из шторы, который вдобавок еще порвался пополам, пока его, видимо, тащили по земле. А кто, собственно, тащил, кстати? Кто его опять почти убил? Причем тем же самым способом, что и в прошлый раз. Как скучно! Нет бы придумать что-то новое. Хотя именно благодаря тому, что у нападавшего отсутствовала фантазия, Франц догадывался о личности тюремщика. Это должен быть тот, кто уже протыкал его прежде, а потому знал, что даже после подобного Франц все еще не труп. Иначе не было бы смысла брать его с собой и связывать. Иначе он бы вообще не оказался здесь, ведь…

– Поверить не могу! – раздался смех из темноты как подтверждение его догадок. – Ты уже очнулся! Не думал, что это происходит настолько быстро.

– У тебя почерк, как у бабы, – хмыкнул Франц. Решетка отворилась, и через порог перешагнул самый уродливый уродец в мире. Страшнее Франц в жизни не встречал. Впрочем, а каким еще должен быть самый настоящий голем? Здоровый и огромный, как скала, весь в каменных наростах, будто в чешуйчатой броне. Рубашка на его мускулах так натягивалась, что ткань трещала, и Франц не мог не задаться вопросом, не останется ли он без штанов, если нагнется или сядет. – Вот я наивный полудурок, эх… А я ведь и вправду поверил, что мне Кармилла написала. Зачем обманывать? Я ведь даже опасности для вас не представлял! Ну, мешался, да, бегал всюду следом… Но только из-за этого меня теперь что, в тюрьму сажать? Это даже для Ламмаса как-то слишком уж жестоко!

– Да на кой ты сдался Ламмасу, – хмыкнул Голем. – Ты здесь исключительно по моей прихоти, милый мальчик.

Решетку за собой он не закрыл – очевидно, был настолько уверен в себе и в тех цепях, которые связывали Франца. Шершавая от ржавчины поверхность терла кожу, словно наждаком, и любое неосторожное движение все больше приближало цепи к его сухожилиям и костям. Франц застыл ненадолго, чтобы передохнуть и собраться с мыслями.

«Ты уже очнулся», – сказал ему Голем, и это маленькое «уже» дало Францу надежду, что не так-то и долго он провалялся в отключке. Значит, у него еще есть шанс успеть к Лоре. Лишь бы ничего важного не пропустить, лишь бы вовремя оказаться рядом…

Пока он размышлял, – паниковал, точнее, – Голем сделал несколько кругов по камере, рассматривая его со всех сторон, как экспонат в музее, а затем подошел к стенду. Дернул какие-то крепления и выдвинул из боковины еще несколько железных крепежей и потайных ящичков, из которых принялся вынимать и складывать на стоящий рядом стол все, что находил интересным. Блеснула чугунная вилка с тремя зубцами, затем классические клещи и ланцет. Тиски, какие-то валики с веревками, набор обсидиановых игл… Выбрав штук шесть инструментов, Голем удовлетворенно хмыкнул, выдвинул из очередного ящика другой, поменьше, и размотал вытащенный оттуда фартук, как у кузнеца.

«Нет, минутку…»

Как у мясника.

– Никто из нас не служит Ламмасу безвозмездно. Кому-то он платит освобождением от проклятия, кому-то – обычными деньгами… Хочешь узнать, чем он платит мне? – спросил Голем, и, хотя Францу очень хотелось ответить «Да не особо, если честно», он решил, что лучше пускай болтает. Так он хоть чем-то занят и тем более стоит к нему спиной, а значит, не увидит и не услышит, как Франц растягивает звенья цепей. – В обмен на то, что я выполняю самую грязную работу – доставляю тела, куда скажут, и делаю с ними потом, что нужно, – он иногда позволяет мне развлекаться. Не все убийства в Самайнтауне были нужны Ламмасу… Просто мои игрушки вечно приходят в негодность раньше, чем успеют мне надоесть. Но ты, говорят, абсолютно бессмертен… А я всегда мечтал об игрушке, которая не ломается.

Франц непроизвольно сглотнул, и память, которая еще несколько минут назад с трудом подчинялась ему, принялась сама плеваться ему в лицо фрагментами. Лавандовый Дом, где Голем впервые его почти убил. Призрачный базар, откуда он увез Кармиллу и где увидел Франца абсолютно невредимым. Причал, где Голем прислонялся спиной к машине и не сводил с него глаз черных, как те бусины у чучел в гостиной Джека. Франц думал, что он смотрит на него с опаской, но ошибся – то был интерес. Так дети смотрят в магазине на игрушку перед тем, как схватить и прижать к груди, чтобы понести с родителями к кассе.

Пресвятая Осень, да он же угодил в руки к маньяку!

Издав выразительное «Ой», Франц задергался на стуле и принялся тянуть цепи в разные стороны еще неистовее, чем до этого. На столе тем временем что-то громыхало, лязгало: Голем перебирал инструменты, шлифовал и затачивал то, что можно было заточить, мурлыкая от предвкушения. Мало того что Франц купился на самую примитивную приманку, как кролик в короб за морковкой полез, так еще не может совладать с обычными цепями. Зато обещание свое, данное Титании, все-таки сдержал: отвлек Голема на себя, так отвлек. Тупица!

– Хм, с чего же нам начать… – забормотал под свой кривой нос тот и повернулся. – Наверное, сразу перейдем к десерту. Уж очень мне не терпится попробовать тебя!

– Ты чего, мужик, – выпучил глаза Франц, завидев в его полукаменных руках длинную продолговатую трость с расширителем на конце, похожим на грушу. – Я не из таких, мне женщины нравятся!

– Я говорю о пытках, идиот. Эта штука нужна, чтобы вставить ее тебе в рот и разорвать его!

– А-а. – Франц с облегчением откинулся на спинку железного стула. – В рот? Точно в рот ведь, да? Тогда ладно.

Голем вопросительно склонил голову вбок. Франц же и впрямь успокоился: фух, просто пытки, значит?.. А он-то невесть что себе нафантазировал! Тогда все не так страшно, и у него даже есть время, чтобы придумать план побега вместо того, чтобы думать о своей чести и том, как пережить унижения. Пока Голем, отвернувшись обратно к своему столу с мрачным видом, снова рылся в инструментах, Франц прыгал на стуле туда-сюда и крутил головой. Так, решетка открыта, значит, ключ добывать не нужно, уже неплохо. Неизвестно только, в каких он катакомбах и как отсюда выбраться, но можно ориентироваться на слух и запах – в конце концов, он все еще вампир. Значит, остается лишь одна проблема – цепи. Как бы их сломать…

Голем постоянно отвлекал его. Поворачивался то с одним инструментом, то с другим, будто ждал одобрения Франца и оценивал его реакцию.

– Это зубочистка? – усмехнулся он, и Голем тут же взялся за другое. – А это похоже на уточку для ванны. А это… Не, не подходит. Вампирам причиняет боль атрибутика лишь той религии, в которую они верят, так что… О! Уже лучше. Ты угадал, я католик. – Голем вдруг вытянул перед его лицом массивный золотой крест, усыпанный драгоценными камнями, и Франц действительно задергался, скривился, но то был внутренний вампирский зуд, заставляющий шипеть и отворачиваться, а не боль. Однако, когда Голем нажал грязным ногтем на один из самоцветов… – Оу, – завороженно выдохнул Франц, ведь из верхушки креста выскочил штырь размером с увесистый кухонный тесак. – Универсальная вещь! Интересно, это что-то из чемоданчика экзорцистов?