Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Шрифт:
Упорное молчание Антона шефа, похоже, слегка смутило.
– Кстати, американцы тоже очень серьезные. Одни из первых мировых девелоперов. Прямой смысл забрататься. - Забрататься или кинуть? - Н-не понял.
– Вот и я пока тоже. Как раз начал вникать. И появляются вопросы. Но если даешь команду подписать доверенность не глядя, само собой, подпишу. На том конце послышались хрипы, - бронхит, подхваченный на горнолыжном курорте в Давосе, похоже, становился хроническим.
– Нет уж, твой орлиный взгляд лишним не бывает, - Вайнштейн принял решение.
– Раз сам готов впрячься,
Еще через полчаса мобильник заиграл мелодию "Нежности". "Снова мы оторваны от дома", - грустно подпел Антон, понимая, что за этим последует, - накануне пообещал прийти пораньше.
– Друг мой! Мы тебя сподобимся когда-нибудь увидеть?
– послышался ехидный голос жены.
– Ребенок играет в папу и маму. Так вот за папу у него твоё фото в рамке. Наверное, чтоб не забыть.
– Буду. Еще пол...часик и - выезжаю.
– Угу. Зарекалась ворона, - засмеялась жена.
– У тебя, милый, между "выезжаю" и "выехал" иной раз сутки проходят. Хотя звоню не с этим. С этим чего от тебя ждать? Таечка только что позвонила. Хочет, чтоб мы с ней в Киев поехали. Ты хоть помнишь, что послезавтра юбилей Листопаду?
Антон скосился на календарь, - послезавтрашнее число было обрисовано фломастером, словно мотком из колючей проволоки обмотано.
– Я ей, правда, сказала, что не получится. Сослалась на твою занятость. Но она, по-моему, собралась напрямую позвонить. Так что, юный пионер, будь готов отказать лично. Антон замялся.
– Или ты забыл, что на субботу мы приглашены на презентацию в гольф-клуб?!
– голос жены стремительно добрал жесткости.
– Все нашибудут. Так что постарайся без своих детских неожиданностей. Жена отключилась, не попрощавшись. Выразив тем свое высочайшее неудовольствие.
"Наши". Антон скривился. На днях появится интервью. И вряд ли хоть кто-то из этих наших останется рядом.
Вновь зазвонил мобильник. Антон поднес его к уху, и саркастическая усмешка сползла с лица, - Таечка все-таки решила дозвониться напрямую. - Антон, как же так?! Ведь десять лет! Десять, понимаешь!?
– Таюшка, милая, не сердись на подлеца. Я в самом деле просто под завязку...
– неловко вклинился Антон. Лучше б отмолчался, - на Таечку невинная фраза подействовала, будто добрый стакан бензина на затухающий костер.Её мягкий южный говорок разом наполнился бурлящим негодованием.
– Конечно, теперь все вдруг оказались под завязку. А когда от него что-то требовалось, время находили? Куда ж оно теперь разом подевалось?! И разве часто прошу?
– Солнышко. Ты пойми, я за президента компании остался. У меня через три дня правление. Физически никак!
– То-то что физически, - с подтекстом протянула Таечка. В голосе ее сквозила обида.
– Ладно - другие. Но ты-то! Другом же себя выпячивал. Ведь сколько для тебя сделал. А теперь дела у него. Как же, - биг-босс! Да если б не он, может, до сих пор в тверской
дыре сидел. Да что там? Просто бы сидел.
Она уловила недоумение в установившемся молчании.
– А ты что, будто не знал, благодаря кому на свободе оказался? ...Ну, ты даешь. Правда Ванькина. "Никто добра не попомнит".
– Таюш, не закипай, - Антон попытался перевести разговор в прежнее, установившееся меж ними шутливое русло.
– Обещаю постараться. Завтра разгребусь, окончательно определюсь, на кого что удастся перевалить, и перезвоню. Хоп?
– Да ну вас всех. Живите без памяти!
– Таечка отключилась, оставив Антона озадаченным. В восемьдесят восьмом году по настоянию председателя Калининского горисполкома Непомнящего областная прокуратура возбудила уголовное дело против бригады модельщиков, по которому арестовали и незадачливого фермера Антона Негрустуева. Но истинной мишенью для прокуратуры и самого Непомнящего был ректор сельскохозяйственного института Листопад. Впрочем до самого Листопада следствию добраться не удалось. Пока шел процесс, он отсиживался в Москве у дядьки академика.
Помнится, это тогда здорово покоробило Антона.По его убеждению, Листопад обязан был явиться на суд и сесть на скамью подсудимых рядом с теми, кого втянул в свое коммерческое начинание.
Вообще процесс получился странным. На дворе истекали восемьдесятые, повсеместно вошли в обиход договорные цены меж госпредприятиями и кооперативами. А пятеро мастеров сидели в тюрьме по обвинению в частнопредпринимательской деятельности. По сути - за несоблюдение тех самых строжайших СНИПов и нормативов, что давно полетели в тартарары.
Скорее всего, сидеть бы им - не пересидеть, - обвинительный напор прокуратуры оказался силен.
Но дело неожиданно получило широкую огласку. Защищать подсудимых вызвались знаменитые столичные адвокаты, на освещение процесса налетели именитые репортеры. Популярнейший "Огонек" вышел с передовицей своего главного редактора Коротича "Перестройка против оголтелости. Кто кого?". Наконец, после того как в зале суда появился представитель Би-Би-Си, раздраженно отреагировал Кремль, - дело грозило приобрести неприятный международный резонанс.
Процесс был поспешно свернут. Модельщиков, отсидевших по полгода под следствием, быстренько осудили к условному наказанию и выставили за стены СИЗО.
Сразу после освобождения из следственного изолятора Антона неожиданно пригласил к себе по телефону бывший заведущий кафедрой земельного права профессор Суханов, ставший к тому времени проректором университета.
– Слышал, батенька, Вас все-таки на землю потянуло, - бесстрастно, в своей манере съязвил он, пристально вглядываясь в посеревшего, словно обугленного ученика.
– Больше не тянет.
– А я предупреждал, что земельное право - это не просто. В любом случае двигать его должны люди образованные.
Он придвинул Антону чистый лист:
– Пишите заявление с просьбой разрешить сдать госэкзамены экстерном. Я подпишу.
Антон, несколько озадаченный, повертел лист.
– Но только земельным правом я заниматься не стану, - честно предупредил он.