Самый опасный человек Японии

— Я никогда бы не стал заниматься здесь коммунистической агитацией, — устало произнёс Иоффе. — И получил на этот счёт строжайшие указания ещё в Москве. Вести пропаганду в моём положении было бы чистейшим безумием. Японской коммунистической партии мы не знаем. Её деятелей, кроме немногих, бывших в России, мы тоже не знаем. Что её история — это история предательств, расколов и провокаций, признают даже сами заслуженные её члены. К тому же мы прекрасно осведомлены о мастерстве вас, японцев, в шпионаже и «перевоплощении». Я не рискнул бы и рта раскрыть. Слишком много шансов поддаться на провокацию, которая сорвёт переговоры.

— В Японии также есть элементы, которые из чувства любви к родине боятся пропаганды русского коммунизма. Однако я могу испытывать лишь чувство жалости к таким людям, которые недостаточно уверены в себе. Добрые взаимоотношения между Японией и Россией не только служат счастью обоих народов, но также способствуют стабилизации соседнего государства — Китая — и его культурному существованию. Китай, при стабилизации правительства, служил бы в ближайшем будущем опорой для мира в Восточной Азии. А значит, и мира во всём мире!

— Пока я убедился, что все наши взаимоотношения ограничиваются полицейским надзором. Японское правительство окружило меня такой стеной шпионов, что я нахожусь всё равно что в тюрьме. Их опека не может не броситься в глаза мне, человеку, у которого за спиной опыт пятнадцатилетней революционной работы при царском режиме. Я могу сказать, что методы царской охранки были куда более совершенны даже технически.

— Опека полиции совершенно необходима для вашей же безопасности. Отдельные радикалы, — виконт понизил голос, — среди них родственники, погибшие от партизанской акции в Николаевске… не против прервать линию вашей жизни!

— И тем не менее вы готовы обсуждать статус Сахалина?

— Разумеется. Наши войска по-прежнему находятся на северной части острова, но решение по ней ещё не принято. Существует весьма популярная идея выкупить его у вашего государства, чтобы навсегда стереть из русской памяти ужас острова каторжников. Я слышал, что называлась сумма около ста миллионов иен. Наличными или товарами. Или просто списать соответственную сумма с царских долгов Японии.

— Совершенно верно, — сказал Иоффе. — Я уточнил сумму и могу её назвать. Мы хотим за Сахалин миллиард иен золотом.

— Это невероятно! — виконт был не в силах скрыть удивление. — Весь золотой запас Японии на сегодняшний день — два миллиарда золотых иен! И это всё — по результатам удачных финансовых операций в ходе Великой войны. В 1914 году наш золотой запас не превышал трехсот пятидесяти миллионов!

— Вот видите — и накопления вложите, и у вас ещё половина останется.

— К тому же эти территории совершенно не освоены… Эти дикие места не могут стоить настолько дорого! И наш флот критически зависит от сахалинской нефти. Не забывайте, наш премьер-министр — адмирал, он прислушается к мнению моряков!

— Советское правительство готово предоставить вам нефтяные, угольные и лесные концессии на самый длительный срок, и вы сможете их осваивать. Мы заинтересованы в инвестициях. И мы убеждены, что освобождённый труд — эффективней и принесёт инвесторам колоссальные выгоды…

* * *

Закончив с советским посланником, виконт вернулся в свою гостиницу, которая располагалась на другом конце города. Её охраняли двое слуг и ещё пятеро полицейских в штатском. Происшествий за время отсутствия не было.

Уже на первом этаже виконт расслышал перебранку тех, кто дожидался его возле номера.

На скамеечке в гостиничном коридоре сидели двое — европеец в молочно-белом костюме и японец в чёрном кимоно. Они отчаянно спорили на дикой смеси из японского и русского, но при виде Гото незамедлительно замолкли и подобострастно встали и поклонились.

В этом было одно из преимуществ жизни независимого политика. Отныне ты не был обязан докладывать кому-то о своих достижениях — а вот содержать прислужников вроде этих двух мог сколько угодно. Причём нередко расплачиваться с ними можно было не монетой, а обещаниями.

Виконт велел входить сразу обоим.

Костлявый и уже постаревший европеец в светлом костюме был Прокофий Хандорин, бывший колчаковец, подвизавшийся ныне при маньчжурской газете «Друг полиции». Он отвечал за связи с белогвардейской прессой.

— У меня для вас, гражданин Хандорин, готовый скандал, — произнёс виконт по-французски. — От вас — только оформить и подать. Будет великолепно смотреться в любой газете, которая отвечает вашему делу. Сообщите, что поведение Иоффе было таким, что все прежние русские дипломаты должны были перевернуться в гробу. Сказавшись больным, этот толстый еврей принимал представителей Японии развалившись в постели и в одной ночной рубашке. За жалкие сто пятьдесят миллионов йен (насчёт золота виконт умолчал) плюс аннулирование военных долгов этот красный бандит собирается продать японцам Северный Сахалин… Ну и дальше, в том же духе.

— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство! — Хандорин решил, что виконт — это приблизительно граф.

— Только не затрагивайте слишком сильно тему еврейства, — напомнил Гото. — Евреи — хоть и азиатский народ, но они невероятно мстительны. Известную вам войну финансировали евреи-банкиры из Соединённых Штатов, оскорблённые тем, что царское правительство допустило погромы. Всё, можешь идти!

— А ваше сиятельство изволит гривенник на извозчика…

— Я плачу тебе достаточно, скот! — рявкнул виконт, и бывший колчаковец ретировался. Два японца, оставшихся наедине, понимающе переглянулись — дескать, ничего не попишешь, с этими русскими иначе нельзя. А потом перешли к разговору.

Следующим был Фусэ Кацудзи, юркий политический аналитик «Осака майнити». Он специализировался по русским делам, и русская революция ему по-своему нравилась: она исправно поставляла порции интереснейших материалов. В своё время он бывал в Москве и брал интервью у Ленина, Сталина, Троцкого… Причём количество встреч, важность дел, которые они обсуждали, и восторгов советских вождей по поводу японской журналистики — возрастали с каждым пересказом.

— Для тебя скандалов нет, — сообщил виконт. — Нужно просто сказать читателям, что с Россией мы скоро подружимся и эх как заживём. Пусть все думают, что так думают все.

Оставшись в одиночестве, Гото уже собирался приказать готовить ванную, но тут в комнату пулей влетел его камердинер в белых перчатках. Губы верного слуги дрожали, не в силах удержать тайну, что рвётся наружу.

— Что такое? — нахмурился виконт. — Война объявлена?

— Никак нет. Из Токио телефонировали: на ваш дом совершено нападение членами Японской антибольшевистской лиги. Ультраправые экстремисты, против любых переговоров с Россией. Ваш старший сын дал им достойный отпор и теперь ранен. Однако его жизни ничто не угрожает.