Счастливчик

Разумеется, по рассказам бывавших в Европе многочисленных родственников Никитиных, Павел уже знал и о присутствующей в жизни Иммануила француженке, и о фуроре в свете, и о дружбе с балетной труппой и интересе лично месье Дудникова, и о сплетнях, не имеющих к действительности ни малейшего отношения. Но помня урок, данный ему Иммануилом, великий князь никаких претензий его поведению не предъявлял, а напротив, был предупредителен, внимателен и ласкался к другу так трогательно, что князь почувствовал, насколько соскучился по своему темноволосому любовнику. Павел вел себя настолько безупречно, что Иммануил не скрыл от великого князя своей связи с Николь и даже познакомил их одним удачным вечером в ресторане.

Их любовное свидание было полно томной неги. Иммануил медленно разделся перед другом донага, и Павел тут же тяжело задышал - только этот дивный юноша мог так дерзко обнажаться, вызывая моментальный отклик во всем теле. Павел с удовольствием следовал его ласкам, подчинялся рукам и губам. Даже упивался властью Иммануила над ним, великим князем. Желал подчинения еще большего. Кроме того, Павла просто затапливало любопытство. И когда сдерживать возбуждение было уже невозможно, когда их члены начали непроизвольно тереться друг о друга, и Иммануил достал из потайного шкафика флакончик с чистым розовым маслом, Павел извернулся в его руках, показав красивую спину и округлые ягодицы. От удивления Иммануил чуть не выронил ценную бутылочку.

– Ты уверен в своем решении? – спросил, прерывисто дыша, и глаза у него при этом сверкали, как бриллианты.

Павел кивнул. Ласки стали откровеннее, необыкновенно волнующи. Тонкие пальцы словно посылали волшебные волны по всему телу. И там, где по мыслям великого князя, не должно бы быть приятно – разгоралось яркое пламя желания. Павел вспоминал блаженное выражение лица Иммануила во время их любовного соединения и был готов получать удовольствие.

Иммануил впервые видел друга таким искренним и податливым, оглаживал руками широкие плечи и рельефную спину. Беззащитно выставленные белые ягодицы манили, будто приглашали проникнуть между нежными половинками. Иммануил так и сделал, едва помня себя от вожделения, обильно налив на пальцы розовое масло. Павел сжимался, когда друг гладил его по сомкнутому маленькому отверстию. Опытный юноша быстро нашел сказочную область, дающую мужчинам удовольствие. Великий князь выгнулся в пояснице, неловко подставляясь. От возбуждения Иммануил уже плохо соображал, его член был настолько тверд и приобрел такую чувствительность, что всякое прикосновение к нему вызывало вспышки боли и наслаждения одновременно. Медлить более Иммануил не мог и повернул Павла на бок, спиной к себе, для удобства проникновения подтянув его ногу к груди.

Князь тихо застонал от видения того, как твердый орган с трудом погружался в узкую глубину, как его тесно обхватывали гладкие стенки. Иммануил медленно двигался, с каждым толчком все глубже проникая в горячее шелковое нутро. Павлу было больно – так больно, что невозможно скрыть. Его слезы, судорожно прикушенные губы, и пальцы, хватающие простыню, и мелко дрожащие ноги до такой степени возбудили Иммануила, что он, не жалея любовника, быстрее задвигал бедрами, вбиваясь в страдающее тело, и взорвался обильным потоком семени, услышав жалобный всхлип и стон великого князя.

Иммануил не дал другу прийти в себя. Быстро отдышавшись от ослепительной вспышки дикого удовольствия, юноша подхватил рукой поникший орган Павла и медленно провел по нему языком. Великий князь охнул, неловко свел ноги, потянулся руками, будто прикрываясь, но Иммануил перехватил запястья, а ртом втянул орган полностью, посасывая и порочно поглядывая снизу вверх на опешившего Павла. Великий князь приоткрыл губы, словно хотел что-то сказать, но в это время Иммануил с неприличным чмокающим звуком выпустил изо рта изрядно потвердевший орган. Князь сам догадывался, что выглядел крайне развратно и потому не удивился потери дара речи у друга. Увлеченно, как щенок большую конфетку, Иммануил облизывал напряженный член со всех сторон, повторяя языком проявившиеся венки, забирал в рот покрасневшую головку. И только начал ритмично посасывать, погружая орган глубже в глотку, как Павел выгнулся с приглушенным стоном, вцепился руками в волосы Иммануила, отстраняя его лицо от белых брызг.

