Считай звёзды

А сама… Не лучше.

Парень по-прежнему морщится, проявляя еле заметное сопротивление, в серьезность которого мало верится, учитывая то, насколько активно он начинает отвечать на глубокий поцелуй, руками захватив меня в крепкие объятия. То, как сильно его пальцы стягивают ткань рубашки, вызывает дрожь удовольствия. Продолжаю грубо сдерживать его лицо, надавливая своими губами на его, чтобы открыть рот парня шире, иметь возможность проглотить его глубокий стон. Такой тихий, но я его улавливаю, сильно сжав пальцами ткань его джинсов на уровне молнии, и О’Брайен громко втягивает воздух через нос, ладонью надавив мне на затылок. Берет происходящее в свои руки, пальцами сжав пряди моих волос, и тянет мою голову назад, заставив оторваться от его губ. Тяжело вздыхаю, рукой схватившись за его плечо, а ладонью второй сильнее надавливаю на его молнию, вызывая у О’Брайена серьезную дрожь в мышцах. Он горячо дышит, свободной ладонью скользнув по моей руке, к запястью, пальцами которого ощущаю его напряжение под тканью джинсов. Носом трусь о его висок, дышу в такт, сгорая от смущения, что кружит голову. И не только мне. Дилан затуманенным взглядом наблюдает за мной, пока одной рукой продолжает сдерживать за волосы, а другой помогать мне двигать ладонью, порой судорожно сжимая её, чтобы я приостановилась и дала ему украдкой перевести дух. Губами касаюсь его виска, не в силах воздержаться от желания языком пробовать горячую кожу. Мне не удается терпеть смущение. Я поверить не могу, что в моей голове могут рождаться подобные желания, что я вообще способна хотеть чего-то столь интимного. Одно дело, когда ты задумываешься об этом за кружкой чая, понимая, насколько это «мерзко», другое — когда ты видишь его. Слышишь, как он дышит. Наблюдаешь за каждым его глотком воды во рту. Чувствуешь это безумное биение в груди. Имеешь возможность трогать пальцами каждый участок тела, какой только пожелаешь. Ты видишь, как ему приятно, видишь, что он испытывает, и невольно хочется сделать больше. Доставить ему удовольствие, не имея точного понимания, как и чем оно достигается. Видимо, это скрыто внутри каждого. И человек не будет подозревать о наличии чего-то подобного, пока не окажется в ситуации, требующей от него полного искреннего раскрепощения.

Я открыта. Прямо сейчас. Перед Диланом, аромат кожи которого лишает здравомыслия.

Кажется, парень сам забывает о своей же просьбе прекратить. Он целует изгиб моей шеи, давно держит веки закрытыми. Губами скользит выше, подобно мне закусывает мягкую мочку уха, заставив меня наклонить голову, смущенно потереться лицом о его плечо. Будто я пьяна. Ощущение именно такое. Голова тяжелая, комната покачивается перед глазами, и не удивительно, что мне не удается понять с первого раза, чего от меня требует О’Брайен:

— Сядь, — на вздохе просит, выдавливая слова в изгиб моей шеи, и хмурится, морщась, словно ему с трудом удается двигать языком. — Сядь, — повторяет, кое-как выпрямившись, а я не соображаю. Я тянусь поцеловать его, но удается лишь коротко коснуться губ парня, который жестко берет меня за талию, принуждая к выполнению поручения. По-прежнему не понимаю, чего он хочет, но слушаюсь, еле приподнимаясь на колени вялых от приятной дрожи ног. Накрывает очередная волна смущения, когда Дилан усаживает меня на свои бедра, сильно придавив моим тазом. Легко теряю равновесие, ладонями упираясь в стену по обе стороны от головы О’Брайена, к которому наклоняюсь, успев остановиться, чтобы не коснуться грудью его щеки, но парень сам давит на мою спину, зубами больно прикусив кожу ключиц. Вскидываю голову, прикрыв веки, и выдыхаю с наслаждением, качнувшись на его бедрах, и внизу живота разгорается щекотливый дискомфорт, знакомый мне с недавних пор. Дилан возвращает свои ладони мне на талию, проявив настойчивость. Хочет, чтобы я двигалась, но моя голова идет кругом. Сосредоточиться на чем-то сложно, так что парень одной крепко держит меня, помогая двигаться на нем, пока я окончательно не теряюсь в своих ощущениях, уткнувшись щекой в его висок. И дышу. Активно. Сбито. Пока Дилана трясет. Мне жарко. Мне настолько жарко…

