Счастье привалило

— Да вообще задралъ носъ и сталъ какъ-то фыркать и умничать съ тхъ поръ, какъ шинель и обмундировку получилъ. Не слдовало давать до поры до времени — вотъ что!

На верхней площадк генерала встртилъ его личный секретарь и управляющій домомъ Мечтаевъ — худой, маленькій и вообще тщедушный и болзненный, хотя не старый еще человкъ во фрак и съ Станиславомъ въ петлиц.

— Жениха-то еще нтъ, — сказалъ ему генералъ.

— Нтъ, ваше превосходительство. А между тмъ, нужны его бумаги, чтобъ внести въ книги, — отвчалъ Мечтаевъ.

— Кокоринъ нашъ здсь?

Старшій дворникъ? Здсь-съ. Я вызвалъ его въ свидтели. Но вообще мы ничего не можемъ подлать, пока жениха нтъ. Сначала въ книг росписываются женихъ и невста, а ужъ потомъ и свидтели ручаются по жениху и невст.

— Знаю я, знаю. Ужасная неаккуратность.

Генералъ поправилъ на себ ленту, тронулъ за крестъ, выставлявшійся ниже жилета сбоку, и весь сморщился.

Вс вошли въ церковь. У свчной выручки, около книги для записи вступающихъ въ бракъ, стоялъ молодой дьячекъ въ стихар. Онъ разговаривалъ со старшимъ дворникомъ генерала Кокоринымъ — откормленнымъ, бородатымъ мужчиной въ черномъ пиджак и высокихъ франтовскихъ сапогахъ, Голова его была жирно смазана помадой. Оба поклонились генералу и дьячекъ сказалъ:

— Изволили вы, ваше превосходительство, просить насъ быть поаккуратне и начать внчаніе ровно въ четыре часа. Теперь четыре, а жениха нтъ.

— Знаю, знаю я! — раздраженно отвчалъ генералъ. — Что-жъ вы подлаете съ ныншней молодежью! Они либеральничаютъ и не хотятъ признавать никакого подчиненія. Надо подождать его минутъ пять, десять. Онъ долженъ сейчасъ явиться.

— Вдь вотъ и концерта не могли пвчіе пропть невст при вход, - продолжалъ дьячекъ. — По правиламъ первый концертъ пвчіе поютъ жениху. Женихъ всегда раньше въ церковь является.

— Бросьте. Прідетъ.

Генералъ переминался.

— А до прізда жениха не нельзя-ли вмст концертъ пропть? — спросилъ онъ.

— На это закона нтъ. Но не порядокъ.

Генералъ подошелъ къ маленькому хору пвчихъ въ кафтанахъ и проговорилъ:

— Женихъ замшкался. Пойте сначала концертъ невст.

Пвчіе запли и кончили.

Генералъ взглянулъ на часы. Было ужъ четверть пятаго.

«Что-же этотъ мерзавецъ-то? Ужъ не вздумалъ-ли насъ надуть»? — мелькнуло у него въ голов.

Его манила къ себ Агничка, стоявшая вмст съ съ Дарьей Максимовной и своей сестрой. Она ужъ чуть не плакала

— Что съ нами Куцынъ-то длаетъ! Какова дрянь! — сказала она.

— А вотъ я заставлю его походить за деньгами годъ субботъ, такъ онъ и будетъ знать, — отвчалъ генералъ, то блдня, то красня.

— Нтъ, ужъ вы это оставьте пожалуйста, — остановила его Агничка. — А то выйдетъ скандалъ. Онъ, пожалуй, убжитъ изъ церкви и внчаться не будетъ.

— Внчаться не будетъ! Убжитъ! Нужно сначала, чтобъ онъ пріхалъ.

— А неужели вы думаете, что онъ не прідетъ? Вотъ срамъ-то будетъ!

По щекамъ Агнички полились дв крупныя слезинки, и она заморгала глазами. Генералъ стоялъ и бормоталъ:

— А все задатки… Не дай мы ему задатковъ — не задиралъ-бы онъ такъ носъ, не дерзничалъ-бы такъ. Вдь это дерзость! Непочтительность. Неуваженіе къ старшимъ! Вольнодумство! И эту непочтительность онъ прямо противъ меня направилъ. Я въ десять разъ старше его чиномъ.

