Сайфер: Владыка Падших

Я шагаю по сцене разворачивающейся резни, и пистолеты в моих руках поют роковую песнь. С ужасом на глазах разбегаются писцы, страх виден и в глазах солдат. Но гоплиты всё равно бегут навстречу по проходу между хранилищами свитков, стреляя на ходу. Их выстрелы опаляют воздух и лобзают мои доспехи. Храбро. Очень храбро. Я спускаю курок, и мой пистолет извергает поток плазмы. Пламя испепеляет голову одного из замыкающих, а затем сжигает следующего. Затем грохочет болт-пистолет. Снаряд впивается в другого гоплита, резко оглядывавшегося. Заряд болта настроен на взрыв после двух попаданий. Он пробивает череп насквозь и сталкивается со стволом лазружья. Они взрываются вместе. Град осколков и белое пламя омывают разбегающуюся толпу. Один взмах косы уносит несколько душ, а я продолжаю стрелять, каждым выстрелом забирая всё новые жизни.

Что? Ты ведь не ждал от меня милосердия? Не думал, что я добр? Я не такой. Впрочем, в этой вселенной и нет невиновных. Вообще…

– Пожнём ваши души! – хрипит рядом Бахариил. – Сбережём ваши души!

Он двигается, будто на ломанной пикт-передаче. Истекает жёлто-зелёным сиянием, будто потом. Я вижу, как он поднимает руку и одним жестом обращает в пепел и шкафы, и прячущихся за ним людей. Слова произносит не только ртом, но и разумом, сотрясая полный кровавой дымки и изморози воздух. Тень тянется за ним, будто вздувшийся плащ. В её полумраке мерцают глаза и когти.

– Око открывается! – восклицает Бахариил. – И ала тропа!

Он содрогается, и реальность вокруг исчезает в потоке розового пламени и горящей крови.

Корлаил оборачивается к нему, прекращая убивать. Видит ли он то же, что и я? Чувствует, что грядёт? Он делает шаг навстречу к Бахариилу, возможно, собираясь его угомонить, и не замечает бросающегося на него врага.

– За Терру!

От боевого клича сквозь клубы дыма идёт рябь. И из пламени появляется воин. Он – вихрь, облачённый в жёлтый керамит. Его левый кулак окутан молниями, а наруч украшен гербом в виде сжатой обсидиановой перчатки. Он – Имперский Кулак, потомок тех, кто некогда стоял на стенах Терры и до сих пор служит преторианцами Тронного Мира. Я уже много тысячелетий не видел никого из их рода. И не думал, что увижу кого-либо из них сегодня. Ведь они все должны были быть на стенах, там, где бушует самая важная битва. Должны были, вот только случайности нет дела до закономерностей.

Имперский Кулак бросается прямо на Корлаила, стреляя на бегу. Взрывы сотрясают доспехи моего брата. Во все стороны летят осколки керамита. Корлаил не падает, но оступается, и это – вся нужная сыну Дорна брешь. Этот воин – ветеран, познавший искусство войны так, как может лишь отдавший себя пути служения плотью и кровью.

Корлаил успевает поднять меч, парируя удар, и они сходятся будто буря из стали и молний. Клинок сшибается со щитом, по пластили идут микротрещины. Имперский Кулак закрывается от ударов, а затем бьёт своим кулаком, будто тараном.

Латная перчатка встречается с клинком, и раскат грома гремит сквозь какофонию битвы. Воитель наседает, бьёт краем жёлтого щита прямо по шлему, раскалывая линзы. Корлаил заносит меч, который вот-вот обрушится, будто молния, а Имперский Кулак поднимает щит, готовясь отразить удар.

Вот какая картина предстаёт моему взгляду. Образ застывшей славы и безрассудства Империума, миг между опускающимся мечом и вздымающимся щитом. Два воина, один – старый, как сама война, другой – моложе, но проживший бессчётные жизни. Пламя погибели, вздымающееся за их спинами. Я вижу сквозь треснувшие линзы решительные глаза брата… И как Кулак готов отбить удар и нанести свой.

Этой битве не будет конца. Ни здесь, ни среди звёзд, ни в вечности. Ни одинокие воины, ни бесчисленные армии не прекратят сражаться. Так предначертано.

Но я никогда не любил судьбу, и моё терпение не безгранично.

Три выстрела. Первый сбивает Имперского Кулака с ног. Второй вскрывает сочленение его доспехов вокруг горла. А потом разряд плазмы в грудь прожигает его доблестные сердца. Я же сказал, моё терпение не безгранично. На миг, глядя на ещё падающий на землю труп доблестного воина, слыша вопли умирающих, я чувствую… удовольствие. Быть убийцей и проводником анархии приятно.

Только не говори мне, что ты удивлён.

Двенадцатая глава

Чертог разума Азхара

– Желаешь ли ты отпущения грехов?

В угасающем разуме Азхара царит тишина, и молчание – ответ смотрящему на моего брата Мордекаю. Азхар исчезает, образ его разума развеивается, будто туман по ветру. Он вновь предал, на этот раз меня. Похоже, что измена – не только решение, но и привычка.

– Отпущения? – вздыхает Азхар и усмехается. – И как ты себе это представляешь, Тёмный Ангел? Открытые мной тебе тайны лишь оттолкнули меня ещё дальше от искупления.

– Исповедуйся, – отвечаем ему бибиларий. – Взмолись о прощении. Прими свою судьбу.

И ведь он честен. В этот миг он бы отдал почти что угодно за согласие моего брата.

– Всё так просто?

– Да.

– Если бы это было правдой… – вокруг лишь пустота, похожая на лист бумаги, ждущий лишь поднесённого пера… или спички. Утих даже воющий психический ветер.

Это застывший миг, удар сердца, стук, ждущий своего эха.

Мордекай не знает, почему продолжает говорить. Ведь он уже получил всё, что хотел, и даже больше. Медлить не стоит… Тишина – не безмятежность, но иллюзия её.

– Ты ведь меня убиваешь, не так ли, Тёмный Ангел? – спрашивает Азхар. – Пески моего времени утекают.

– Да.

– Наконец-то, – кивает Азхар. – Знаешь, никто из нас не должен был выжить, мы все заслужили смерть. Хотя бы это даёт мне надежду. Надежду, что ты поймаешь его. Он сполна заслуживает такого прощения, как ваше.

Азхар отворачивается, и вновь видит перед собой призрак лесов Калибана. Дождь льётся на его лицо.

– Лучшие времена. Тогда, так давно… было лучше, чем сейчас.

Каких усилий стоит Мордекаю успокоить свои мысли ещё на миг? Что-то внутри него, в глубине его души меняется. Он знает это, пусть и не осознаёт причин.

– Хочешь сказать ещё что-нибудь?

Азхар улыбается в последний раз.

– Больше, чем ты когда-нибудь узнаешь.

А затем образ молодого воина в мантии исчезает, как и леса Калибана. Мордекай окидывает взглядом белую пустоту, а затем открывает свои глаза реальности.

Северная зона

Порывы дующего по канализации ветра несут жар, и пахнут совсем не лесом и не дождём. Мордекай отводит руку от лба и видит следы обморожения и на коже мертвеца, и на своих пальцах. Широко открытыми глазами Азхар смотрит в никуда. Мордекай глядит на него, чувствуя, как от психической отдачи по его мускулам пробегает лихорадочная дрожь. Стоящий рядом сержант ждёт.

– Он выдал что-нибудь?

– Он выдал всё, – Мордекай поднимается на ноги. Вокруг среди опустевших залов поют отголоски призрачных ветров. Откуда-то издалека доносятся выстрелы.