Счастье привалило

— Отворяй, Степанида! — кричитъ въ свою очередь дворникъ и ударяетъ въ дверь кулакомъ.

Дверь отворена. Передъ генераломъ молодая заспанная баба въ розовомъ ситцевомъ плать и съ маленькой жестяной лампочкой въ рук.

— Здсь чиновникъ Куцынъ живетъ? — говоритъ генералъ.

— Куцынъ? — переспрашиваетъ баба.

— Да, Куцынъ Василій Ермолаевъ.

— Ахъ, Василій Ермолаичъ? Они ухавши.

— Куда ухавши? Въ церковь?

— Нтъ, въ Костромскую губернію.

— Какъ въ Костромскую губернію? — восклицаетъ генералъ, и къ лицу его мгновенно приливаетъ кровь, такъ что оно длается красное. — Да вдь онъ долженъ сегодня внчаться.

— Ничего намъ этого, господинъ милый, неизвстно. Мы прислуги.

— Да ты врешь! Шутишь, дура-баба! Такъ со мной шутить нельзя!

Генералъ умышленно распахиваетъ полы шинели и показываетъ красную ленту. Кухарка пятится.

— Какія-же шутки, баринъ. Что вы, помилуйте… Они сегодня утречкомъ ухали.

На губахъ генерала выступила пна.

— Ты скрываешь его, глупая баба! Такъ смотри, за это отвтить можешь. Куцынъ сегодня въ четыре часа долженъ внчаться и его ждетъ уже невста въ церкви.

— Зачмъ намъ скрывать, баринъ. Про внчанье тоже намъ ничего неизвстно. А уложились они вчерась, всю свою новую одежу уложили въ чемоданъ и ухали сегодня утречкомъ.

— Вотъ такъ мерзость! Вотъ такъ подлость! Да это предательство какое-то… Это гнусность… — бормоталъ генералъ и не зналъ, ему длать.

Онъ переминался съ ноги на ногу передъ дверью.

— Это точно, ваше превосходительство, что они ухали… Куцынъ-съ этотъ самый… — поддакнулъ дворникъ. — Я и по паспортной книг нонче отмчалъ ихъ… то-есть по домовой-съ.

— Но вдь это-же невозможное безобразіе!.. Это… это… это насмшка… Хуже насмшки…

Генералъ не зналъ, что говорилъ.

— Ухали-съ… Сначала привели извозчика рано утромъ, а потомъ уложили мшки и ухали… — продолжалъ дворникъ.

— Фу-у-у! — произнесъ генералъ, снялъ съ головы мховую шапку и тронулъ себя за влажный лобъ и темя. — Дай мн воды… Мн что-то нехорошо. Мн въ голову ударило… — обратился онъ къ баб. — Такая неожиданность… такая мерзость.

— Пожалуйте въ кухоньку, ваше превосходительство. Тутъ приссть можно… — предложилъ ему дворникъ и ввелъ его въ кухню.

Генералъ вошелъ, сбросилъ съ себя шинель и шапку на блый некрашенный столъ и слъ на табуретку, отирая потъ платкомъ со лба и лысины. Руки и ноги его дрожали. Баба подала ему воды въ жестяномъ ковш и онъ съ жадностью выпилъ нсколько глотковъ.

Баба косилась на красную ленту генерала и спрашивала:

— Внучка ваша за него замужъ-то должна выйти, что-ли?

Генералъ промолчалъ. Дворникъ махнулъ баб шапкой — «дескать, молчи», и тутъ-же прибавилъ:

— Можетъ-ли ихъ генеральская внучка выдти замужъ за такого стрекулиста!.. И ты тоже…

Въ кухню вошла грузная женщина съ необычайно широкимъ лицомъ и крупными полушаріями на груди и протянула нараспвъ:

— Что здсь за шумъ? Покоя не даютъ. Чего тутъ?..

Но, увидвъ красную ленту, она не договорила и тоже попятилась.

— Господина Куцына вотъ розыскиваютъ… — сказалъ ей дворникъ. — Они должны сегодня внчаться, а вотъ оказались сбжавши.

— Василій Ермолаичъ? Я евонная квартирная хозяйка. Онъ не сбжавши, а ухалъ на новое мсто въ Костромскую губернію, почтмейстеромъ похалъ. Честь-честью разсчитался и ухалъ. Былъ долженъ мн и все до копйки уплатилъ.

Генералъ поднялся съ табуретки и заговорилъ уже спокойне:

— Ну, хорошо-съ… Больше ничего… Я долженъ хать обратно…

Дворникъ сталъ подавать ему шинель. Генералъ надлъ.