– Это называется «minette», - с улыбкой просветил Иммануил ошарашенного великого князя. – Ты, кажется, хотел стыдить меня за Николь и ее французские премудрости? Так вот – это целиком ее обучение. Виртуозно, не правда ли?

Получивший сверхмощую порцию удовольствия и впечатлений Павел лишь молча кивнул, сверкая глазами, полными непролитых слез.

Обессиленные от любовных подвигов юноши лежали в постели. Иммануил гладил друга по плечам, молча благодаря за неожиданную смену ролей и извиняясь за причиненную боль. Но после «французского урока» у Павла не осталось к князю никаких претензий.

Ближе к вечеру Иммануил предложил выйти в театр – давали интересную новинку, и князю хотелось знать мнение друга по ее поводу.

– Ты ведь уже в курсе самой злободневной сплетни? – с подозрительно отстраненным лицом спросил Павел, наливая себе воды из графинчика.

Иммануил приподнялся на кровати, подтянул ноги.

– О ком на этот раз?

Павел усмехнулся.

– Неужели опять обо мне?

Павел повел плечом.

– Они повторяются, - Иммануил фыркнул и шаловливо склонил голову. – Придумали бы что-то новенькое.

Павел со стуком отставил стакан.

– Очень интересная новость. Оказывается, твои родители готовят помолвку.

– Вот как? Не родилась еще на свет невеста, от которой я не мог бы отказаться, - усмехнулся Иммануил, но глаза его стали вдруг серьезными.

Великий князь пересел к другу на постель.

– Ты не сможешь отказаться, Мануэль. Твоя будущая невеста – самая завидная партия России и самая красивая девушка высшего света.

*gris de lin – фр. блеклый голубовато-серый

========== Часть 3. Инна ==========

В семье ее звали – Инес. Два старших брата – защитника, два младших - любимчика. Все четверо смотрели на нее обожающими глазами. С самого детства она ощущала ту невероятную, поднимающую на недоступную высоту нежность, которую могли дать только родные братья.

Увлеченно играла со старшими в мальчишеские игры: военные построения на теплых паркетных квадратах, морские бои, лошадки и барабаны. С возрастом ее чины повышались согласно приобретенному опыту: сначала была маленьким трубачом в полку старшего Володи, но вскоре пост принял младший Олег, а Инес повысили до корнета. В пиратской команде среднего Андрея сестра из юнги переквалифицировалась в матроса, а дальше – в рулевого. Братья не делали поблажки полу, да Инес и не желала никаких уступок.

Игры с куклами не заладились. Неподвижные, идеальные фарфоровые личики пугали своей отстраненностью, а сами ритуалы кормления-гуляния-воспитания казались бессмысленными, и вскоре дорогие нарядные куклы стали заложницами пиратов и воюющих государств.

Лишь по достижении шестилетнего возраста княжна из рода Никитиных начала осознавать сложность науки под названием «быть великосветской барышней».

Инна не любила холодную бальную залу, где маленькие аристократы постигали искусство придворных и модных танцев, а также этикет больших приемов. Она всегда мерзла в своей прохладной пелеринке, от обязательного тесного корсета нестерпимо чесалась нежная кожа. Природная грация и отличная двигательная память помогала Инне делать успехи, но похвала учителей оставляла ее равнодушной. Впрочем, скоро в учениках внезапно появились старшие братья, ловкие и умелые танцоры, которые, явно гордясь изящной сестренкой, попеременно становились с ней в пару, ревностно пресекая дружбу с иными кавалерами. Инна была рада танцевать с Владимиром и Андреем, с ними не надо было находить слова, улыбаться, когда не хотелось, и изображать радость, когда ноги подкашивались от усталости.

Невесомость тонкого фарфора, легкий звон ложечек. Салфеточки с искусными вышивками и монограммами. Чайничек, сливочник, сахарница. Да, доченька, мы знаем, что это сейчас pas `a la mode*. Но этикет надо знать. И бабушка так любит, когда ты ей завариваешь чай… А солдатики подождут. Или что там у вас?

– Карты! – сочно смеялся отец.

– Ах, Михель… - укоризненно качала головой мамочка, но в ее прозрачных, весеннеручейковых глазах прыгали смешинки, будто солнечные зайчики по водной ряби.