Сайфер: Владыка Падших
Шрифт:
– Даже если вы каким-то образом убьёте всех в башне и не оставите камня на камне, то всё равно не найдёте нужное оружие.
– Но ведь я и не говорила, что мы его заберём, – возражает Анция. – Я сказала, что вы его нам отдадите.
– Какая чушь…
Анция всё ещё улыбается.
– Простите, я не так внимательно изучала вопросы ваших традиций и обязанностей, как хранитель Хеккаррон, но, если мне не изменяет память, Оффицио Ассасинорум обязано исполнять все получение приказы по ликвидации, не так ли?
– Именно так, – хмурится Крад. – Но какое это…
– И у вас есть
– И что с того?
– Так он здесь. Ваша цель – здесь.
– На Терре?
– В самом Дворце, – Анция кивком показывает на птичью маску. – Уверена, что это уже известно Наблюдателю вашего Двора… конечно, если она и в самом деле наблюдательна, а не просто…
– Ваше хамство неприемлемо, авгур! – цедит Крад.
Анция чуть склоняет голову.
– Ну простите, наверное что-то действует мне на нервы, – она бросает взгляд на Глас Бездны, и вновь смотрит на Крада. – Цель, которую вам не удавалось устранить на протяжении тысячелетий здесь, и сейчас он ищет меч. Отдайте его нам, и это выманит Сайфера из укрытия, и вы сможете исполнить обязанности своего Оффицио. Осталось лишь согласиться, не так ли?
– И насколько ты в этом уверена?
– У всех нас есть сильные стороны, смотритель. Моя – знания о будущем. Напомни, а чем занимаешься ты?
Хеккаррон поднимает руку, обрывая перепалку.
– От имени Адептус Кустодес я готов поддержать предложение от авгура Анции к Оффицио. Вы согласны?
Опускается тишина. Анция и Хеккаррон не сводят глаз с ассасинов. Хорошее они разыграли представление, как думаешь?
Убивает затянувшееся молчание не Крад, но Тета, Глас Бездны.
– Мы согласны, кустодий. Меч вновь увидит свет.
– Примите благодарность Трона, – отвечает Хеккаррон. Кустодии не преклоняют колени ни перед кем, кроме Императора, но его кивок – высшее проявление уважения.
– Не благодари нас, – отвечает ему Глас Бездны. – У таких даров есть цена, кустодий. И об этом следует помнить даже тем, кто слеп к будущему…
И с этими словами все трое исчезают, будто развеянный ветром туман.
Десятая глава
В лесу идёт дождь. Листья содрогаются под тяжёлыми каплями и шелестят по ветру. Азхар открывает то, что считает своими глазами. Над ним нависают стволы и ветви вековечной дубравы, кривые ветки цепляются за серое небо, еле виднеющееся сквозь тёмный полог. Воин поднимается на ноги, шагает вперёд – туда, где вдалеке виднеется просвет. По его лицу стекает вода. И когда он поднимает голову, подставляя щёки каплям, то ощущает на губках
и языке такой знакомый вкус. Вкус потерянного дома.– Так вот каким он был… – раздаётся позади голос.
Азхар оглядывается и видит сидящего на сложенной из поросших мхом камней пирамиде человека. Тот облачён в белёсую накидку. Из-под накинутого капюшона виднеется кожа цвета меди. Азхар молча глядит на незнакомца. а потом поворачивается к чащобе. Она выглядит такой знакомой, такой настоящей, но при этом абсолютно нереальной.
– Да, – наконец, отвечает он. Его голос спокоен. В нём больше не тлеет неугасимый гнев. Нет, теперь он говорит, как человек, понимающий, что его путь в сём мире подошёл к концу. – Это – Калибан, каким он был… до Льва, дол Лютера, до Империума. До всех нас, – вздыхает он, покосившись на собеседника. – Знаю, ты никогда не видел его прежде.
– И знаешь, кто я такой?
– Естественно. Я ведь видел тебя на мосту. Ты – библиарий капитула, несущего бремя имени и позора легиона, частью которого когда-то был.
– И всё ещё являешься, – возражает Мордекай, – как и я.
Азхар смеётся. Его лицо выглядит моложе, чище, его не марает не сходившее в реальности выражение кривой усмешки.
– И ты ведь и в самом деле в это веришь, а? Но ведь мы оба понимаем, что это не так. Легион давно мёртв. Я – призрак его ошибок, ты – отголосок гордыни.
– Это не так, – отвечает Мордекай и поднимается на ноги, сбрасывая с лица капюшон. Его кожа отмечена шрамами, оставшимися после испытаний, штифтами за выслугу лет и татуировками. – Ты – мой брат, и пусть ты и пал, оступившись, ты всё ещё можешь покаяться. Обрести искупление.
– А кому оно действительно нужно – мне или тебе? – Азхар разводит руками. – Пусть нас и окружают мои воспоминания, мои мысли, в реальности мы стоим где-то в глубинах Имперского Дворца. Какие злодеяния ты совершил, зайдя так далеко, библиарий? Какие новые грехи бросил на груду старых лишь чтобы предложить мне искупление?
– Моя совесть чиста.
– Как и моя.
Под шелест листьев и капли дождя воины стоят, не сводя друг с друга глаз, среди грёзы о давно сгинувшем мире.
– Ты предал Льва, – нарушает молчание Мордекай. – Обратился против своих братьев. Присягнув отродьям тьмы. Разве тебя не гложут муки совести?
– Нет, – возражает Азхар. – Не гложут. Предать можно лишь тех, кто был достоин верности, а не лживых глупцов.
Мордекай молча отворачивается, вглядывается в листву.
– Но ведь сейчас не обычная ситуация, не так ли? Вы ведь не уводите нас в чертоги позабытых воспоминаний, чтобы предложить покаяние под каплями дождя… для этого есть ножи.
– Ты много не знаешь и не понимаешь, предатель.
Азхар качает головой. Но на его лице видна не горечь, но скорее понимание.
– Знаешь, мы ведь тоже брали в плен твоих братьев, и они многое нам рассказали о том, как проходят дознания… Пусть и не сразу. Обычно задают вопросы и предлагают искупление череполикие капелланы. Вы же – не спасители, а помощники, ищущие истину среди плевел лжи.
– Жестокость – не единственный путь к прощению, – возражает Мордекай. – Но самый лёгкий и привычный.