Се?рфер. Запах шторма

— Ну тогда со мной ты инициацию прошёл. Но не расслабляйся, у меня много уровней бытия, есть к чему ещё стремиться.

— Это хорошо! — усмехается он.

Снова расслабленное молчание. Я ритмично отстукиваю на его колене такт звучащей музыки. Он размеренно крутит между пальцами прядь моих волос.

— У меня день рождения через пять дней, и я впервые буду отмечать его на море. — вспоминаю я.

— Это здорово! Ты Дева?

— Да. А ты?

— Скорпион.

— Хммм. Дева и Скорпион — притяжение противоположных темпераментов. А, кстати, сколько тебе лет?

— Двадцать восемь. А тебе?

— Двадцать пять.

— Притяжение противоположных темпераментов говоришь? — забирает у меня трубку кальяна обратно, затягивается, протяжно выдыхает дым, — Да, действительно — в этом что-то есть. Я, кстати, где-то читал, что у Скорпиона и Девы идеальная совместимость.

Чёрт! Ну, вот зачем он это сказал? Я тоже где-то про это читала.

Приподнимаюсь с его груди и поворачиваюсь к нему лицом, намереваясь сделать защитный выпад, чтобы подавить всколыхнувшееся внутри неясное чувство.

— Идеальная совместимость? Ты меня поэтому всё это время так бесишь своим поведением?

— Ах, дааа! Я же наглый, самоуверенный эгоист и дико тебя раздражаю, — смеётся, но его лицо быстро принимает серьёзное выражение, — Да, я самоуверенный, прямолинейный и, возможно, бесцеремонный — но не наглый. И я не эгоист. Просто привык всё держать под контролем, — поясняет спокойно и чуть лениво.

— Ага. Понятно. Ещё и диктатор к тому же. Словом — настоящий Скорпион. Всегда мечтала о таком идеальном партнёре! — саркастически восклицаю я.

— Ну, вот — ты его и встретила, красавица моя! — парирует он и, улыбаясь моему фырканью в ответ, немного помолчав, добавляет, — На самом деле, если бы ты узнала меня ближе, я уверен, что … перестал бы тебя раздражать.

Я молчу, долго, слишком долго и пристально разглядывая его, преодолевая сильное желание прикоснуться, поцеловать.

Зачем он всё это говорит? И почему действует на меня совсем как галлюциноген? [1] Галлюциноген, о котором я действительно совсем ничего не знаю.

— А я ведь действительно почти ничего не знаю о тебе. Только твоё имя, что ты из Киева, занимаешься виндсёрфингом на очень продвинутом уровне для того, чтобы делать шаку, и хорошо играешь на джембе. Теперь вот ещё возраст и знак зодиака.

— А что бы ты хотела ещё обо мне узнать?

— Нуу… — задумавшись, тяну я, и тут же понимаю, что хочу знать о нём как можно больше. И это открытие очень меня пугает.

Не надо ничего спрашивать! Совсем ничего. Он же сразу предупредил, что один два дня, и они уедут. И никакого продолжения не будет. Так зачем мне лишняя информация? Не стоит узнавать его ближе. Разве что … мне, вот, по случаю очень интересно…

— Ты хорошо танцуешь?

— Вполне. Что ещё?

— Ничего. Больше ничего не хочу о тебе знать! Пойдём, потанцуем? Белый танец — дамы приглашают кавалеров, — быстро, практически скороговоркой, произношу я, выдавая плохо скрываемое смятение.

— Не хочу, — снова этот внимательный прищур и мелькнувшее какое-то неопределённое выражение в глазах.

Неужели обиделся, что меня не интересует его распрекрасная личность?

— Ну ладно — не выпендривайся, идеальный партнёр! — чмокаю его в губы, — Сделай девушке приятное.

— Создать иллюзию романтики? — усмехается, — Сначала мне надо отлить из себя этот чудесный чай. Пропусти-ка меня.

Ох! И с кем я, всё-таки, связалась на свою голову! Как же он меня раздражает!

***

Лёша и Марина возвращаются к нашему чилауту.

На сцену «Виктора» выходит мужчина в чёрном мешковатом костюме, с небрежно засученными рукавами, чёрной шляпе, сдвинутой слегка набок; с ярко рыжим, в свете софитов, контрабасом в руках. Музыканты начинают играть вступление, пока он, поставив рядом тяжёлый инструмент и прищёлкивая пальцами правой руки, бесподобным хриплым басом произносит.

— Добрый вечер!

В зале звучат шумные аплодисменты.

Вот это да! Какое совпадение! Снова эта группа, которая совсем недавно играла на джаз фесте, когда мы были перед сценой и в самолёте.

— Влюблённость и страсть — истерики дьявола, друзья мои. — продолжает он, медленно, с равномерными паузами, — Они обычно немного дезориентируют человека. … Любовь — медленная и ровная — от Бога, я полагаю. … Влюбляешься в человека, которого не знаешь. … А любишь того, кого знаешь как себя самого.

Ты — бездонное море.

Я — ветер и облака.

Я — щепотка горя

В бочке добра. — начинает петь, слегка пританцовывая и отстукивая пальцами по корпусу контрабаса.

***

Этот размеренный рваный ритм песни заставляет меня немедленно выползти из плена мягких подушек дастархана, встать на ноги и начать еле-еле раскачиваться на месте, щёлкая пальцами в такт.

Ты — вольное синее небо.

Я с тобой становлюсь глупцом.

Короля ты делаешь нищим,

А нищего — королём.

Добавляю к движениям тела плавные изгибы и покачивания бёдрами. Подхожу ближе к сцене, где играют музыканты.

— Даа! Ааауу! Оуу, еее!

К ритмично-рваному музыкальному проигрышу, добавляется накал аккомпанемента вступившей электрогитары. Эта музыка, с монотонно повторяющимися аккордами струн контрабаса и аккордеона, качает меня. И этот образ солиста, такого — немного разгильдяя. Весёлый гитарист, подпрыгивающий в мешковатом белом костюме слева, своей шапкой пушистых кудрявых волос напоминает клоуна. Лысый аккордеонист в чёрном костюме справа, напротив, весь серьёзен и драматичен. Больше никто не танцует. Закрываю глаза и продолжаю медленно двигаться в танце, дополняя его рваными движениями плеч и головы.

К моменту, когда Кир возвращается назад, у меня появляется своя небольшая группа поддержки. Среди посетителей у барной стойки раздаются ободряющие возгласы молодых людей. Они весело координируются, и начинают прихлопывать ладонями в такт музыке. Замечаю, как мой сёрфер, отыскав меня глазами в зале, останавливается сбоку от сцены. Скрещивает руки на груди и просто стоит, наблюдая.

Червь прощает плугу,

Зеркалу — глаза.