— Сними, — еще одно хриплое указание. Совершенно не думаю, когда еле отталкиваюсь ладонями от стены, чтобы сесть ровнее, переношу руки на плечи парня, на его грудь, скользнув ниже, и касаюсь пальцами верхней пуговицы рубашки, ворот которой пережимает мне шею. Кое-как справляюсь с первой пуговицей. Не могу сосредоточиться на выполнении действия, ведь всё мое внимание уделено тому, с каким ожиданием парень следит за моими пальцами, продолжая осторожно покачивать мои бедра на своих. Расстегиваю полностью, ладонями скользнув по плечам Дилана, потянув рукава его кофты ниже, а сам О’Брайен пальцами одной руки забирается под чашечку лифчика, моментально вызвав у меня приступ удушья. Он так смотрит… На мою грудь, пока накрывает её ладонью, сжав, и внезапно для меня поднимает взгляд, налаживая наш зрительный контакт. Смотрит. Вижу, как напряженно стискивает зубы, скользнув руками по моей спине, нащупав застежку лифчика, и подается вперед, еле оторвавшись спиной от стены:

— Снимай, — шепчет, взяв меня за лицо, и я чувствую, что он по-прежнему дрожит. Дышит мне в губы, опуская глаза, когда еле сохраняю способность двигаться, свои руки завожу за спину, под ткань рубашки, что до сих пор на мне. Нахожу застежку, проронив короткий вздох в приоткрытый рот Дилана, который следит за тем, как открываю замочек, осторожно начав спускать лямки, но, опять-таки, на мне рубашка. Лишняя одежда, и О’Брайен ругается под нос, довольно резко дергая рукава одежды с моих плеч. В помутненном сознании внезапно звучит тревожный сигнал, откуда-то из глубин, так отдаленно, что мне на удивление удается ухватиться за него, разобрать и понять. Тонкий марлевый бинт. На запястье. Резко наклоняюсь вперед, когда выдергиваю руки из рукавов рубашки, грудью прижавшись к ключицам парня, который лицом прилегает к моей шее, целуя, пока отбрасывает рубашку куда-то нам в ноги. Обнимаю его голову, с волнением уставившись на перебинтованное запястье. Но беспокойство меркнет на фоне тех чувств, что мне приходится испытывать сейчас, оттого прикрываю веки, с удовольствием глотая запах волос Дилана, зарываясь в них пальцами.

Плевать. Если что, солгу. Солгу, что там ссадина. Боже, мне всё равно.

Прогибаюсь в спине, чувствуя, как ладони парня скользят вниз по талии, накрывая мои ягодицы. Сжимает, не прекращая осыпать кожу лица, шеи, груди поцелуями. Не могу противостоять желанию стонать, вздыхать, стараюсь мычать тихо, хотя, честно, в данный момент я проявляю эгоистичность по отношению к остальным жителям дома. Хочется кричать. Громко дышать. Хочется, чтобы он стонал так же громко, не сдерживался, отдавшись безконтролю.

