Самый опасный человек Японии

— Подожди! Я ничего не помню.

— Так бывает.

— Мы же ужинали с госпожой Ёсико?

— Совершенно верно. Было так весело!

— А потом мы с ней разговаривали...

— Нет, не так.

— Что не так?

— Мы разговаривали с ней с самого начала ужина, — очень серьёзно напомнил Юкио.

— Да, верно. А потом мы говорили с ней в бассейне... или это уже во сне было? Ладно, не важно.

— Тебя что-то тревожит?

— Мы говорили с ней о снах и лисах-оборотнях… Но теперь я не понимаю, насколько серьёзно должен к этому относиться. Вдруг это только приснилось?

— Я советую брать на заметку всё, что говорит настолько осведомлённый человек, как тётушка Ёсико, — очень серьёзно произнёс Юкио. — Даже если она делает это в шутку или во сне. У неё свои способы сообщать своё мнение.

Часть 2. У повешенного монаха

Часть 2. У повешенного монаха

8. Виконт Симпэй Гото

Барочно-пёстрое красное здание вокзала строили во время увлечения европейской архитектурой из каталогов и иллюстраций к французским романам. Само здание было в форме импровизированной звезды, поднимались башенки с круглыми окнами и шпилями. Посередине, повторяя идею Флорентийского собора, вздымалась самая высокая, восьмигранная, увенчанная куполом.

Внутри всё уже было не так торжественно. Очень людно, все кричат, повсюду чемоданы, корзинки, баулы. Казалось, весь город куда-то переезжает.

А с платформ смердело дымом от паровозов.

Юкио отправился разыскивать остальной класс, а Кимитакэ прислонился спиной к железной колонне и начал изучать пахучую утреннюю газету. Надо было узнать для порядка, как много они пропустили.

В газете внезапно обнаружилась статья за подписью генерала армии Маньчжоу-Го, принцессы Кавасимы Ёсико. Конечно, Кимитакэ был в курсе, что она сейчас в Токио, и даже удостоверился в этом на собственной шкуре. Но всё равно не ожидал увидеть в газете статью с её подписью.

Статья была посвящена вопросам геополитики и написана на редкость косноязычно. Как будто взяли текст на классическом литературном китайском и добавили в него значки японской грамматики:

«Я не могу не удивляться, почему Маньчжоу-Го не пригласит угнетённых китайских монголов сделаться членами нового государства?

Маньчжоу-Го, как об этом совершенно ясно указано в “декларации об усыновлении государства”, является родиной пяти дальневосточных народностей: китайцев, маньчжур, монголов, японцев и корейцев. Китай — вопрос особый, но Внешняя Монголия и Чахар во чтобы то ни стало должны быть включены в состав нового государства.

Достойна слез для сторонников “имперского пути” непредусмотрительная установка: “Монголы Хинганской провинции и Жэхэ, идите к нам! Народ Внешней Монголии, поступай как хочешь!”

Маньчжоу-Го, чтобы стать “вечным источником света Восточной Азии”, как это сказано в ее “декларации об установлении государства”, должна включить в свой состав Внешнюю Монголию, как бы тому ни противодействовала Россия.

Я не могу не молиться (не только из соображений стратегических, но и с точки зрения целесообразности) о том, чтобы присоединение Внешней Монголии к Маньчжоу-Го состоялось как можно скорее».

«Там, в бассейне, она разговаривала куда понятней», — подумал Кимитакэ. И от этого воспоминания на душе у юного каллиграфа стало светло.

Конечно, в этом рассуждении было куда меньше сияющего безумия, чем в восторженной писанине профессора Окавы Сюмэя. И уже потому казалось, что описанные тут проекты могут и взять в разработку. Хотя, если задуматься, — что полезного они собираются отыскать во Внешней Монголии? Там и угля нормального, наверное, не найти.

Какое всё-таки счастье, что подобные статьи (пусть и написанные женщиной-генералом) читают школьники, а не офицеры генерального штаба! Начни в штабе к этому прислушиваться — и может дойти до того, что какая-нибудь монгольская армия будет стоять под Токио.

В его возбуждённый ум могли бы забрести и другие глупости и безумства, но тут что-то потянуло за рукав. Это был Юкио. И без единого слова было понятно: длинноволосый нашёл что искал.

Прежние одноклассники Кимитакэ, которым предстояло стать его новыми одноклассниками, обнаружились совсем рядом. Просто, как это всегда бывает на вокзалах, их было трудно заметить. А с ними — всё тот же заместитель директора школы по хозяйственной части.

Кимитакэ не мог, разумеется, угадать, почему заместитель директора потащился на вокзал провожать тех, кто всё равно уже не будет учиться в Гакусюине. Но пара предположений у него была.

Возможно, после убийства директора, и пока новый ещё не назначен, в школьных делах царит такой хаос, что кому угодно могут поручить что угодно. Не просто так он же оказался и в приёмной комиссии.

А могло быть и так, что этот цепкий старик оказался в приёмной комиссии действительно не просто так. Вдруг он назначен в школу военной или флотской полицией? Или той самой группировкой? Не просто так он опознал агентов полиции, пошёл с ними спорить и, кажется, победил.

Так что юный каллиграф решил на всякий случай, что будет держаться в стороне от этого опасного человека. А прямо сейчас будет лучше поболтать с ребятами своего возраста.

— А где же ваш багаж? — спросил Кимитакэ, потому что надо же было что-то спросить.

— Уже погрузили, — был ответ. — Мы решили не тащить и заказали доставку. Хватило одного грузовика.

— Похоже, вы повторили нашу хитрость.

— Повторили, как только про неё услышали. Время ещё было.

Тем временем заместитель директора повернулся в сторону Кимитакэ и стало ясно — неприятных расспросов дребезжащим голосом не избежать.

— Почему ты и Юкио-кун всё время ходите вместе? — внезапно спросил старик. — Вы слишком непохожи, чтобы подружиться так быстро. Он что, на твоей сестре жениться собирается?

— Моя сестра умерла ещё в прошлом году, — напомнил Кимитакэ.

— Получается, это ты собираешься жениться на его сестре.

— Я вообще не уверен, что у него есть сёстры. Я склонен думать, что он такой единственный.

— И что же тогда в нём хорошего? Ну, кроме того, что он выглядит по-дурацки.

— Нас соединил интерес к литературе, поэзии и каллиграфии.

— Твой приятель не похож ни на писателя, ни на каллиграфа, — заметил старик. — Скорее, он похож на персонажей. Как по мне, достойно удивления, что эта воздушная голова вообще научилась читать хоть какие-то иероглифы.

— Видите ли, я ощущаю себя отчасти потомком самураев, — вдруг заговорил Юкио. — А долг самурая — в служении. Само слово «самурай» происходит от глагола «служить». Способность самурая жить и выжить в этом мире изначально зависит от милости господина. А самурай моих способностей — которые очень высокие — может позволить себе выбирать и лучшего господина. Кто верно служит бесполезному делу, тот и сам бесполезен. Долг самурая, раз уж выпал шанс выбирать, — служить самому умному, культурному и амбициозному господину. А Кими-кун — именно такой человек. Глазами этого не разглядеть. Но этот благородный, серебряный звон всё-таки возможно расслышать в те редкие минуты, когда затихает голос его скромности. Про такое даже в «Хагакурэ» написано, я только не помню, что именно.