Счастливчик

— Ну да, ну да, врач, — напоминающий сардельку палец поднимается, чтобы обозначить особую значимость следующих слов: — единственный врач в этом секторе, прошу заметить. А также единственный, кто знает пароль от сейфа, где хранятся все медикаменты. Так что я важен и незаменим.

Еле сдерживаю смех. Для меня пароль вообще не помеха, но пусть лучше для Джорджа это станет сюрпризом, когда мне действительно понадобится добыть что-то из упомянутого сейфа без спроса.

— Мы договорились, — свободной рукой беру пакет со стола.

— Я предпочитаю пить кофе перед завтраком, — уточняет Джордж. — Тот, что подают в столовой, невкусная бурда.

— Ладно, — обещаю. — Принесу в семь.

— В половину восьмого, — несется мне уже в спину, — в семь я еще сплю.

* * *

Дилайла сидит на краю кровати, полотенце уже ощутимо пропиталось кровью.

— Ты как? — спрашиваю, входя.

— Нормально, — отвечает, поднимает голову и удивленно распахивает глаза, заметив мою ношу. — Он, что, обменял медикаменты на ремонт кофеварки?

Ага, а теперь скажи: "Не надо было, это всего лишь порез, ты не обязан". И так далее, и тому подобное.

— Нет, — отмахиваюсь, водружая аппарат на стол, — я давно ему обещал починить. Так, заодно забрал.

Ди смотрит пристально, немного с прищуром. Поняла, что соврал, но уличать во лжи не спешит.

Разрываю зубами аккуратно заклеенный Джорджем пакет, подхожу к девушке, опускаюсь перед ней на колени.

— Не надо, — пугается чего-то, отшатывается. — Я сама.

Морщусь от громкого восклицания.

— Не дури, а? — прошу.

Ди напряженно смотрит на меня, потом сдается, разворачивает полотенце. Забираю его и отбрасываю в сторону прямо на пол. Кровь из раны по-прежнему сочится: самый гадкий порез — вроде бы и не страшно, но много мелких сосудов, без обработки кровотечение обеспечено надолго.

Бережно дотрагиваюсь до ее кожи, обрабатываю порез кровоостанавливающим средством, затем антисептиком. Девушка следит за моими действиями, но больше не спорит, руку не вырывает.

— Вроде все, — перевязываю больной палец, киваю на пакет у своих ног. — Там еще водонепроницаемый пластырь, завтра заклеишь, и никакая работа на кухне не страшна.

— Спасибо, — тихо произносит Ди, и звучит это как-то так вяло и беспомощно, будто я сделал нечто ужасное против ее воли.

Я все еще перед ней на коленях, держу за руку, а она смотрит на меня глазами загнанного зверя. Выпускаю ее ладонь из своих пальцев, и та безжизненно падает ей на колени.

Тем не менее, освободившись, девушка не вскакивает и не убегает. Это же хорошо, да ведь?

— Ди, — говорю, — то, что Мэг рассказала мне о Крисе… Не перебивай, пожалуйста, — прошу, когда вижу, что она собирается возразить, — дай мне сказать.

— Встань хотя бы, — шепотом.

Качаю головой.

— Мне так удобно. Не важно. То, что Мэг мне рассказала… Я понимаю, что ты не рада, что мне все известно. Или ты должна была рассказать сама, или мне было не положено об этом знать.

— Не рассказала бы.

Киваю, соглашаясь.

— Не рассказала бы. Но теперь я знаю и подумал, что это неправильно — делать вид, что не в курсе. Если бы узнал раньше, никогда бы не стал тогда пытаться силой тебя поцеловать, — честное слово, теперь, когда думаю о том поцелуе на борту "Старой ласточки", чувствую себя тоже насильником. — Но это уже не исправить, могу только извиниться постфактум, — Ди кусает губы, но не перебивает. — Что было, то было, и я уже понял, что ты не подпустишь меня к себе близко и что в этом плане я тебе в принципе неинтересен. Если бы я мог уйти и оставить тебя в покое, я бы ушел. Но мы должны отсюда выбраться. Я делаю все, что могу. Сейчас пытаюсь договориться с Изабеллой по-хорошему, не получится — попробую по-плохому. Чтобы ни было, я все равно буду пытаться вытащить тебя и твою семью с этой дурацкой планеты.

