Счастливчик

– Ты собираешься меня задушить? Или остановить?

– Нет, но… - прошептал сбитый с толку Павел, лишь чтобы как-то отреагировал на происходящее.

Иммануил выпрямил спину и приподнял бедра, показывая великому князю свое возбуждение.

Павел с трудом отвел глаза от великолепного твердого, гладкого органа, почти касающегося впалого живота. Его собственный член заныл от резкого прилива горячей крови. Иммануил подался вперед, оперся ладонями на постель, за плечами Павла и прижал свой воинственно торчащий орган к налившему члену друга. Юноши одновременно простонали. Это было так приятно - до одури и потери контроля над собой. Великий князь привычно придержал Иммануила за бедра. Но у князя были несколько иные планы. Немножко потершись о пах Павла, горячо поцеловав в губы, Иммануил отпрянул и вновь уселся на колени. Скользнул рукой по твердому стволу друга, будто любуясь его готовностью. Пощекотал большим пальцем щелочку, стимулируя большее выделение вязкой жидкости. Павел сжал губы и зажмурился - удовольствие от манипуляций становилось невыносимым. Дальнейшие действия Иммануила заставили его раскрыть глаза и задохнуться от внезапного сердцебиения – порочный красавец приподнялся над ним, обхватил его член у основания и медленно провел им между своих ягодиц, прижимая к раскрывшейся ложбинке.

Иммануил хитро смотрел в ошалевшее от возбуждения лицо друга. Он так желал ощутить внутри себя этот твердый орган! Юноша не зря тщательно подготовил себя, логично предположив, что на месте у него не хватит терпения. Иммануил широко развел колени и осторожно направил в себя напряженный покрасневший член. Несдержанно застонал сквозь зубы – проникновение, даже с маслом и предварительным массажем, оказалось болезненным. Слишком давно он этого не делал. Тело, впрочем, вспомнило опыт – мышцы, на мгновение сильно сжавшись, попытались расслабиться, впустить внутрь крупную, скользкую от натуральной смазки головку. Иммануил поморгал повлажневшими от непрошенных слез ресницами – было больно, особенно на входе, и вдруг – обжигающе приятно, когда медленно вторгающийся в узкое нутро орган уперся в выпуклость на гладкой стенке. Юноша вздрогнул всем телом, непроизвольно дергая бедрами, стремясь повторить острое удовольствие.

Иммануил уже признался себе, что ему бесконечно нравились запретные для мужчины ощущения движения внутри. Сладострастно насаживаясь на эрегированный орган, натягивая себя, раскрывая для вторжения, юноша переживал самые яркие впечатления – смесь из острого стыда, физического напряжения, боли и удовольствия.

Он не обращал внимания на Павла, прикусывающего губы, одуревшего от того, что видел и чувствовал. Ему было так преступно хорошо, что он толкался стройными бедрами, все сильнее и быстрее, получая невозможные ощущения, нагибаясь чуть вперед, чтобы упругий орган при погружении прижимался головкой к твердому бугорку, рассылающему по венам стремительные пьяные токи. Впервые – сам контролируя движения, глубину и темп, словно верхом на породистом жеребце, вверх-вниз. Не подчиняясь, не отдаваясь, несмотря на принимающую роль. Нет, на этот раз Иммануил был старшим и главным, наслаждаясь сам и даря удовольствие, управляя любовным соитием. Его рука ритмично скользила по собственному напряженному члену, подводя к самой черте.

Вскоре Иммануил почувствовал, как Павел начал подкидывать бедра, и положил свои пальцы на руку друга.

– Хочешь сам? – задыхаясь, поинтересовался Иммануил. Павел кивнул.

Ощутив на своем члене осторожные движения чужой ладони, Иммануил чуть не сбился с заданного темпа – так удивительно было чувствовать не свою руку на ставшем необыкновенно чувствительным органе. Павел быстро осмелел, справился со смущением и волнением. Юноши слаженно задвигались, соединяя голоса в тихих постанываниях, подбираясь к вершине общего наслаждения. Иммануил не выдержал первым, от двойной стимуляции ярким восторгом полыхнул мир, вынуждая вскрикнуть, откинуться, сжаться. Павел судорожно обнял друга за талию, толкаясь в ставший невозможно тугим проход. Удовольствие накрыло жаркой волной, словно в шторм, от которого не было спасения.

Павел тревожно смотрел в еще озаренное блаженством лицо Иммануила.

– Мануэль… - прошептал и знакомо коснулся губами изящной шеи. – Как ты так… смог?

– Почему бы нет? – улыбнулся Иммануил. – Тебе ведь понравилось? Было хорошо?

– Более чем,- выдохнул Павел. – Мне так никогда не бывало, - он вдруг покраснел и выпалил скороговоркой. – Но ведь тебе должно быть… больно?

