Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

Но тут он заново впал в беспамятство.

Должно быть, кто-то сердобольный пожалел и отвел. Потому что очнулся Антон на знакомом порубленном крыльце. Появился он, как оказалось, вовремя. В доме не спали. У стены затаилась очумелая баба Груня, над которой навис совершенно голый дебелый Вадичка с гитарой на безволосой груди. - Веселись, говорю, старушка!
– не в первый, похоже, раз потребовал он, отбивая о пол босой пяткой.
– Русаки гуляют. Пляши, стервь, камаринского!

Баба Груня зыркнула на дверь и, ойкнув, сползла на пол. Клацнув челюстью, обмяк и Вадичка. На пороге стояло нечто унылое, истекающее навозом.

Листопада не было вовсе.

Не вернулся он и в семь утра, когда Антон проснулся на полюбившейся печке. Проснулся от могучего Вадичкиного храпа и от бормотания. Глянул вниз.

Атеистка баба Груня, стоя на коленях перед богоматерью, клала истовые поклоны и умоляла сотворить одно-единственное чудо, - изгнать вселившихся в избу бесов.

* К половине восьмого объявился последний бес. Был он странно ухожен и благодушен, критически оглядел нахохлившихся над пустым столом потрепанных приятелей, брезгливо принюхался.

– Вот шо, баба Груня, - Иван потрепал угрюмую старушку по плечу.
– Готовь прямо щас баньку. Отмоемся и - сегодня же с домом покончим.

– А-а!
– баба Груня вскочила с внезапной резвостью. Взгляд ее сделался диким.
– Не дам! Не дам дом! Последнее, что от Самого осталось! Лучше враз прямо со мной палите!

Под окном послышался голос бригадирши. Поцапанный Вадичка предусмотрительно задвинулся в угол:

– Щас она нам наработает.

Дверь отворилась. На пороге стояла приветливая женщина - в кокетливо повязанной на шее косынке.

– Ну, как спалось, мальчиши? Претензий нет? Может, поработаете?

При этом обращалась она почему-то к Листопаду. Листопад и ответил:

– Стало быть, так, Клав. Слушай сюда.

– Слушаю Вас, Иван Андреевич.

– Во-первых, не мельтеши. Это ясно?

– Как скажете, Иван Андреевич.

Вадичкина челюсть отвисала все ниже и, казалось, начала отходить от остова.

– Потом насчет картошки, - продолжил Листопад.
– Копать мы, конечно, не будем. Не мужское это дело. Найди что-нибудь благородное...

– А что, если с Михрюткой?
– торопясь и радуясь находке, опередила Клава.
– Он у нас умелец. ГАЗ- шестьдесят шестой сам собрал из запчастей. Ездит по отделению. Правда, без номеров... Так, может, с ним за грузчиков? Камни перевозить. Как, Иван Андреевич? Или?...

– Это можно, - снисходительно согласился Иван.
– На это дело мы Непомнящего выделим. Камни в чужой огород кидать он большой дока. А меня... У тебя комбайны есть? - Так нерабочие, считай, оба. - Даже лучше. Имеются у меня кой-какие задумки. Я тут при работе над диссером помозговал. Может, чего модифицируем. Но это всё завтра. Потому что сегодня мы будем работать не на дядю, а на бабу Груню. Так что иди пока, выгуливайся до вечера, - Листопад шлепнул бригадиршу по объемистому заду, подтолкнул в сторону двери.

Клава хохотнула. Через десяток секунд с улицы раздался ее бодрый, радостно- возбужденный командирский голос.

– Ну, ты... орел, - оценил Антон.

– А шо? Хорошая баба. Только куда ей здесь податься?
– Листопад зыркнул на ощерившегося сально Вадичку, ловким движением ухватил его за нос.
– И шоб никакой грязи, понял?

– Так мне-то чего?
– Вадичка вырвался.
– Я как раз не любитель антиквара.