Дилан отрывается от меня, дрожащими вздохами одаряя мои ключицы, и трясущимися пальцами берется за лямки лифчика, потянув с плеч. Помогаю ему, отчасти радуясь его нетрезвости. Парень слишком сосредоточен на процессе, оттого, возможно, не замечает бинта на моем запястье. Не успеваю отложить лифчик. Я его роняю из рук, которые слегка приподнимаю, когда ладони О’Брайена скользят под мои плечи по талии, оказываясь на уровне груди, к коже которой прижимается губами. Полностью обхватывает мою спину руками, обнимая, и не могу сдержать смущенной улыбки, чувствуя, как крепко стискивает меня, языком касается скул, после оставляя поцелуй. Держу ладонями его лицо, не имея возможности коснуться губ, пока Дилан полностью отдан моему телу. Так что дышу. Горячо дышу ему на ухо, касаясь его губами.

Возобновляю покачивание на его бедрах. Парень сильнее сжимает меня, будто желая сдержать, ограничить мои движения. Опускаю ладони, повторяя попытку, стянуть с Дилана его кофту, и вдруг О’Брайен выпрямляется, как-то жестко схватив меня за локти. Отрываюсь от него, сутулюсь, и с вопросительной тревогой изучаю бледное лицо, в поисках ответа. Дыхание у нас прерывистое, от быстрого глотания кислорода кружится голова. Исследую с волнением и смущением лицо Дилана, который начинает сжимать и разжимать веки, охотно избегая зрительного контакта, что вызывает большее беспокойство, вынудив меня вновь взять его за шею и наклониться, дабы коснуться губ. Но О’Брайен отклоняется, спиной прижавшись к стене. Я почему-то не задумываюсь о его проблеме с сердцем, что-то мне подсказывает, что дело совсем не в его внутреннем дискомфорте, от этого мне тяжелее сдерживать стыдливый жар, вызванный легким непониманием насчет происходящего. А именно — его нежелании продолжать.

Пальцами надавливаю на вспотевшую кожу, беспокойным взглядом носясь по бледному лицу, и дергаю головой, теряясь в той хмурости, с которой парень уставился куда-то на мои ключицы:

— Ты… — заикаюсь, не справляясь с жаром внутри. — Ты не хочешь? — дыхание такое рваное. Мне стыдно за то состояние, в котором я пребываю, а отстраненность Дилана ухудшает ситуацию в несколько раз. Он демонстрирует мне настоящую несобранность, неуверенность, роняя вздох. Ерзаю на его бедрах, сложив руки на груди, ведь ощущаю себя некомфортно, и еле задаю вопрос, вызывающий больше смущения:

— Не хочешь меня?

О’Брайен пытается мыслить, всё ещё помню о его нетрезвости. Парень опускает ладони мне на талию, с сомнением, какой-то своей внутренней борьбой, хрипло поясняя:

— Не сейчас, — пальцами одной руки массирует свой висок, наконец, взглянув на меня, замечая, как «задето» смотрю на него, ожидая объяснений. — Райли, я пьян, — повторяет эту фразу, начав нервно мять мою кожу. — У меня еле вяжется что-то в голове, — поднимает одну ладонь, начав неаккуратно жестикулировать ею у своего лица, задевая щеку. — Я боюсь, что… — находит смелость отвечать на мой взгляд. — Что будет, как в тот раз, — на выдохе признается, устало сжав мою талию, после скользнув пальцами ниже, к бедрам. Моргаю, постепенно мое лицо приобретает серьезный вид, а смущение отходит куда-то на задний план. С интересом смотрю на Дилана, пытаясь полностью обработать сказанное им, и сажусь прямо, опустив руки на его живот:

— В каком смысле? — хочу больше информации. Хочу больше его мыслей. По нему видно, что его голова забита доверху, поэтому пускай выражается, избавляясь от лишнего морального мусора.

— Ты понимаешь, о чем я, — Господи, у него так руки трясутся… Я забываю о его «болячке», вдруг, ему сейчас особенно плохо?

Дилан напрягает сознание, старательно прокручивая обрывки воспоминаний, что дается ему тяжело, учитывая его опьянение:

— Практически ничего не помню, — морщится, — но знаю, что в тот раз было ужасно…