Щит героя
Шрифт:
Завуч позвонила на квартиру Петелина.
– Слушаю, - услышала она низкий мужской голос.
– Квартира Петелиных?
– Да-а.
– С вами говорит заведующая учебной частью, меня зовут Белла Борисовна, я бы хотела повидать кого-нибудь из родителей Игоря.
– Что-нибудь случилось?
– В том смысле, в котором вы предполагаете, ничего не случилось. Игорь жив, здоров и невредим. Но мне необходимо с вами весьма серьезно и желательно не откладывая поговорить.
– Хорошо, через полчаса приеду.
Галины Михайловны дома не было, и Каричу волей-неволей пришлось отправиться в школу.
Белла Борисовна
– Петелин-старший?
– Карич, но я как раз тот, кто вам нужен.
– Не понимаю.
– Петр Максимович Петелин погиб пять лет назад, я муж Галины Михайловны Петелиной.
Испытывая неприятное чувство неловкости, Белла Борисовна сказала первое, что ей пришло в голову:
– Стало быть, вы отчим Игоря Петелина?
– Если вам угодно называть меня отчимом, пожалуйста.
Неловкость не исчезла, напротив, усилилась. Карич стоял и выжидательно разглядывал завуча.
Перед ним была полная, добродушного вида женщина с роскошной прической из черных блестящих волос. Большие очки в тонкой металлической оправе не портили ее свежего лица. Очки, правда, маскировали выражение глаз...
– Садитесь, пожалуйста, и, простите, как ваше имя-отчество?
– Валерий Васильевич.
– Не удивляйтесь, Валерий Васильевич, в городке и в этой школе я человек новый, поэтому еще не успела узнать всех учеников. Вы меня понимаете?
– Понимаю.
– Вероятно, вы в курсе дела: успехи Игоря оставляют желать лучшего. До конца года времени остается совсем немного, надо что-то делать. И нам и вам вместе. С неделю назад я имела весьма неприятный разговор с Игорем, он был дерзок, вызывающе груб... словом, того разговора было достаточно, чтобы поставить вопрос на педсовете. Но я воздержалась. И вот сегодня... Впрочем, убедитесь сами.
– И Белла Борисовна протянула Каричу классную работу Игоря.
Валерий Васильевич прищурился и, отведя листок далеко от глаз, прочел. Видимо, прочитанное не возмутило и даже не очень удивило его, во всяком случае, он совершенно спокойно положил листок на стол и ничего не сказал.
"Странный человек, - подумала Белла Борисовна, - и странное выражение лица у него. Интересно, почему рука забинтована, почему шрам?" Но спросила о другом:
– Так что вы можете сказать?
– По форме хамство, конечно...
– А по существу?
– К сожалению, по существу он совершенно прав.
– Не понимаю, Валерий Васильевич.
– Чего ж тут непонятного. Разве я могу позволить спросить у вас, довольны ли вы своей свекровью? Часто ли изменяет вам муж? Не могу. Так почему же школа может лезть в интимную жизнь ученика? Вы будете обсуждать эти сочинения в классе?
– В классе мы ничего обсуждать не собирались, но знать о жизни своих воспитанников - наша обязанность, какое воспитание вслепую?..
– И вы серьезно думаете, что они вам правду напишут? Вот так возьмут и душу наизнанку вывернут? Сомневаюсь. Такое, миленькая моя, заслужить надо...
"Миленькая моя" неприятно резануло слух, но Белла Борисовна сдержалась и сказала самым миролюбивым тоном:
– Хотя наш разговор и смещается в область чисто теоретическую, я не стану уходить от него. Вот послушайте.
– Она достала с полки какую-то книгу, открыла в заложенном месте и
– То, что вы прочли, я не понимаю. И вы скорее всего, извините, не понимаете. Это наукообразный набор бессмысленных слов. А что факты нужно осмысливать, верно. Давайте попытаемся осмыслить вместе. В третьем классе Игорь как учился?
– Этих сведений у меня под рукой нет.
– Какой может быть анализ без фактов первоочередной важности? Ну ладно, я скажу: хорошо учился. В четвертом? Нормально. Но тут в жизни мальчишки произошла драма - погиб отец, которого он любил, которым очень гордился. Да и мудрено ли - Петелин был одним из популярнейших испытателей в стране. Дальше. Игоря зажалели: бедняжка, сиротинушка, почти не вызывали к доске, чтобы не травмировать, ребятишкам не давали пальцем его тронуть и... перестарались. Он был в классе и вне класса. Вот где корень его художеств!
– Позвольте, Валерий Васильевич, но если вы все так отчетливо представляете, если вы так мастерски делаете свой педагогический анализ, разрешите спросить: а где же вы были?
– Я далеко. В эту семью я пришел год назад. Чего ж вы молчите? Вам неловко? Правильно!
– И Валерий Васильевич замолчал.
Нервничая и чувствуя, что теряет почву под ногами, Белла Борисовна спросила:
– Что вы предлагаете?
– Вам? Пересмотреть свою учительскую позицию, подумать на досуге, любите ли вы детей и почему они вас не очень обожают. А что касается Игоря, из этой школы я его при всех обстоятельствах заберу. Лучший вариант - он заканчивает восьмилетку и мирно уходит. Худший - вы оставляете его на второй год, но и в таком случае он здесь учиться не будет.
И снова наступило молчание. На этот раз молчание затянулось.
– Простите, Валерий Васильевич, могу ли я спросить, чем вы занимаетесь?
– Вас профессия моя или должность интересует?
– Скажем, профессия.
– Шофер.
– Как? Просто шофер?
– Мастер спорта.
– А должность, если не секрет?
– Старший инженер экспериментального цеха.
– Я как-то не понимаю: шофер или инженер?
– Почему ж "или"? Не "или" - "и". Начинал шофером на фронте. Кстати, этот шрам, - он провел рукой по виску, - оттуда, а не по пьяному делу, как, вероятно, вы предположили; потом механиком работал, на гонках выступал, испытывал новые автомобили, закончил институт, стал работать в экспериментальном цехе, занимаюсь главным образом спортивными машинами, последние годы не выступаю - староват, молодых тренирую.
– Вы, должно быть, очень смелый и уверенный в себе человек? возможно непринужденней произнесла Белла Борисовна и не без кокетства поглядела на своего собеседника.
– Не знаю. Со стороны виднее.
– Во всяком случае, сегодня я получила серьезный урок. Говорю это без удовольствия, но честно. Спасибо.
– Пожалуйста. Если на пользу дела пойдет, буду рад.
На этом они расстались.
Валерий Васильевич вышел на улицу и медленно побрел домой.
А Белла Борисовна долго еще сидела в своем кабинете и никак не могла собраться с мыслями.