Семейные обязательства
Шрифт:
Пьер мельком глянул на искрящийся камень кольца. Взял ее за руку - Элиза попыталась вырваться, дернулась в сторону, налетела бедром на угол стола и покорно замерла. На ее глаза снова навернулись слезы, когда ободок из белого золота с проклятым бриллиантом снова оказался на пальце.
Пьер отпустил ее руку и отошел на пару шагов.
– Лизанька, избавьте меня от мелодрам. Да, я тоже не рад предстоящему браку. Еще больше меня огорчает то, что мои дети будут потомками семьи Луниных. Ваш папенька - идиот и бездарность. Он не только не понимал, насколько канцлер Воронцов полезен Империи, так еще и не сумел довести
– Это самая длинная фраза, которую вы мне сказали за все время нашего знакомства, - вздохнула Элиза.
– Сейчас скажу еще одну, и закончим на этом. Много лет назад я дал слово на вас жениться. Не в обычаях фамилии Румянцевых отказываться от обещаний. Завтра к полудню я пришлю за вами карету. Доброй ночи, сударыня.
– Но ведь вы меня даже не любите!
– воскликнула Элиза ему в спину.
Пьер раздраженно покачал головой на ходу. Остановился. Обернулся к Элизе и сказал как о чем-то, само собой разумеющимся:
– Не люблю, и наши чувства взаимны. Это ничего не меняет.
Он вышел прежде, чем Элиза придумала хоть какой-то ответ.
Это стало последней каплей.
Элиза рухнула на диванчик и залилась слезами. Никого не стесняясь, она громко рыдала, обняв вышитую подушечку, пахнувшую родным домом, детством, счастьем - всем тем, чего она лишилась.
Элиза икала, было трудно дышать, но остановиться не получалось.
Рядом прошуршали юбки. Теплая, мягкая ладонь горничной Дарьи погладила ее по плечу.
– Ыыыыыыы!
– взвыла Элиза еще громче и уткнулась лицом в ее фартук.
– Ты поплачь, девочка, поплачь, - приговаривала Дарья, проводя рукой по спутанным светлым волосам Элизы, - выплачь все, все будет хорошо...
– Не бууууудет, - рыдала Элиза, - мне замуж за Пьера, как в омуууууут!
– Ну что ты, милая, - ворковала Дарья, - он не плохой человек, из хорошей семьи, от злых языков тебя защитит... Ты еще будешь с ним счастлива, обязательно, поверь мне, старой... Вот, возьми платочек, да вытри слезки. Невесты перед свадьбой всегда плачут, но нельзя, чтоб глазки завтра опухшие были, у тебя такие красивые глазки...
– Сбегу, - решительно заявила Элиза, промокая лицо платком, - на край света сбегу. Кольцо продам, уеду в Заозерье, к магам... Пусть Пьер подавится своим честным словом!
Горничная вздохнула.
– Старушку Дарью с собой возьмете, барышня?
– Возьму, - кивнула Элиза, - только надо одеться попроще, чтоб не узнали. Пойдем пешком, как простолюдинки. Завтра с утра сбегай к ювелиру, продай этот перстень... Хотя нет. Перстень я все-таки ему верну. Вот, возьми серьги.
Дарья смотрела на нее грустно и участливо.
Элиза вскочила и кинулась в свою комнату. Отдала Дарье всю шкатулку с украшениями. Таких крупных бриллиантов, как в помолвочном кольце, там не было, но какие-то деньги за них можно выручить.
Дарья спрятала драгоценности и еще раз погладила Элизу по голове.
– Ложитесь спать, барышня, поздно уже. Утро вечера мудренее. А я позабочусь обо всем. Давайте я вам косу на ночь заплету. С утра
шалфея заварю, умоетесь...От слез и негромкого, ласкового голоса Дарьи Элизу сильно клонило в сон.
"Последний раз я сплю в родном доме", - сказала она чуть слышно, сама себе.
В этих простых словах была и грусть, и надежда, и страшно было - что уж скрывать!
Подумать о том, какой будет ее новая жизнь - беглянки и простолюдинки - Элиза не успела. Заснула.
Глава 6. Владыка Гетенхельмский
Архиепископ Гетенхельмский дышал неглубоко и трудно. Он полулежал в кресле, медленно перебирая четки. Отец Георгий следил за его пальцами в старческих пятнах, слушал методичные щелчки каменных бусин друг об друга и ждал.
В камине уютно потрескивали березовые дрова. На изящной маленькой жаровенке подогревался чайник. Пахло чабрецом, давленой клюквой и едва заметно - ладаном, за многие годы богослужений, казалось, въевшимся в одежду и кожу старого священника.
– Помру я скоро, Георгий, - негромко сказал архиепископ.
– Врачи говорят, жидкость вокруг сердца... Откачивали уже, втыкали в меня длинные иголки, да только впустую все. Время пришло.
– Мне жаль, Ваше Святейшество.
– И мне жаль, - очень серьезно кивнул архиепископ.
– Сейчас церкви защита нужна, как никогда. А я уже не смогу... Значит, придется тебе.
– Я...
– отец Георгий замялся. Что сказать? "Я оперативник, а не интриган"?
– а то Владыка не знает. "Мне бы с новым законом "О Магии" разобраться"?
– так это твоя служба, охранитель. "Бог не выдаст - свинья не съест"?
– уже хамство.
– Я не понимаю вас, Владыка. Что угрожает церкви? Разрешение на магию одобрено Святейшим Синодом, Император благословил...
Архиепископ вздохнул. Несколько раз кашлянул, держась за грудь. Потянулся трясущейся рукой к портьере, закрывающей нишу рядом с креслом.
Отец Георгий встал и отдернул тяжелую ткань. За ней обнаружился столик, заставленный коробочками, флаконами и баночками. На большой стеклянный графин с водой была приклеена бумага с расписанием времени приема лекарств.
– Послушник следит, да только сегодня я его по делам погнал...
– выдохнул архиепископ.
Охранитель налил воды в стакан, сверился с расписанием и смешал микстуру. По покоям Владыки разлился запах мяты и пряных трав, смешался с чабрецом и ладаном, сплелся в новый аромат, как у лучших парфюмеров.
– Спасибо, - кивнул архиепископ, принимая лекарство.
– Проскриплю еще сколько-то, вашими молитвами... Садись, отец Георгий, чайку себе налей, поговорим, пока могу.
Архиепископ пожевал губами, допил лекарство и снова принялся за четки. Охранитель ждал.
– Император... Благословил, - негромко начал архиепископ.
– Благословил использование незловредной магии, благословил своих ищеек рыться в бухгалтерии Синода, благословил канцлера проработать изменения в земельный кодекс, чтобы монастыри и общины платили налоги с приносящих доход земель... дело вроде бы благое - искоренить мздоимство, пустить средства на богоугодные дела, а не в карманы иерархов... А то ишь, набили мы карманы, лопнут скоро.