Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

– Записываемся заново. Шоб отныне всё по-честному. Кто у нас первый?

Ошарашенное молчание было ему ответом.

– Девушка, - Иван ткнул в Вику.
– Как Ваша фамилия? Ну?

– Так...э, - протянула Вика.

– Записываю. Вам два билета. Так, следующий. Вы, гражданин, летите?
– он ткнул ручкой в номер сорок четвертый, как раз набравшего воздуха для гневного крика.
– Фамилия? Будете вторым.

– Прянишников!
– воздух с шумом вышел наружу.

– Записал.

С дальнего места подскочил лысоватый мужчина:

– Как это он вторым?
– выкрикнул он.

– Если я сорок первый - на три номера вперед его!

– Был сорок первым, станешь третьим, - миролюбиво объявил Иван.
– Отныне всё будет по справедливости. Фамилия?

– Меня пиши!
– от окна торопилась пожилая женщина.
– Я сто тридцать восьмой была.

– Что значит сто тридцать восьмая?!
– к Листопаду пробился патлатый, растерянный парень в косоворотке и с гитарой.
– Какая еще там сто...? Я вообще - одиннадцатый! По какому праву?

– Был одиннадцатый. Повысим до восьмого. Вот за этим гражданином держись, - успокоил его Иван.

К Листопаду, выкрикивая фамилии, потоком устремились люди. Сотые - стопятидесятые ломились в первые ряды.

– Не толпитесь, граждане, всех оформим по справедливости, по совести, - вальяжно успокаивал взбудораженных людей Иван.
– Как говорится, кто был никем, тот станет всем. Вокруг Листопада образовался водоворот. Список стремительно разбухал.

Меж тем в хоре взвинченных, торопящихся записаться послышались иные, встревоженно-недоуменные голоса:

– Что здесь происходит? Где список?

Помещение аэрофлота начало заполняться возвращающимися очередниками.

В зале понемножку началась буча, грозившая разразиться всеобщей дракой. Прежние первые номера наседали на новых первых. Новые первые индифферентно отмалчивались. Они теперь признавали только один список - существующий. И, само собой, были готовы стоять за него насмерть. Иван глянул на часы, - оставалось пять минут. Поверх голов собравшихся он подметил топчущуюся поблизости группку крепких парней в дефицитных адидасовских костюмах со значками мастеров спорта. Поманил к себе. - Вам куда, ребята? - Так в Адлер, на сборы. Срочный вызов. Завтра должны быть, а тут такое...

– Надеюсь, комсомольцы? Тогда записываю в четвертый десяток. К вечеру получите билеты. Но шоб обеспечить порядок! Сумеете?

– А то, - обнадеженные спортсмены принялись поигрывать плечами.

– Немедленно огородите кассы стульями, - распорядился Иван.
– И - пропускать по пять человек - строго согласно нашему списку. Шоб никаких самозванцев! Выполнять. Он заметил, что в одном из окошек появилась кассирша. Быстренько всунул список сорок четвертому. - Продолжайте запись. Только шоб всё по-честному, как при мне. Первая пятерка - попрошу к кассе... Девушка в тапочках, а вы шо мешкаете? Вы у нас первая.

Подхватив пунцовую Вику, он подтащил ее к окошку, выхватил два паспорта и, дотянувшись поверх стекла, положил перед кассиршей.

– В Сочи. На завтра. - Куда прешь? У меня еще пять минут есть, - кассирша надменно поглядела на нахального пассажира.

– А у меня их нет. Поэтому без сдачи, - отреагировал тот, взглядом кивая на паспорта, промеж которых, как тощий сыр в сэндвиче, выглядывала сторублевка.

Из зала донесся всполошный женский крик: - Что происходит?! Что вы суете? Где наконец настоящий список?! Покажите, кто его уничтожил! Кассы! Билетов не выдавать!

Кассирша привстала, вгляделась в происходящее, перевела взгляд на сгорбившегося, неправдоподобно безучастного клиента и, понимающе усмехнувшись, потянула паспорта к себе.

Кто-то из прежних попытался силой пробиться к кассам. Но наткнулся на "адидасовский" кордон. Раздались крики с требованием вызвать милицию.

Вскоре буча, грозившая перерасти в драку, дракой и разразилась.

Начали, как обычно, женщины.

– Где старый список? В котором я пятой была?!
– закричал пронзительный голос. - Не знаю никаких ваших поддельных списков. Этот и есть настоящий!
– ответили ей - скандально.

– Что вы мне суете филькину грамоту? Что это вообще за липовый документ?

– Да уж документ! Похлеще вашего.

– Да? И кто ж его утвердил? Какая инстанция?

– А ваш-то кто? - А вот кто надо!

– Ах, кто надо? Так вот или записывайся сзади, или вовсе катись отсюда. Умная выискалась. Кто надо ей!

Вслед за тем сцепились двое восьмых - прежний - лысоватый, раскрасневшийся от гнева сорокалетний мужчина и патлатый студент, произведенный в восьмые номера Листопадом.

– Ты кто такой?
– наседал лысый.

– Я - восьмой!

– Ты - восьмой?! Да ты на рожу свою погляди. Восьмой нашелся. Это я всю жизнь восьмой! Задавлю самозванца.

И - потянулся давить. Оба списка переплелись в клокочущую толпу. Билеты наконец выписали. Выхватив их из рук кассирши, Иван, ссутулившись, насколько позволял рост, и приобняв дрожащую Вику, принялся протискиваться меж дерущихся.

У самого выхода вдруг остановился. - Ваня, нет!
– тонко вскрикнула Вика. Но Иван уже взметнул руку.

– Граждане пассажиры!
– выкрикнул он зычно.

Драка прервалась. - Так вот же он! Который список порвал, - выкрикнул кто-то.

Теперь все - и прежние, и новые - смотрели на Листопада налитыми кровью глазами. - Шо ж вы творите, граждане?
– с мягкой укоризной произнес он.
– Постыдились бы лицо-то терять. Чай, не на диком Западе. Ведь так славно всё задумал: по справедливости, по совести. А вы вместо того, чтоб обсудить, прийти к консенсусу, сразу кулаками в харю! Любое культурное начинание в свинство норовите обратить. Нет, не буду я вам больше помогать! Недостойны.

Прежде чем ошарашенные люди среагировали, Иван выскочил наружу и следом за Викой впрыгнул в такси.

– Пошел!
– крикнул он.

В салоне его обхватили женские руки.

– Ванька, ты - фейерверк!
– задыхаясь, пробормотала Вика.

* Ночью они лежали на широченной кровати в новой листопадовской квартире.

Вика, счастливая, опустошенная до гула, подползла к закинувшему голову Ивану. - А хорошо ли это, изменять молодой жене?
– шутливо пробормотала она. Иван встревоженно открыл глаза. Будто ненароком она угодила в тайные его думы.