— Я тебе верю, — тихо.

— Тогда не шарахайся от меня, пожалуйста, — прошу. — Я к тебе пальцем не притронусь без необходимости, например, такой, как сейчас. Ни к чему не стану тебя принуждать и навязываться тебе не стану. Просто не бойся меня, ладно? Тут и так никому нельзя доверять, и я не хочу даже в этой комнате бояться сказать что-нибудь не то. Мне нужно быть уверенным, что ты на моей стороне. Ди, я горы сверну, — хмыкаю, — ну, или подорву их к чертовой матери, но мы выберемся отсюда. Поддержи меня, ладно? Когда ты готова бегать от меня по потолку, лишь бы я не оказался ближе чем на расстоянии вытянутой руки, это… нервирует. Просто знай, что я никогда не сделаю тебе ничего плохого, хорошо?

Она смотрит на меня и молчит, и в ее темно-карих глазах столько боли — целый океан.

Ладно, хватит, наговорился.

Сначала откатываюсь назад на пятках, потом встаю с пола.

— Ложись спать, — произношу уже последнее на сегодня, сажусь за стол и включаю лампу. — Мне нужно повозиться с кофеваркой. Одеяло только на пол кинь, пожалуйста.

— Хорошо, — откликается Ди.

По крайней мере, она еще со мной разговаривает. Это успех.

Дилайла выключает верхний свет, раздевается. Слышу шуршание одежды. Не поворачиваюсь, даже глазом не кошу. Хватит с меня, эта ночь только моя и кофеварки, и мы проведем ее с пользой.

Девушка ложится — шорохов больше нет, тишина.

Достаю отвертки и вскрываю корпус аппарата. В нос ударяет резкий запах кофе.

Вот зараза, помыл бы хоть, что ли, прежде чем просить починить.

ГЛАВА 37

Две недели не просто проходят — пролетают как в тумане.

С утра до вечера пропадаю на складе, вечер провожу в комнате за компьютером или на полу (что тоже уже стало нормой), возясь с "начинкой" для будущих Пятилапов. Для сна остается часа три-четыре, зато регулярно, что уже отлично.

И все же мы отстаем от плана.

"Как успехи? Сколько собрали?" — этими вопросами Изабелла встречает меня каждый вечер в столовой. Беспокоится, что не уложусь в сроки, обещанные руководству. Напоминает, что их нельзя злить и просит поторопиться. Ну, как просит? Велит, скорее, но пытается завуалировать командный тон улыбкой.

В остальном Изабелла ведет себя терпеливо: не трогает Ди, не вредит рабочим, больше не отчитывает за мой внешний вид, не надоедает нравоучениями, на складе, чтобы лишний раз не отвлекать, не появляется.

Я это ценю, правда. Порой даже ловлю себя на мысли: "Она же моя мать, нужно тоже быть к ней терпимее". Но потом она произносит свое ежедневное: "Я тебе доверяю, и ты верь мне", — как гипнотизирует, и я снова не верю.

С Ди после такого разговора (моего монолога, если уж быть честным) у нас устанавливаются вполне себе сносные добрососедские отношения. Она рассказывает мне сплетни, которые услышала на кухне, я ей — как идет работа. Девушка больше не зажимается в моем присутствии и улыбается, что-то рассказывая. А однажды даже смеется в голос, пока я бегаю по комнате, запустив руки в волосы, и пытаюсь понять, что делаю не так (в тот день я решил внести в программу кое-какие изменения, а она взяла и "посыпалась").