– У меня несчастное выражение лица? – поинтересовался Иммануил.

Павел отрицательно качнул головой.

– Сейчас бы опиума покурить… - Иммануил прикрыл глаза, нарочно изобразил томную элегию, из-под опущенных ресниц наблюдая за удивленным любовником.

Эффект был достигнут, Павел совсем забыл про свои сомнения. Иммануил засмеялся, прерывая начавшего было гневную тираду великого князя по поводу его шутовства в такой неподходящий момент. Изящно изогнулся, обнял голыми руками друга за плечи, горячо прошептал на ухо:

– А я, представь себе, за сегодняшний день не успел даже тебя поздравить. С днем рождения, дон Паоло.

На следующий день участники торжества страдали «мигренью» – жаловались на ломоту в голове и мушки перед глазами, пили холодные напитки и лежали в шезлонгах, томно прижимая пальцы к вискам. Особенно комично выглядели перепившиеся накануне великие князья. Барышни, в легких утренних платьях, на контрасте – свежие и веселые, милосердно пытались облегчить участь страдающих, обмахивали кавалеров веерами и подзывали слуг с лимонадами и холодным арбузом. Государыня принимала весь этот фарс на свой счет, ибо была подвержена периодическим головным болям, и вид старательно изображающих «ее» недуг великовозрастных юнцов был ей глубоко оскорбителен. Впрочем, государь и прочие взрослые добродушно подтрунивали над обессиленной возлияниями компанией.

Иммануил совершенно не по этикету развалился в глубоком плетеном кресле. Сесть прямо и прилично ему не позволяли естественные неприятные ощущения после ночного рандеву. Рядом находился задумчивый Павел. Великий князь отщипывал от булочки маленькие кусочки и, размахиваясь, бросал чайкам. С нижней палубы доносились радостные крики - оттуда тоже кормили прожорливых морских птиц. Иммануил смотрел на энергичные движения сильных рук и плеч, вдыхал соленый воздух, подставлял лицо легкому бризу. Счастье было почти ощутимо. Для полнейшего впечатления юноша протянул руку к спелой кисти винограда. Кинул в рот пару золотистых, прозрачных, с загорелым бочком, ягод. Придавил языком к зубам. Рот наполнился сладким ароматным соком. Иммануил облизнулся, блаженно прикрыл глаза. Почувствовав резкое движение, лениво разлепил очи и увидел вставшего прямо перед креслом Павла. Великий князь гневно сдвинул брови.

– Теперь я понимаю восточных правителей, которые закутывают своих жен сверху донизу, чтобы чужаки не смели видеть их лиц.

Павел с досадой выкинул остатки булки за борт и зашагал прочь, к компании приходящих в нормальное расположение духа друзей. Иммануил покачал головой, не понимая такой резкой перемены настроения, но вскоре заметил некоего талантливого художника, которого привезла с собой великая княгиня Елена Александровна. Художник скромно сидел в тенечке, быстро водил карандашом по натянутому холсту, поминутно поглядывая в сторону Иммануила.

Князь не стал возмущаться и мешать таланту. Протянул руку за новой кистью винограда и лениво замер в своем кресле.

Удивительно быстро закончился бархатный сезон на побережье Черного моря. Знать постепенно покидала гостеприимный Крым до следующего года. Князья Бахетовы также отправились в обратный путь, радуясь поправленному здоровью Варвары Георгиевны.

В Петербурге родители увлеклись обустройством дома, а Иммануил решил воплотить в жизнь одну интересную идею. Теперь он остался единственным наследником огромных богатств, большого количества имений и дворцов по всей стране. Наслушавшись речей великой княгини Елены Александровны, Иммануил придумал передать несколько усадеб, в которых князья никогда не жили и потому пришедших в ветхое состояние, в дар государству, для устройства в них больниц, школ и прочих полезных учреждений. Великая княгиня внимательно выслушала юношу и целиком одобрила его благородные порывы. Отец Борис Иммануилович не особенно верил в активную деятельность сына, да и характер его изучил прекрасно, но зданий было не жалко, а мальчик должен был учиться управлять хозяйством, потому князь с легким сердцем выделил большую сумму на реконструкцию построек и поручил Иммануилу следить за всеми работами самому.

К немалому удивлению Бахетова-старшего, Иммануил с задачей справился. Запросто разъезжал по стране, присутствуя при инженерных заседаниях лично, читал соответствующую литературу и нанял учителя по строительному делу, разговаривал с архитекторами и главами городов, наведывался в благотворительные фонды, где, по протекции великой княгини, был принят весьма радушно. За полгода, пока не настал сезон летних работ, молодой князь договорился обо всем и практически передал несколько усадеб под патронаж больницы, госпиталя и детского приюта.