Семейные обязательства

В доме Лунина тоже все было чисто, контрабандный оберег от клопов в спальне слуг - не в счет. Его дочка Елизавета не может похвастаться даже эмпатией - зачатками способностей ментального мага, не говоря уж о колдовстве посерьезнее.

Оснований для расследования охранителей нет.

Кавалергардский корпус, видимо, из издевательской вежливости, прислал в Святой Официум уведомление о закрытии дела с формулировкой: "Будучи в приступе безумия, дворянин Лунин напал на канцлера Империи Воронцова. Покушение предотвращено кавалергардом Его Величества Георгом фон Раухом. Дело закрыть, копии заключения направить..."

Одну из копий получил и епископ. Стоило бы порадоваться за канцлера, восхититься героизмом фон Рауха, мельком пожалеть сошедшего с ума Лунина и забыть об этом грустном происшествии.

Но...

Во-первых, тело Лунина так и не дали обследовать охранителям. Просто отказали, без объяснений - а оснований настаивать у епископа не было. Может быть, он все еще жив?

Во-вторых, расследование закончилось слишком быстро. Никто даже не попытался пройти по следу большого заговора - а он вполне мог быть. Объявили Лунина сумасшедшим одиночкой и успокоились. Совершенно не похоже на стиль кавалергардского корпуса, эти въедливые господа обычно ищут до упора, не стесняясь в средствах и не жалея времени. Значит, они просто выводят охранителей из игры. Зачем?

В третьих, совершенно непонятны мотивы. Сумасшедший обычно кидается либо на первого встречного, либо на кого-то близко знакомого. Лунин к покушению явно готовился, но видимой связи между ним и канцлером нет. Все дело в разорении из-за реформ? Вряд ли.

И вишенка на торте - расследованием покушения руководит фон Раух, тот самый таинственный "дворник", разбивающий мутантам головы об стену и прекрасно видящий в темноте.

Это, возможно, просто совпадение. Но если чутье провинциал-охранителя говорит о том, что все не так просто - значит, нужно разобраться.

...*Отец Георгий цитировал 9 строку 114 псалма, на латыни звучащую: "Placebo Domino in regione vivorum". От латинского "Placebo" произошло название "эффекта плацебо" - лечения, основанного на самовнушении пациента, а не действии лекарства.

Глава 5. Взаимные чувства

Бриллиант на пальце Элизы издевательски сверкал. Играл гранями, разбрасывая острые, злые блики. Брось взгляд - порежешься.

Почему камень в твоих глазах расплылся праздничной радугой? Ты плачешь, девочка? Ты поранилась о кольцо? Тебе больно?

Некому утешить... И защитить некому.

Твой мир рассыпался осколками кривого зеркала. Никакие маги не соберут.

По брусчатке двора простучали копыта. Наверное, опять смена тюремщиков. Элиза раздраженно подошла закрыть окно.

Всадник уже спешился, она увидела только, как конюх уводил в сторону конюшен потрясающей красоты гнедую кобылу. Тонконогую, звонкую, явно очень быструю норовистую лошадку под черным седлом с серебряной отделкой. Кобыла фыркала, косила глазом на парня - а ты достоин водить Меня за уздечку? Посмотрим еще, как справишься...

Вряд ли на такой лошади прибыл кто-то из ее сторожей.

Элиза спустилась вниз.

Если арест - пусть. Уже все равно. Она не станет оттягивать неизбежное.

В гостиной стоял элегантный невысокий господин в черной форме с серебряным аксельбантом и смотрел на портреты фрейлин императрицы Изольды. Они, кажется, виделись...

"Стоять!" - эхом прозвучало в ее памяти.

Шаг Элизы внезапно стал тверже. Стук каблуков по паркету звучал громче, чем прилично для девушки из общества - но при чем тут приличия?

В ней поднималась клокочущая ненависть.

Я не звала тебя. Ты здесь не гость.

Прекрати смотреть на МОИХ дам!

Господин обернулся к ней. На доли секунды Элизе показалось, что вокруг него растекается рваное облако темноты, окутывает залитую солнцем комнату, течет к ней...

Элиза моргнула и наваждение пропало.

Никакой тьмы, просто в глазах потемнело от злости. А перед ней - совершенно обычный человек.

Почти обычный.

Темные волосы уложены в идеально ровную прическу, лицо чисто выбрито, на мундире ни пылинки, сапоги блестят, как будто секунду назад по ним прошлась щетка чистильщика.

Такой безупречности не мог добиться ни один из известных Элизе светских львов. Ее визитер был скорее парадным портретом, чем живым существом.

Говорят, врачи считают чрезмерную аккуратность тревожным симптомом...

Господин вежливо поклонился Элизе.

– Здравствуйте, сударыня, - мягко поздоровался он хорошо поставленным глубоким баритоном, - я Георг фон Раух, кавалергард Его Величества. Примите мои соболезнования.

"Предотвратил попытку покушения... Зарубил на месте... Цепной пес императоров..." - эхом отдались в ее памяти перешептывания слуг.

И черное на алом. Запах крови, бой часов, закат...

Вместо ответа на приветствие, вместо заученного учтивого поклона, даже вместо крика: "Вы?! Соболезновать? С ума сошли?!" Элиза, удивив даже сама себя, почему-то сказала:

– Вам должно быть лет пятьдесят, если я не ошибаюсь. Очень молодо выглядите.

Они были почти одного роста. Элиза смотрела на него в упор, не моргая. Ее взгляд - ненависть, вызов, отчаяние, разбивался об утонченную вежливость.

– Повезло с наследственностью, - едва заметно улыбнулся фон Раух.
– Я пришел сообщить, что с вас сняты все подозрения. Павел Николаевич действовал один, вы действительно ничего не знали об его планах. По законам Империи все его имущество подлежит конфискации, подробный перечень в уведомлении. Еще раз - мои соболезнования. Все конфискованные бумаги вашего отца вам вернут.

Он протянул Элизе длинный плотный конверт, коротко поклонился и вышел.

Проходя мимо, фон Раух снова бросил взгляд на портреты, Элиза остро пожалела, что в ее руке нет пистолета. Очень хотелось выстрелить в затылок, точно в основание короткой косички его щегольской прически.

Элиза с трудом разжала сведенные судорогой пальцы, заломившие край конверта, и развернула уведомление.

"В связи с совершением государственного преступления... Подлежит конфискации в течение месяца... Надлежит освободить..."

Ни слова о том, когда она может похоронить отца. Неужели он в безымянной могиле? Или... Или все-таки жив? Не зарублен?

Господи, на все воля Твоя...

Элиза медленно подошла к креслу и еще раз, очень медленно, перечитала все уведомление.

Казна конфисковала заложенные и перезаложенные имения, счета в банках, на которых практически ничего не осталось, и дом в Гетенхельме.

По двору простучали копыта сразу нескольких лошадей.

– Барышня, - поклонился ей вошедший дворецкий, - неужели все закончилось? Уехала охрана, и гвардия, и охранители. Оставили вам коробку с бумагами, в седла вскочили - и нет их.