Сдаёшься?
Шрифт:
Алексей Никонорович. Но от того же, что встречаются воры, нельзя же считать, что все, кто встречаются, воры. Это истинно женский силлогизм.
Алла(встает и звонит по телефону). Алло! Сашук? Ну как, не умер еще от страха? А что ты не спишь? Кофе много напился? Так там же был не кофе, а бурда, в чайнике заварили. Ах, дома напился? Слушай, Сашук, вот тут мы с Алехой беседуем — да, да, такой день, не спится, — так у нас спор зашел: вот если кто на улице стащил с головы у человека шапку, в суде сколько ему дадут? Пыжиковую. Да нет, не в комиссионном, в суде сколько дадут? Угу…
Алексей Никонорович. Ну, ты не бери по максимуму — это в первый раз, потом у тебя ребенок маленький.
Алла(плачет громко). Ладушка без меня тут в четвертый класс перейдет. А ей надо тетрадки каждый день проверять — она невнимательная очень. В школе ее задразнят — мать в тюрьме сидит…
Алексей Никонорович. Я, я буду проверять. (Пауза.) И скажу, что ты в длительной командировке. И потом, может быть, ты расскажешь все на суде, как оно было, и тебя простят? Ведь это как бы стихийное бедствие… А чего ты объявление сразу не дала?
Алла. Да, как же, поверят мне! Подумают, что анекдот рассказываю. Да и где давать-то?
Алексей Никонорович. На той станции, где ты его ограбила. Наверху.
Алла. Да он, наверное, приезжий…
Алексей Никонорович. Все равно надо объявление дать. И вообще, надо было отнести шапку в милицию. Зачем ты держишь дома чужую шапку?
Алла. А зачем она в милиции? Там возьмет ее кто-нибудь себе, и все дела.
Алексей Никонорович. Ну и пусть возьмет. Ты должна отнести. Завтра же с утра отнесешь шапку в милицию и повесишь объявление, где она находится. До того, как пойдешь в суд. (Залезает на табуретку.) Держи бусы, только аккуратно, а то они рассыплются, завяжи там узелок на конце, а то я нечаянно оборвал. Хотя постой. Как же он мог тебя разыскать? Если, как ты говоришь, свидетелей не было и если тебя не задержали на следующей станции метро, то как же они могли узнать твой адрес, фамилию и все прочее? Нет, это абсолютно невозможно. Живи спокойно. Только вот надо бы объявление повесить.
Алла. Да какое объявление? У кого на прошлой неделе сорвали в метро с головы шапку, просят позвонить по телефону и т. п., чтобы он подумал, что с него дубленку стащат?
Алексей Никонорович. Ну в стол находок отдать, в метро имеется.
Алла. А если бы с тебя сорвали шапку, ты бы немедленно обратился за ней в стол находок?
Алексей Никонорович. Во всяком случае шапку надо отдать. Нам не нужно в доме краденых вещей.
Алла. Если тебе так хочется непременно избавиться от нее, пойди и выброси ее в урну.
Алексей Никонорович. Ну дело твое. Но чтобы краденых вещей в доме не держала. Чтобы я ее больше у себя дома не видел.
Алла. И не увидишь. Я ее Сашке ко дню рождения подарю… Нет, продам по своей цене — все-таки лучше, чем взять своими
руками подарить чужому дяде. Сделаю хоть доброе дело. Сашка нам все же товарищ. А то у него вон кроличья — и вся облысела.Алексей Никонорович. Ну да ведь тебя не уговоришь, делай как знаешь. В конце концов, тот, в дубленке, сам проморгал свою шапку — мог бы тут же на станции заявить, и тебя бы задержали.
Алла. А я и вернулась, спрашивала: никто шапки не спрашивал? Никто, говорят. Ничего, дубленку купил — купит и еще одну шапку, не из бедных, видать.
Алексей Никонорович. Слушай, эта гирлянда никак не отцепляется, запуталась вся. Придется разрезать. Дай-ка ножницы.
Алла. Ну уж нет, ты распутай. И так каждый год на игрушки сколько денег выбрасываем.
Алексей Никонорович. Никак не поддается, проклятая, ишь ведь скрутилась. Послушай, а что, если эта повестка из-за «ладушки»?
Алла. Что из-за Ладушки! Думаешь, она в школе что-нибудь украла?
Алексей Никонорович. Этого еще недоставало. От этого Бог, слава богу, помиловал. Из-за машины, из-за нашей голубой «ладушки»?
Алла. А что из-за машины? Не у одних нас машина. Ведь ты же ее не украл?
Алексей Никонорович. Это как посмотреть. Я ведь сначала, ты помнишь, на базаре купил потрепанный «москвич». На нем и ездить-то было нельзя — помнишь, под мостом застряли, а девятьсот рублей заплатил. У Шурки тогда за ту «победу» взял и заплатил. Так я ее потом на завод знакомому директору отдал — он мне ее отремонтировал почти без денег. Дальше я ее за три тысячи продал, еще с Шурки опять взял, ведь и у «победы» теперь другая цена, и на работе «ладушку» купил. Вообще-то многие так и делают — купят машину, а потом меняют на лучшую. Это называется — обменять машину. Вон Шурка уже с той «Победы» до двадцать четвертой «Волги» доменялся.
Алла. Если все автомобилисты так делают, то почему одного тебя в суд? А кто мог донести?
Алексей Никонорович. Да любой, кто прикинет мои доходы и расходы. Или грузин, кому я «москвича» продал, одумался, что переплатил.
Алла. Сам на себя? Нет, здесь что-то не так. (Звонит по телефону.) Сашук! Я тебя что, разбудила? Нет? Ищешь все убийцу? Ну, ищи. У меня к тебе вот какой вопрос, если кто-то имел старенького разваленного «москвича», а потом новенькую «ладу», ну, например, такую, как у нас, за те же деньги, сколько ему дадут. Угу… угу… угу… Поняла. Спасибо, Сашук. Ищи скорей убийцу, должен же он хоть под утро попасться. (Кладет трубку.)… Хозяйственные преступления. Статья сто пятьдесят четвертая — спекуляция, то есть скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы, наказывается лишением свободы на срок до двух лет…
Пауза.
Алексей Никонорович. Так… А что, в тюрьме просто сидят в камерах на нарах весь срок?
Алла. Скажешь тоже. Государству от этого какая польза? Сидят только пока следствие идет. Следственный изолятор, кажется, называется. В тюрьме работают.
Алексей Никонорович. А где?
Алла. Кто где, наверное, кому как повезет. Кто на лесозаготовках, кто в рудниках.
Пауза.