Сельская учительница
Шрифт:
— Да поспеши к жене и дочери, — приказал себе Николай Сергеевич. — Галя узнает правду, и все у нас наладится…
В пассажирском вагоне Николай Сергеевич наметанным глазом заметил подозрительное поведение двух солдат и молодой чернявой женщины. Они перешептывались, поглядывали в его сторону, потом один из солдат подсел к нему, поинтересовался:
— Далеко ли, мужик, едем?
Он ответил.
— Во, и мне туда! — нарочито обрадовался солдат.
Когда поезд остановился, Николай Сергеевич взял чемодан, сошел на перрон, и тут солдаты схватили
— В чем дело, товарищи? — спокойно спросил он.
— Он еще спрашивает, «в чем дело»! — закричала чернявая женщина. — Я ж тебя, Кожухарь, запомнила, я ж тебя, полицейская шкура, узнала!
Вокруг уже толпились возмущенные и любопытствующие зрители, сквозь толпу продрался плотный мужчина на костыле, гневно цедил:
— Мы ноги теряли, а ты, гадина, кому служил? — За кого-то держась, он размахивал костылем и готов был огреть им «гадину».
— Тихо, граждане, тихо, — послышался чистый, басовитый голос милиционера. — Что тут происходит?
Толпа возбужденно загомонила: пойман, мол, предатель, который жег, убивал, насиловал, вешал своих…
Солдат рванул из рук Николая Сергеевича чемодан. Чемодан раскрылся, и на перрон высыпалось его содержимое: свертки с подарками Гале и Вареньке.
В гомоне, в хаосе голосов Николаи Сергеевич расслышал:
— Ишь как спокойно держится…
— Похож на нашего учителя истории…
Он понимал, что объясняться бесполезно: не поверят, что ему за милую душу тумаков могут надавать, и надеялся только на милиционера, который по закону не должен был допустить до применения костыля…
Расстегнув кобуру, милиционер басил:
— Собрать вещи задержанного. Так. Теперь дорогу. Пошли! Чья машина? Кто шофер? Ну-ка заводи, поехали! — солидно распорядился милиционер на привокзальной площади.
Николай Сергеевич ехал в кузове грузовой машины, заинтересованно смотрел по сторонам.
Городок, где они с Галей начинали когда-то учительствовать, был разрушен войной: рухнуло здание керамического техникума, обгоревшим стоял Дворец пионеров, на месте кинотеатра «Искра» — скверик с фонтаном. Но город уже залечивал раны. Пройдет не так уж много времени, и вновь зашумит детвора в своем дворце…
А вот и его школа — похожая и непохожая. Она стала больше, на этаж выше и выглядела нарядно. Размахивая вместо портфелей и ранцев отцовскими фронтовыми сумками, спешили ребята — вторая смена! И ему захотелось забарабанить кулаками по кабине или даже соскочить на ходу и кинуться туда, в школу… Но в кузове с ним едет милиционер с расстегнутой кобурой.
Машина остановилась у незнакомого дома.
— Слезай, приехали! Пошли к начальнику! — милиционер грубовато подталкивал Николая Сергеевича, а в кабинете начальника милиции преданно гаркнул: — Товарищ майор, разрешите доложить: задержан бывший полицай!
«Везет мне на майоров», — усмехнулся про себя Николай Сергеевич. Не ожидая приказа, он достал из кармана гимнастерки документы, положил их на стол.
Искоса глянув на бумажки задержанного, хозяин кабинета распорядился:
— Ну-ка, Шубин, сооруди нам чаю.
— Есть! — козырнул милиционер.
«Прием по первому разряду», — опять усмехнулся про себя Николай Сергеевич.
— Присаживайтесь. Возьмите свои документы, —
сказал майор. — Мне сдается, вы до войны работали у нас учителем. Не так ли?— Гражданин… извините, товарищ майор, к чему допрос?
— Какой допрос? — удивленно развел руками хозяин кабинета. — Мне достаточно документа об отбытии, об освобождении… Мой служебный долг помочь вам, Николай Сергеевич.
Он торопливо ответил:
— Благодарю вас, но сами понимаете — распивать чаи, когда душа рвется к семье…
— Понимаю, понимаю и не смею задерживать. Если что не так, заходите, буду рад помочь, — сказал майор.
Николай Сергеевич подошел к уцелевшему дому, где жил когда-то. На лестничной площадке он долго стоял с колотившимся в груди сердцем, не решаясь постучать в дверь.
Постучал. Ему отворила Галя… Она не ахнула, как это делают все жены на свете, не бросилась к нему на шею, не заплакала. Она стояла на пороге, и Николаю Сергеевичу показалось, будто Галя решает сложную, в данном случае почти неразрешимую задачу: то ли захлопнуть дверь перед носом нежданного гостя, то ли пригласить в квартиру.
— Заходи, — глухо сказала она.
Николай Сергеевич думал, что вот-вот в коридор выскочит его дочурка Варенька. Но вместо дочурки вышел краснощекий мужчина в домашних мягких туфлях, отороченных мехом. Казалось, что все беды, которые обрушились на нашу страну, прошли мимо этого кругленького человека.
— Варенька дома? — тихо спросил Николай Сергеевич.
Губы Гали дрогнули.
— Ты разве не знаешь? Она погибла с бабушкой в сорок первом…
— Погибла? — Николай Сергеевич почувствовал, как горький комок сдавил горло, под ногами закачался пол.
Варенька, маленькая, маленькая девочка, еще не успевшая научиться как следует говорить, и вдруг погибла… Нет, это дико, не может быть, чтобы его дочурка…
— Проходи в комнату, — пригласила Галя.
Кругленький, сытенький человек хмыкнул и ушел на кухню, шлепая мягкими домашними туфлями, отороченными мехом.
Николай Сергеевич сидел в знакомой комнате и торопливо рассказывал Гале о том, что случилось с ним за эти грозные годы. Он поглядывал на нее, надеясь увидеть сочувствие и доверие.
— Нет, Николай, разбитого не склеишь… Может быть, ты рассказал правду, но поверить трудно, а доказать еще трудней. Я уже давно написала в газету, отказалась от тебя…
— Отказалась?
— Я не могла поступить иначе, — торопливо говорила она. — Я сдала кандидатский минимум, пишу диссертацию о партизанском движении в нашей области. Без отказа от тебя меня не допустили бы к документам… Без отказа от тебя меня не приняли бы в партию… Леонид уговорил… Леонид знает…
— Леонид?
— Мой муж… Извини, я не познакомила вас. Может быть, останешься обедать? — спросила Галя.
Обедать он отказался, хотя очень хотелось есть.
Николай Сергеевич вышел на улицу. Накрапывал дождь. Где-то далеко-далеко ворчал гром.
«А теперь куда? А теперь что делать?» — спрашивал себя Николай Сергеевич. Работать, да, да, работать, пойти в гороно, получить место учителя и начать новую жизнь. Руки целы, ноги целы, голова цела…
Заведующим гороно оказался знакомый учитель.