Сдаёшься?
Шрифт:
Алла. Когда? Я что-то не помню.
Алексей Никонорович. Да отдал, отдал, я у него попросил, я не хочу это вспоминать. Так вот, я остался сам для себя коммуной. Я тратил всю свою зарплату на подарки, я дарил подарки всем знакомым и полузнакомым, я дарил к Новому году, к Первому мая и даже к Пасхе. Я отыскивал в комиссионном каких-нибудь малайских божков из нефрита, смешные фигурки из янтаря, статуэтки Дон Кихотов, но больше всего я любил дарить орлов, деревянных орлов с размахом крыльев до полуметра. Я считал, что подарок должен быть бесполезным, и строго придерживался этого, хотя тратил на такие подарки все свои деньги.
Алла. А на что же ты жил?
Алексей Никонорович. Я заходил в любой дом, и меня сразу
Алла. Будь.
Алексей Никонорович. Ну вот. К пятидесяти годам я считаю, что я завершил свой марафон. Мы приобрели все, что мы хотели, и притом исключительно честным путем. Можно сказать в узком семейном кругу, что я счастлив, вполне удовлетворен и могу позволить себе паузу. Лично мне больше ничего не нужно: мы живем в Москве, у нас есть хорошая двухкомнатная квартира в доме высшей категории, с большой кухней, у нас есть наша голубая «лада», пусть не роскошная, но вполне сносная дача в сорока минутах езды от города на берегу реки и, наконец, у меня есть прекрасная серьезная дочь и любящая красивая молодая жена. Ты слышала, как сказал Колька: он просто волшебник, этот Леха Савченко, все, что он хочет, он может сделать; он может напоить нас всех газированной водой в жаркий день, когда все автоматы сломаны, а в ларьках продают только горячие пирожки, он может достать каждому из нас но пододеяльнику без очереди, он может жениться на самой красивой и ветреной девушке — мало того что сделать ее образцовой матерью и женой, но и сохранить ее во всей первозданной свежести и красоте.
Алла. Да, этот Колька пялился на меня весь вечер и нарезал мне фигурно апельсины и яблоки. Кошмар, до чего надоел. А что, я действительно ничего выглядела?
Алексей Никонорович. Ты выглядела великолепно. Все другие дамы от зависти свернулись, как кислое молоко на огне. Да, приятно сознавать, что тебе все-таки удалось обосноваться в этой жизни со своей семьей с кое-какими удобствами. А в Омске мы жили, если серьезно посмотреть, с точки зрения взрослого человека, то это просто страх вспомнить. Свинство какое-то. С женщинами по полгода не встречались, ночами подушки целовали взасос. Спали вповалку, ели в столовых какие-то кишки с жиром. Знаешь, по эту сторону Уральских гор едят внешние части домашнего скота — разные там филе, вырезки, а по ту — внутренние — вымя, ночки. В сорокаградусные морозы мы щеголяли в демисезонных драных пальтишках и в кепчонках, носки всегда воняли, летом в какие-то горы по жарище пешком забирались, спины рюкзаками натирали до волдырей.
Алла. Жуть.
Алексей Никонорович. Черт возьми! А вот говорю и почему-то этой жути не помню — весело как-то вспоминать, ей-богу, весело отчего-то… (Задумывается.)
Алла. Будь.
Алексей Никонорович. Будь.
Алла. Молодые были, оттого и весело. Молодым все весело. Я вот в то воскресенье с Ладкой на лыжах каталась, на обратном пути зашла в булочную. Кассирша, пожилая такая, толстая, в очках, меня спрашивает: что, на лыжах катались? На лыжах, говорю. Это, говорит, хорошо, что на лыжах, я молодая была, так все потихоньку от мамы на каток бегала, с мальчиками покататься. Ну уж и смеялись мы тогда, ну и смеялись, вот ведь как весело было! Хотя чего веселого-то было, если вспомнить? И насупилась вся. Прихожу домой, а она меня на тридцать копеек обсчитала. Вот где ее веселье теперь. Да, мы с тобой действительно молодцы — вон Ляпуновы на пару столько же, сколько мы, получают, а ни дачи, ни машины у них, ни квартиры, живут в своей комнате довоенной в огромной коммунальной квартире, и площади у них по девять метров на каждого хватает, так что никакой надежды выбраться.