Генералъ горячился. Часы надъ свчной выручкой показывали сорокъ минутъ пятаго.

— Нельзя-ли послать за нимъ? — предлагала Агничка.

— Послать… Кого послать?.. Некого послать. Да и могутъ разъхаться. Надо послать свидтелей-поручителей, а они нужны, чтобы расписываться. Безъ этого внчать не будутъ.

— Да вотъ хоть Дарья Максимовна създитъ.

Взоръ генерала упалъ на тетку Куцына, которая стояла ни жива, ни мертва и молчала.

— А Дарью Максимовну мы теперь можемъ только поблагодарить, что она намъ такую дрянь сосватала, — сказалъ онъ. — Ну-съ, — отнесся къ ней генералъ. — Что вы намъ теперь скажете о гнусномъ поведеніи вашего племянника? Гд онъ теперь? Что онъ надъ нами куражится?

— Ахъ, ваше превосходительство! Онъ и на меня-то за послднее время сталъ плевать, какъ на послднюю животную, — слезливо отвчала тетка Куцына. — Приходила я къ нему поздравить его съ обновками, просила его, чтобъ онъ на радостяхъ меня ублажилъ хоть какимъ-нибудь подарочкомъ хорошенькимъ. и что-жъ онъ, безчувственный? Только три серебряныхъ рублишка на кофей отвалилъ.

— Это, сударыня, къ длу не относится.

Генералъ обернулся къ Дарь Максимовн спиной.

— Если вы хотите, ваше превосходительство, то я съзжу къ нему, — предложила она.

— Да-съ… придется създить, если онъ черезъ пять минутъ не явится. Кто его знаетъ! Вдь могли и убить его, изувчить… Наконецъ, скоропостижная смерть. Все можетъ случиться.

Вс были какъ на иголкахъ. За свчной выручкой шептались управляющій и дьячекъ.

Прошло, наконецъ, не пять минутъ, а четверть часа, а Куцынъ все еще не прізжалъ. Пробило пять.

Генералъ былъ взбшенъ. Къ нему подошла Дарья Максимовна.

— Я поду за нимъ, ваше превосходительство, — сказала она.

— Самъ я поду! — отвчалъ генералъ и поспшно сталъ выходить изъ церкви,

XI

Минуты черезъ три генералъ летлъ на своихъ санкахъ къ Куцыну.

— Пошелъ скорй! — кричалъ онъ кучеру.

И крупный срый рысакъ, мрно выбивая ногами, мчался, обдавая генерала снжною пылью.

Отъ церкви до Куцына было довольно далеко. Куцынъ жилъ на Петербургской сторон. Генералъ никогда не бывалъ у него, а только писалъ ему письма. Пришлось отыскивать улицу и домъ.

Но вотъ и улица и домъ найдены. Генералъ выходитъ изъ саней, звонитъ въ колокольчикъ у дверей и, вызвавъ дворника, спрашиваетъ его, гд такой-то нумеръ квартиры. Дворникъ, увидавъ у воротъ рысака, запряженнаго въ сани подъ медвжьей полостью, и замтивъ красную ленту въ распахнутыя полы генеральской шинели, приходитъ въ трепетъ и безъ шапки ведетъ генерала въ спрашиваемую квартиру.

— Тутъ скользко, ваше сіятельство, не поскользнитесь… Здсь ступенька, не извольте споткнуться, ваше превосходительство, — предупреждаетъ онъ генерала на каждомъ шагу, поддерживаетъ его подъ локоть на лстниц и, наконецъ, подведя къ двери, обитой драной клеенкой, звонится въ колокольчикъ.

— Кто тамъ? — слышится женскій голосъ за дверью.

Генералъ вспылилъ.

— Да отворяйте-же, чортъ васъ побери! — крикнулъ онъ. — Чего вы боитесь? Вдь не можетъ-же быть, чтобъ къ вамъ звонились воры и разбойники.