Семейные ценности

Уэнсдэй недовольно скрещивает руки на груди и машинально озирается по сторонам в поисках тяжёлых или острых предметов.

Проследив направление её пристального взгляда, Ксавье наконец немного успокаивается.

— Прости. Просто это правда чертовски забавно… Но прежде чем ты решишь воткнуть мне карандаш в глаз, позволь объяснить, — он вскидывает руки прямо перед собой в примирительном жесте, всеми силами пытаясь сдержать заливистый смех. — Рози Ришар — известная французская миллиардерша, которая славится своей любовью к искусству. Очень красивая, невероятно образованная женщина, щедрый меценат… Из недостатков разве что абсолютное неумение пить.

— С каждым словом ты на шаг ближе к смерти, Торп, — Аддамс понижает голос до угрожающего шепота и выделяет его фамилию особенно ядовитой интонацией.

— И месяц назад ей исполнилось шестьдесят девять лет, — наконец заключает Ксавье, победно вскинув голову. — Если ты продолжишь злиться на меня после этого, то будет даже обидно. Геронтофилия — не мой конёк.

Весь изначальный план благополучно летит псу под хвост. Уэнсдэй недовольно морщится, опустив взгляд на собственные лодочки — ноги уже начинают неприятно ныть от высоких тонких шпилек. И какого чёрта она вообще придумала эту бредовую авантюру? Импровизация почти никогда не заканчивается ничем хорошим, а весь эффект неожиданности уже потерян.

Она даже успевает подумать, что самым правильным будет встать и уйти — но в ту же секунду Торп проходит в комнату, включает настольную лампу и наконец обращает внимание на её непривычный внешний вид.

— Ого… С ума сойти, — хмыкает он трудночитаемым тоном, внимательно осмотрев её с головы до ног. — Ты… летела на самолёте в таком виде?

— Нет, у меня сменная одежда в кармане припрятана, — едко огрызается Аддамс, сверкнув глазами в его сторону.

Но Ксавье игнорирует откровенную провокацию.

От былого веселья не осталось и следа — он медленно подходит ближе и останавливается напротив Уэнсдэй, внимательно глядя на неё сверху вниз. Она сжимает багряные губы в тонкую полоску, демонстрируя недовольство.

— Даже если бы Розамунд было на сорок лет поменьше, я бы никогда не взглянул в её сторону, — очень серьёзным тоном сообщает Торп, а потом протягивает руку, невесомо скользнув кончиками пальцев по её обнажённому колену. И хотя Аддамс всё ещё злится и на него, и на себя, тело, изголодавшееся по его прикосновениям, реагирует моментально. По коже начинают ползти колючие мурашки. — Ты даже не представляешь, насколько ты сейчас красивая… И вообще всегда.

Он склоняется ниже, оставляя едва ощутимый поцелуй на виске. И ещё ниже — шепчет прямо на ухо, задевая губами чувствительную мочку.

— Даже в комнате, полной искусства, я бы по-прежнему смотрел только на тебя.

Его близость обезоруживает.

Парализует рациональное мышление.

Полностью отключает разум.

Испепеляет недавнюю злость.

Уэнсдэй вздыхает чуть громче положенного.

Губы против воли приоткрываются на выдохе.

Сердце на мгновение замирает в грудной клетке, чтобы через секунду зайтись в ускоренном ритме.

— Тогда смотри, — она поднимается на ноги и нарочито медленно развязывает широкий пояс на плаще.

Распахивает его — и поводит плечами, позволяя чёрной плотной ткани соскользнуть на пол с тихим шелестом. Глаза Ксавье широко распахиваются то ли от удивления, то ли от восхищения. Вероятнее всего, от всего сразу.

Зрачки моментально расширяются, и изумрудная зелень радужки скрывается за обсидиановой чернотой, вмиг сделавшей его взгляд тяжёлым и пронзительным.

Слегка качнув головой, словно до конца не веря в реальность происходящего, Ксавье делает шаг вперёд, уничтожая последние сантиметры расстояния между ними.

Высокие каблуки изрядно скрадывают разницу в росте — но Уэнсдэй всё равно приходится вздёрнуть подбородок, чтобы продолжить смотреть ему в глаза.

— Ты такая красивая… — повторяет он благоговейным шепотом и протягивает к ней руку. Так медленно и осторожно, словно она не настоящая, а лишь призрачный иллюзорный образ, сошедший с одной из его картин.

Тёплые пальцы, чуть загрубевшие от краски, легко касаются тонких выступающих ключиц, скользят по впадинке между ними, ласково очерчивают едва заметный белый шрам от стрелы, пущенной в восставшего пилигрима и обращённой вспять. Потом опускаются ниже, мягко сжимают грудь сквозь тончайшее кружево цвета бургунди, вскользь задевают затвердевший сосок. Аддамс непроизвольно выгибает спину, стремясь продлить упоительный момент прикосновения.

Широкая мужская ладонь резко взлетает вверх, обхватив подбородок и принуждая ещё сильнее запрокинуть голову — а потом Торп наклоняется и впивается жадным поцелуем в призывно приоткрытые губы. Горячий язык требовательно скользит ей в рот, углубляя поцелуй, и её моментально бросает в жар.

Уэнсдэй впивается пальцами в лацканы пиджака, властно притягивая Ксавье ещё ближе — она отчаянно нуждается в том, чтобы чувствовать его целиком и полностью. Он чуть прикусывает её нижнюю губу, дразняще оттягивает и тут же с нежностью проводит языком по месту укуса. Но ей не нужна лишняя нежность. Ей хочется ощущать грубую силу.

И потому Аддамс резко дёргает в стороны полы его идеально отглаженной белой рубашки — слышится жалобный треск рвущейся ткани, и на пол со звоном летит несколько пуговиц.

— Ауч. Это же Валентино, — отрывисто бормочет Торп с наигранной досадой, на секунду оторвавшись от её губ.

— Выпьешь игристого с Рози и заработаешь на десять таких же, — колко поддевает Уэнсдэй, чем вызывает у него ироничный смешок.

— Когда ты ревнуешь, ты просто чертовски сексуальная… — обжигающе горячие поцелуи перемещаются на шею, а сильные ладони требовательно оглаживают бёдра.

Аддамс уже собирается отпустить очередную ядовитую колкость — но в ту же секунду его зубы смыкаются в том месте, где под кожей трепетно пульсирует сонная артерия, и все прочие мысли разом вылетают у неё из головы.

Остаются только чувства. И желания.

Но от маленькой мести за собственное безволие она удержаться не в силах — запустив ледяные руки ему под рубашку, Уэнсдэй садистки медленно проводит заострёнными ногтями по крепкому мужскому торсу. Надавливает чуть сильнее и чувствует подушечками пальцев крохотные бисеринки крови, выступившие на месте царапин.

Ксавье тихо шипит от боли, щедро осыпая её шею собственническими поцелуями — похоже, завтра ей понадобится свитер с высоким горлом, чтобы скрыть созвездия мелких лиловых синяков.