Семейные обязательства

Охранитель потер лоб. Почему-то вспомнились неотложные дела: недописанный бюджет, представление о наградах для рейтаров, недавно изничтоживших нескольких одержимых на юго-восточной границе, план расследования контрабанды магических артефактов из Заозерья... список можно продолжать почти бесконечно.

– Сбежать хочешь?
– участливо спросил архиепископ.
– Я тоже хочу. Но некуда.

– Н-не складывается, - с трудом проговорил охранитель.
– Отречение из-за связи с фрейлиной? Мало ли бастардов в императорской фамилии? Дело житейское.

– Не торопись, - хмыкнул архиепископ.

– Я не закончил рассказ.

Охранитель кивнул и подлил себе чаю.

– Постараюсь покороче. Я знал о твоем расследовании, все запросы на работу охранителей в Цитадели проходили через меня. Ты подозревал фрейлину, а я... Принц незадолго до объявления об отречении посетил архиепископское подворье по моему приглашению, нужно было уладить один вопрос... Мог и отказаться, прислать кавалергарда - но приехал лично. А на шкафу в моем кабинете свернулся клубком серый котик... Он был уникальным зверем, видел колдунов даже на святой земле, даже обвешанных ладанками и мощами.

Отец Георгий надолго замер, держа на весу чашечку с чаем. Известие его парализовало. Ни шевельнуться, ни вздохнуть он не мог.

Ульрих был магом.

Значит, его дети не могут носить благословление Мстислава.

Династия гётских императоров закончилась на Изольде. Александр Ульрихович не имеет прав на престол! Не может быть главой церкви, не может...

Господи, на все воля Твоя. За что Ты бросил нас?

Императоры, живые святые, со времен Мстислава были сердцем государства. А что сейчас осталось? Бездушный, мертвый механизм вместо живой страны?

– Почему вы молчали, Владыка? Почему молчали двадцать лет?!
– охранитель говорил негромко, без эмоций, но ему самому этот вопрос показался отчаянным криком.

– Мой грех...
– выдохнул архиепископ.
– Mea maxima culpa. Сначала я испугался. Потом утешал себя - Изольда благословлена, она придумает что-нибудь... любая власть от Бога, если Он позволил - значит, так надо. Церковь будет спасать души, императоры править, все как заведено, но сейчас... Александр покусился на власть Церкви. Расследование наших финансовых дел - первый шаг к полному контролю. Он хочет сделать духовных пастырей орудием в руках светской власти. Этого нельзя допустить.

Архиепископ смотрел в глаза охранителю. Веко Владыки старчески дергалось, руки тряслись, но взгляд оставался твердым.

– Если бы император хотел только наказать за воровство слишком алчных чиновников Церкви - он бы действовал совместно с нами. Обычно мы сами разбираемся со злоупотреблениями, - задумчиво кивнул охранитель.
– Но расследование ведут миряне, значит, дело не только в алчности.

Он ненадолго замолчал. Покрутил в руках пустую чашку, поставил на столик, посмотрел на архиепископа и спросил:

– Так чего вы хотите от меня, Владыка?

* Доктор обоих прав (сокращенное - J.U.D.) (лат. Iuris Utriusque Doctor) - учёная степень высшей ступени доктора наук в области гражданского и церковного права.

Глава 7. Заложники чести

Элизу разбудила Нина, младшая горничная. Сказала, что Дарья с утра куда-то ушла, не видали ее, только велела умываться барышне подать с шалфеем.

Элиза улыбнулась и велела нести дорожный костюм и шляпку с вуалью. До неузнаваемости переоденется она потом, когда рядом будет верная Дарья.

Было, конечно, страшновато - но уж лучше простое платье носить, чем замуж за этого... Да еще и с постоянным перешептыванием за спиной: "Дочь того самого Лунина, который пытался канцлера убить? Да она молиться должна на Пьера, за то, что не побрезговал..."

Кошмар.

Элиза ходила по дому, прощаясь. Прошептала: "Простите!" всей галерее портретов своих предков.

Отдельно поклонилась маме и тетушке. Постояла перед ними, вздохнула, пододвинула стул и решительно сняла оба с крюков. Нести с собой тяжелые рамы не получится, зато свернутые холсты можно спрятать в любую сумку.

Скоро, совсем скоро все изменится...

Стук копыт по мощеному двору, донесшийся из окна, показался набатом.

Элиза бросила взгляд на часы. Одиннадцать. Кто же это? У нее есть еще время, сейчас придет Дарья, они выйдут на улицу - и ищите ветра в поле! Не будет больше Элизы Луниной, а будет...

Новое имя она так и не успела себе придумать.

– К вам господин Румянцев, барышня!

Комната поплыла перед глазами. Элиза пошатнулась, попыталась схватиться за спинку стула, но не сумела и осела на ковер.

– Обморок, - сказал кто-то очень далекий над ее головой, - нервное это. Простите, господин, нужно барышне корсет ослабить.

– Я подожду в библиотеке.

Элиза почувствовала невыносимо мерзкий запах нюхательной соли. Она не хотела открывать глаза, но они распахнулись сами.

Вот только смотреть на мир вокруг Элизе больше не хотелось. Никогда.

Через пару часов, так и не увидев Дарью, Элиза сама дошла до кареты, на крыше которой были привязаны несколько сундуков. Она шла медленно и равнодушно, как ватная кукла на веревочках.

Только чуть ожила, когда грохот колес по брусчатке гетенхельмских мостовых сменился плавным покачиванием на тракте. Вскинула глаза на жениха, но он читал газету и ничего не заметил. Элиза отвернулась к окну.

Движение по тракту Гетенхельм - Гарц было оживленным. Карета обгоняла купеческие подводы, их самих часто опережали всадники. Навстречу проехал почтовый экипаж с несколькими пассажирами на крыше.

Первые дни осени в этом году выдались солнечными. Карета проезжала мимо празднично-зеленых перелесков, еще не тронутых желтизной. Элиза видела золотистые поля - на некоторых вовсю шла жатва, другие были уже скошены. Компания крестьянских детей тащила тяжелые корзины, наполненные крупными грибами. Сельский доктор в бричке придержал мохнатую лошадку, которая сунулась было наперерез карете с примыкавшей к тракту дороги.

Элиза приоткрыла окно кареты. Острый, прохладный запах скошенной травы обволакивал ее. Хотелось выпрыгнуть, добежать до ближайшего стога, с размаху упасть в него и навсегда замереть в запахе полевых цветов и теплой земли.

Ей никогда не позволяли так делать. Негоже барышне...

Ветер принес запах навоза. Не тошнотворный (устраивать скотные дворы вблизи трактов запретила еще императрица Изольда), но отчетливый.

– Лизанька, закройте, пожалуйста, окно, - не поднимая глаз от газеты, сказал Пьер.