Алексей Никонорович. У них детей двое, им труднее.
Алла. Да дело разве в этом? Просто хозяйственность тут нужна, умение даже — небольшими деньгами здраво распорядиться! А к ним как ни
придешь, все торт на столе и вино. И перед кем хвастают? Ну, будь.Алексей Никонорович. Будь.
Алла. Да, знаешь, я ведь с Тамаркой Ляпуновой уже два месяца не разговариваю; мне Сашка как-то сказал, что она ему как-то сказала, что понять не может, откуда только у нас дача, гараж и машина. Наверное, говорит, Никонорыч с работы кое-что тащит.
Алексей Никонорович. Свинья какая! Ее бы на мое место — я бы посмотрел. Или ее супруга. Непременно проворовались бы. Я вот как считаю — многие люди сейчас честные только от того, что украсть негде, а попади они на хлебное место, скажем, на мое, — к рукам бы все так прилипать бы стало. Это как женщины есть порядочные только оттого, что быть непорядочными не с кем, вот других и судят. А вот красивых женщин и порядочных я действительно уважаю. Соблазн — вещь глубоко принципиальная. Ну, будь. За тебя.
Алла. Будь.
Алексей Никонорович. Вот мне особенно ценно, что именно Сашка мне Дон Кихота подарил; ребята что, они меня теперь не знают, а Сашка десять лет над нами летает, всю нашу жизнь как на рентгене видел — и Дон Кихота подарил. Значит, жив во мне Дон Кихот… Жив гидальго.
Алла. Ой!
Алексей Никонорович. Что ты?
Алла. Там… стоит кто-то…
Алексей Никонорович. Где?
Алла. В передней…
Алексей Никонорович. Да брось ты… Чего это тебе все кажется?
Алла. Ой, стоит!..
Алексей Никонорович. Это пальто… Кто там? (Встает.) Есть там кто-нибудь?
Молодой человек в черном. Есть. Я.
Алла. Ой!
Алексей Никонорович. Кто вы? Что вам здесь нужно? Как вы вошли в квартиру без звонка?
Молодой человек. Во-первых, я не могу ответить сразу на столько вопросов. Во-вторых, на некоторые из них я вовсе не намерен вам отвечать. А вошел я очень просто — у вас ключ был в замке с той стороны.
Алексей Никонорович. И вы вошли в чужую квартиру без звонка и стояли, притаившись, в передней? Я сейчас вызову милицию! (Идет к телефону.)
Молодой человек. Стойте! Я ведь у вас ничего не украл и красть не собираюсь. При чем тут милиция? Я здесь по поручению одного человека.
Алексей Никонорович. Кого? И в таком случае почему вы не вошли прямо в комнату, а притаились в темной передней?
Молодой человек. Я уже сказал вам, что не на все ваши вопросы собираюсь отвечать, а только на те, на которые захочу. Я стоял в передней, чтобы послушать, о чем вы говорите в этот вечер. Мне чертовски повезло, что вы оставили ключ в замке. Я шел сюда, и меня просто мучило любопытство, о чем вы можете говорить в этот вечер.
Алексей Никонорович. Зачем вам знать это?
Молодой человек. На этот вопрос я отвечать не буду. Но из того, что я слышал, мне показалось, что вы вполне счастливы?
Алексей Никонорович. Вполне.
Молодой человек. Тогда позвольте вас сделать еще более счастливым и вручить вам этот подарок.
Протягивает большую коробку из-под импортных дамских сапог.
Алексей Никонорович. Сапоги? Мне?
Молодой человек. Вы знаете.
Алексей Никонорович. Но от кого?
Молодой человек. Вы знаете.
Алексей Никонорович. Нет, нет, мне этого не надо, возьмите это с собой. Поблагодарите и верните. Это, по-видимому, что-то чересчур дорогое.
Молодой человек. Что бы там ни было — это вам. Вы знаете, что это.
Алексей Никонорович. Большое спасибо вам за подарок, вернее, тому, кто вспомнил в этот день обо мне и преподнес его, и вам, что потрудились доставить его так поздно. А почему так поздно?