Самый медленный поезд
Шрифт:
Он вынимает из-за спины действительно очень маленькой букетик голубеньких подснежников: пять-шесть цветочков.
Кто-то насмешливо улыбается, но артистка растрогана.
– Спасибо! Это лучший букет в моей жизни. Правда, - добавляет она самокритично, - их было не так-то много...
Черненькая разглядывает принесенную снедь, что-то оставляет, что-то откладывает:
– Масло и сметана - Нине большой и Нине маленькой...
– Не надо, Дуся, - слышится голос жены бригврача, - я буду, как все...
– Отставить разговоры!
– приказывает артистка - К столу, товарищи по несчастью!
Машина
– Замечательные люди были ваши спутники...
– Обычные люди, каких мы постоянно видим вокруг себя.
Лена иронически улыбнулась.
– Да, это были самые обычные люди... Машина тронулась.
Медленно проплывает военный пейзаж.
В этот момент вагон дергается.
– Неужели едем?!..
– говорит черненькая.
– Небось, на другой запасной путь перегоняют...
– говорит одноглазый.
– В тупик!..
– говорит актриса
Одноглазый парень выглядывает в окно. К вагону с двумя огромными мешками, висящими через плечо, спешит какой-то старик.
– Нет, похоже, что едем.
– Говорит одноглазый. Поезд тяжело и медленно трогается.
– Эх, поеду я в Ленинград-городок!..
– в восторге выкрикивает черненькая.
Старик бежит рядом с вагоном, мешок колотит его по крестцу.
– Нет, не успеет!
– сочувственно говорит одноглазый парень.
– Кто не успеет?
– Да старик вон...
– парень оглядывается на корреспондента, - пошли, может, подсобим.
Парень и корреспондент выбегают в тамбур.
– Живей, папаша!
– орет одноглазый, далеко высунувшись из вагона
Рослый, крепко сбитый старик в коротком, толстом азямчике, с седыми, в прожелть, усами и бородой клинушком, нагоняет подножку и бежит с ней вровень, вытянув вперед правую руку, а левой поправляет сползающие с плеча мешки.
Он было ухватился за поручень, но поезд прибавил ходу, и качнувшийся вагон толкнул старика в бок, едва не сбив с ног.
– Кидай сюда мешки!
– кричит одноглазый.
Старик, видимо, не слышит. Он снова молча бежит рядом с вагоном, выпучив бледно-голубые глаза. Снова пробует ухватиться за поручень и снова выпускает его.
– Кидай мешки, слышь!
– надрывается одноглазый, и корреспондент присоединяет свой голос.
Но все впустую. Старик молча бежит, и задний мешок колотит его по крестцу, будто подгоняя. А затем он вдруг решается. Он подпрыгивает, правая рука его находит поручень, но тяжесть мешков перевешивает, старика заводит назад, еще миг и он свалится под колеса. Но тут одноглазый парень ловит его за ворот, корреспондент хватает за плечо и с огромным трудом им удается втащить старика в тамбур.
Ни слова не говоря, старик проходит в вагон, раздвигает чьи-то вещи, прямо к печке скидывает свои мешки и, сняв матерчатый ватный картуз, утирает взопревшее лицо.
– Так и погибнуть недолго!
– говорит тетя Паша, обводя всех сердитыми и добрыми глазами.
– Неосторожный вы, дедушка!
– в тон ей упрекает старика черненькая.
– Вам бы скинуть мешки!..
– втолковывает старику одноглазый.
Старик не отвечает на все эти речи. Он уже отдышался и сейчас производит впечатление странного спокойствия,
которое в данных обстоятельствах легко принять за обалдение. Пассажиры так к этому и относятся, они оставляют старика в покое, благо и тетя Паша подает на "стол" котелок с пшенной кашей.Сдвинув ногой чьи-то пожитки, старик удобно располагается на своих мешках.
– Присаживайтесь, дедушка, - гостеприимно говорит тетя Паша, горяченького похлебать.
– Мы на чужое не заримся, - степенно отвечает старик
– Да вы не стесняйтесь, что за счеты!
– уговаривает его артистка. Как говорится, "щи, но от чистого сердца".
Старик не отвечает. Он достает складной нож с фиксатором, затем извлекает из мешка шматок сала, нежного, чуть розоватого, с присыпанной солью корочкой и кусаный уломок ржаного хлеба.
– Ах, какое сало хорошее!
– говорит тетя Паша, она словно хочет подсказать старику, как ему следует себя вести.
– Сало, оно сало и есть!
– бормочет старик, впиваясь в розоватую мякоть беззубыми деснами.
– Всю войну такого сала не видели!
– продолжает тетя Паша
– И не увидите.
– Что-то вроде далекой усмешки мелькает в бледно-голубых глазах старика.
Тетя Паша мучительно краснеет - уж не принял ли старик ее за попрошайку: Артистка ласково обнимает ее за плечи
– Да ну его к черту!..
– довольно громко говорит артистка.
Старик, равнодушный ко всему окружающему, с тупым и жадным выражением жует сало...
...Свечерело. У окна, чуть в сторонке, стоят одноглазый парень и Дуся.
– Места у нас исключительные, - говорит одноглазый парень.
– А в шести километрах Борисоглебск, там любую профессию можно приобресть.
– А я вот люблю свою профессию!
– с вызовом говорит Дуся.
– Это так считают: мол, кондукторша - последний человек. Чепуха! Столько людей за день проходит... Эх, не умели мы до войны жизнь ценить. Меня пассажиры уважали, я сроду никому грубого слова не сказала.
– Конечно, - вздыхает парень, - в Борисоглебске трамвая не имеется...
– и вдруг осененный внезапной идеей говорит - Постой, у нас же автобус курсирует "Борисоглебск - совхоз 'Якорь'"!
– У автобуса звонка нет, - улыбается черненькая. Одноголазый смотрит на нее обескураженно...
...Возле печи артистка показывает человеку, который все потерял, и тете Паше свои фотографии.
– Прямо кукла!..
– восхищается тетя Паша,
– А это после окончания училища. Тут уже было ясно, что Гилельс из меня не вышел.
– Рослая, красивая девушка - опять же возле рояля.
– Это неинтересно, - пропускает одну карточку артистка, - тут я с бывшим мужем...
– С бывшим!
– встрепенулся человек, который все потерял.
– Да, почему это вас так взволновало?
– Я ничего... простите, - смешался тот.
В это время старик, дремавший на мешках, проснулся
и тут же вспомнил о жратве. На этот раз он не ограничивается сухомяткой. Он достает сковородку и, накрошив сала, начинает поджаривать его на печурке.
– А вот трудовой процесс, - говорит артистка.
– Это вы на голове стоите?
– спрашивает человек, который все потерял.