Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

Довольный собой, Вадичка раскинулся на траве. Он чувствовал себя миссионером, несущим культуру диким туземцам. А Антон просто чувствовал себя совершенно переполненным счастьем.

* Однажды он вернулся далеко за полночь. Листопад, как обычно, отсутствовал. Зато Вадичка вопреки обыкновению не спал. Лежал с открытыми глазами на приступочке и, не мигая, смотрел в темный потолок.

– Нагулялся вволю?
– процедил он, дождавшись, когда приятель вскарабкается на печь.

– Да. А ты что один? Девиц ведь полно, - счастливому Антону хотелось, чтоб рядом были счастливы все остальные. Даже Непомнящий.

– Девиц! Хватаетесь за что ни попадя, - со смешком огрызнулся тот.
– Знай, мальчик: вкусивший "Абрау-Дюрсо" на дешевую бормотуху размениваться не станет. Вот до Твери доберусь, а там Вике себя во всю мощь покажу. Сказать о том, что накануне отъезда он получил от Вики отлуп, Вадичке не позволило самолюбие. Но и слышать в темноте счастливое дыхание другого было нестерпимо. - А ты, небось, с Ликой опять валандался?

Тон его Антону не понравился, и он предостерегающе свесился вниз:

– Предположим. Что с того?

– Да ничо. Дрючь на здоровье. Для друга не жалко.

– Что-о?!

– Неужто не говорила? - Вадичка ощерился.– Глазки-то, поди, закатывала? О, это она любит, под девочку поломаться!.. Ты чего вылупился? Или - до сих пор не отымел, что ли? От пентюх! Классик платонической любви. Кончай ты эти антимонии. Завтра сразу за вымя хватай. То-то заорет от удовольствия... Чего молчишь? Спишь, что ли?! Тогда спокойной ночи.

Антон лежал, опустошенный, глядя в близкий потолок. Вцепился зубами в руку, чтоб не всхлипнуть. И только беззвучно содрогался, мотая от безысходности головой.

Вскорости захрапел сгадюшничавший, а потому вернувшийся в хорошее расположение духа Непомнящий.

Уснуть Антон больше не смог. Он спрыгнул на пол, тихонько оделся и выскользнул из избы. Добрел до барака студенток, забарабанил в окно.

– Кто еще?
– выглянуло чье-то заспанное лицо.

– Лику позови!
– потребовал Антон.

– Да ты вообще-то!.. Знаешь, сколько сейчас?!

Послышались встревоженные голоса.

– Зови, говорю. А то дверь выломаю!
– он взошел на крыльцо и впрямь от души пристукнул по ней сапогом.

Через несколько минут засов открылся. Перед ним стояла наспех одетая, тревожно всматривающая Лика:

– Господи, Антошка, что случилось?

– Пошли! - грубо схватив за руку, он оттащил ее к сараю.

– С Непомнящим гуляла? - выдавил он из себя. Ожидая с надеждой, что она тут же влепит ему крепкую затрещину или фыркнет презрительно, выдав что-то в своем негодующе- язвительном тоне насчет подлых жирных клеветников и доверчивых пентюхов, и тогда он со сладким восторгом станет вымаливать у нее прощение.

– Значит, разболтал всё-таки, - устало произнесла Лика.
– Вот гнус. Надо было самой сказать. Да я и гуляла-то с ним всего месяца три. Считай, что ничего. - Чего ж со мной-то ломалась? Целочку тут из себя строила. Эх, прав Непомнящий: все вы! ...
– оттолкнув протянутые к нему руки, Антон убежал в темноту.

– Причем тут с тобой? И почему собственно в таком тоне?
– обескуражено пробормотала Лида. И только теперь поняла, что именно он имел в виду под словом "гуляла". Поняла и зарделась от обиды. - Да пошел ты в таком случае! Чтоб я тебя больше не видела!
– во всю силу звонкого голоса крикнула она. Крик ее разбудил соседскую собаку. Та в свою очередь подняла лаем остальных, и вскоре собачий брёх переполошил всю деревню.

Антон брёл по улице, сопровождаемый льющимся из-за заборов лаем. Наконец остановился у ворот - единственных, за которыми было тихо. Прижался лбом к надписи - "Осторожно, злая собака". Из глубины послышалось рычание, загромыхала цепь, и с другой стороны забора задышали. Антон зажал губы рукой, воровато обернулся и, убедившись, что улица пуста, не в силах больше сдерживаться, зарыдал навзрыд.

Грозное рычание стихло и сменилось озадаченным молчанием. А потом произошло неожиданное. Вторя плачу, собака вдруг заскулила. Так и стояли они, рыдая по разные стороны забора: человек и пожалевший его сторожевой пес.

* В четвертом часу утра в дверь избы нетерпеливо заколотили.

– Иван, ты, что ль, баламут?
– баба Груня откинула щеколду. В избу, оттолкнув ее, ворвался Михрютка, повернул выключатель, зыркнул по заспанным лицам.

– Где спирант?

– Известно где. За Фомичева отрабатывает, - буркнул Вадичка.

– Я прямо из Удвурина, - Михрютка тяжело дышал, будто расстояние от Удвурина покрыл не на машине, а бегом по пересеченной местности.
– Председатель послал за вами срочно. Опять связь порвалась. Собирайтесь, собирайтесь, мужики, живо. В шесть утра поезд через Сандово пойдет.

– Какой там поезд?!
– Антон, уснувший лишь под утро, мотнул тяжелой головой.
– Нам неделю тут еще...

– Плеве старшего из больницы привезли. Нос пришили. Но - как-то боком. В общем убивать вас братаны едут, - просто произнес Михрютка.
– Перепились. За брата, говорят, монтажками забьем. С ними еще человек пять. Баба Груня привычно принялась оседать: чего-чего, а событий за эти две недели досталось ей на всю оставшуюся жизнь. Михрютка подхватил ее, встряхнул. - Некогда закатываться, бабуля. Дуй пулей за спирантом!

Баба Груня с внезапным проворством выскочила из дома.

– Где они?!
– Вадичка обеими ногами одновременно влетел в штаны.

– В Парфеново на трактора садились. Я их минут на двадцать на своей лайбе обошел. Минута дорога. В общем собирайтесь, а я тоже к Клавдии. Потороплю.

Он выбежал вслед за бабой Груней.

Вадичка меж тем не разбирая швырял в рюкзак вещи. При виде Антона с зубной щеткой остолбенел:

– Ты чего-й-то?

– Зубы почистить.

– Ну, ты сынок. Да если сейчас сюда Плеве эти навалятся, они тебе монтажками так их начистят, что аж засияют. В кучке.

– Все равно Ивана пока нет. Слушай, а если его не найдут? Мало ли куда мог.

– Ему же хуже, - огрызнулся Вадичка.
– Сам виноват. Я, что ль, чужими носами закусываю? Да я потомственный, можно сказать, вегетарианец. Вяжется в каждую свару, каннибал хренов. Отморозок! А другим потом того и гляди башку пооткручивают.

Вадичка остервенело затянул рюкзак. - Ты чего, бросить его, что ль, предлагаешь?!
– догадался Антон.

– Бросить, не бросить! Туфту городишь. На том свете благородства нет. Слышал же, с минуты на минуту будут. А тогда!.. О! Ты их рожи видел? Ноги делать надо, понял? Так идешь?