– Сосунки вы. В сорок пять баба ягодка опять. Так, баба Грунь?
– Листопад потянулся.

– И то!
– оправившаяся баба Груня хихикнула.
– У меня у самой Сам на пятнадцать годов младшее был. И - я его жалела. Уж так жалела!

Ближе к вечеру коровник исчез как не бывало. Антон в одиночестве курил возле свеженарубленной поленицы, ощущая приятную ломоту в натруженных суставах. Сновала на месте бывшей пристройки, подбирая последний мусор, радостная баба Груня. Листопад ушел к бригадирше. Исчез и Вадичка, прослышавший, что на другом конце деревни разместили студенток из областного музучилища. Но скоро прибежал. Взлетел, запыхавшийся, на крыльцо, выбежал с гитарой:

– Чего сидишь, чмо? Девок как грязи понаехало. Там среди них моя чувиха знакомая обнаружилась. Веселье будет. Может, и нальют. Пошли?

– Пойдем, - оставаться одному не хотелось.

* - Ба, какая встреча! - темноволосая девушка в обтягивающем свитере и застиранных джинсиках подошла к Антону. - Меня, если не запомнил, Лика зовут.

– Ты, - Антон узнал прежнюю малолетку, тащившую его на себе до больницы. Значительно скосился на обувь.
– Ну, слава Богу.

– Что "слава Богу"?
– она растерянно глянула вниз. Все вроде было в порядке, - сапожки вполне приличные.

– Да туфельки твое остроносые до сих пор в кошмарах вспоминаются. Лика рассмеялась, - то ли виновато, то ли игриво. Внезапно пригнулась к Антону, обнюхала:

– Надо же, отмылся.

– Так это ты меня к бабе Груне притащила!
– ахнул он.

– Такая уж, видно, моя планида! По жизни тебя волочить! Она подмигнула оказавшейся рядом подружке. Подружка непонимающе хихикнула. Озорные Ликины глаза выглядывали из-под нависшей челки, будто бесенята из-за занавески. Искрящееся лукавство делали ее совершенно неотразимой. И даже длинноватый нос теперь, когда лицо чуть округлилось, только добавлял шарма. На месте прежней нескладной девчонки стояла девушка. Свеженькая, будто вырванная из грядки редиска.

И что-то сдвинулось в Антоне. Вокруг сновали, накрывали стол, зыркал на них бренчащий на гитаре Вадичка, - Антон ничего не замечал и никого не слышал. Ему не хватало воздуха.

Невольно подражая Ивану, он поймал прядь длинных смоляных волос: - Настоящие?

– У меня всё настоящее!
– насмешливо объявила Лика, заметив, что глаза его неотрывно смотрят на ее выделяющуюся под белым джемпером грудь.

Антон невольно покраснел. - Может, прогуляемся?
– буркнул он, уверенный, что получит отказ.

– Как скажешь, - неожиданно просто согласилась она.

Они сидели на бревнах за деревней, тесно прижавшись. Длинные Ликины волосы, в которые она вплела желтые ленты, развевались на ветру, словно зацветший куст окации. Вдали, в свете заходящего солнца, по лугу скакал на стреноженной кобыле деревенский пацаненок, в восторге размахивая снятой рубахой. Кобыла подпрыгивала, смешно отклячивая зад.

Антон с показным интересом следил за ее прыжками. Решимость, с какой он увел из избы Лику, куда-то улетучилась. После практики, пройденной под руководством опытной Жанночки, он казался себе бывалым мужчиной. Но, оставшись наедине с девушкой, внезапно почувствовал нарастающую робость. Примолкла и бойкая до того Лика. Молчание неприлично затягивалось. - Тебе сейчас сколько?
– туповато произнес он. - То есть?...А, в смысле поприставать, - Лика засмеялась.
– Хотеть, как говорят, не вредно. - Вредно не хотеть, - подыграл он и, решившись, неловко потянулся, пытаясь поцеловать. Но она энергично замотала головой, рискуя разбить обоим лицо.