— Ухалъ, — повторила хозяйка. — На мсто ухалъ. Генералъ ему какой-то схлопоталъ мсто. Хорошее мсто. Онъ и деньги на проздъ получилъ.

«Это я, дуракъ… Я, я… я просилъ за него… Просилъ и мн общали, что первая вакансія будетъ его»… — пронеслось въ голов генерала и ему снова ударило въ голову.

Онъ слъ опять и тяжело дышалъ. Черезъ минуту онъ сказалъ съ пафосомъ:

— А вы знаете, что этотъ человкъ надулъ честную двушку, обольстилъ ее, общалъ на ней жениться и ухалъ, оставивъ ожидать ребенка? Да-съ… Сегодня онъ долженъ былъ внчаться съ ней и ухалъ. Я отецъ посаженый. Изъ жалости согласился благословлять… Да-съ… И теперь эта несчастная двица въ церкви и ждетъ своего жениха. А онъ ухалъ. Ну, не подлецъ-ли онъ? Не мерзавецъ-ли? Честно это? Благородно? Вотъ она ныншняя молодежь! — закончилъ генералъ.

— Ну, на это-то его, пожалуй, взять, — проговорила хозяйка. — А за квартиру онъ честно разсчитался и за харчи разсчитался.

— И мн полтину далъ, — добавила баба-кухарка.

Генералъ надлъ шапку и уходилъ изъ кухни.

— Посвти его превосходительству! — крикнулъ баб дворникъ.

Баба вынесла на лстницу лампу.

Квартирная хозяйка стояла въ открытыхъ дверяхъ и спрашивала генерала:

— А можетъ быть вы ему и мсто-то спроворили?

Генералъ не отвчалъ.

XII

Поразясь красной лентой и проникнувшись участіемъ къ непріятностямъ генерала, дворникъ ухаживалъ за нимъ, какъ нянька. Онъ проводилъ его по двору за ворота, усадилъ въ сани, поправилъ полы шинели, за что и получилъ двугривенный на чай. Поблагодаривъ за подачку, дворникъ сказалъ: А знато было-бы да вдано, ваше сіятельство, такъ я могъ-бы его и задержать, жениха то-есть. А я еще помогалъ ему мшки yкладывать на сани. Что-бы вамъ предупредить насчетъ его съ вечера!

— Пошелъ! Обратно пошелъ въ церковь! — вмсто отвта скомандовалъ генералъ кучеру.

Рысакъ помчался.

Сидя въ саняхъ, генералъ ужъ не горячился, но только теперь почувствовалъ онъ всю горесть своего положенія, все то оскорбленіе, которое нанесъ ему Куцынъ.

«За что, за что человкъ такъ горько насмялся надо мной и надъ Агничкой! — повторялъ онъ мысленно. — За нашу доброту и доврчивость? За то, что я снизошелъ къ нему и обращался съ нимъ почти какъ съ равнымъ себ? За то, что я съ ногъ до головы обмундировалъ его? За то, что далъ денегъ, выхлопоталъ ему мсто? О, люди, люди! — вопіялъ онъ про себя. — Молодъ, зеленъ, материно молоко на губахъ не обсохло, а какъ надулъ пожилого заслуженнаго человка! Фитюлька, мразь, канцелярская букашка, а какъ укусилъ меня, слона! Жестоко укусилъ. Ну, откажись онъ внчаться съ Агничкой вчера вечеромъ, мы не похали-бы въ церковь и тогда все-таки было-бы легче. А вдь онъ до послдней минуты довелъ, заставилъ пріхать въ церковь, подлецъ изъ подлецовъ, и добился полнаго скандала. Ну, зачмъ ему еще вчера вечеромъ понадобилось написать мн письмо, что онъ ровно въ три съ половиной часа дня прідетъ въ церковь и привезетъ вс нужные для внчанья документы? Прямо для скандала. А скандалъ теперь вышелъ полный. Что подумаетъ теперь мой секретарь, что будетъ говорить мой-же дворникъ Кокоринъ! Что подумаютъ священникъ съ дьячкомъ? Притча во языцахъ! А бдная Агничка»?

Генералъ даже закрылъ глаза — до того показалось ему все это ужасно.

— Она сейчасъ упадетъ въ обморокъ, а потомъ… потомъ выцарапаетъ мн глаза… — прибавилъ онъ мысленно и вслухъ воскликнулъ:

— За что такія испытанія! Не мздоимецъ я, не лихоимецъ я, не убійца, не воръ. А только увлекся въ пожиломъ возраст двушкой (генералъ никогда не называлъ себя старикомъ), и хотлъ эту двушку и ребенка, прямо по доброт своей, поставить на легальную почву, сдлать и ребенка, и ее самое законными.