Семья для мажора
Шрифт:
Что за невезение?
На нас кто-то наложил заклятие?
Оставив Кира в коридоре вместе со своими вещами, захожу в кабинет гинеколога. К моему удивлению, это пожилой мужчина с живыми и веселыми глазами, и все время, пока длится осмотр, я сгораю от неловкости. Кроме Дубцова голой ниже и выше пояса меня не то что другой мужчина, а вообще никто не видел. И не трогал тоже. Он мой первый во всех смыслах. До него я даже ни с кем не целовалась, а после него ни с кем другим и не хочу. Мне ста лет не хватит, чтобы им насытиться!
— Хорошего мало, — вздыхает врач, стягивая с
Пока одеваюсь, замечаю, что за окном начало темнеть.
Усевшись за стол, врач изучает результаты моего УЗИ, после чего сообщает:
— Придется вам у нас погостить… Анна Николаевна. А когда отдохнете, быстренько искать себе постоянного врача.
Киваю, понятия не имея, какие вопросы должна ему задавать.
После того, как я увидела на белье кровь, уже ничто не может напугать меня больше в этот день. Даже то, что мне предстоит ужасно непростой разговор с дедом. Разговор, которого я избегала все эти дни, и который изменит нашу с ним жизнь до неузнаваемости.
— Спасибо… — бормочу, забирая из рук мужчины направление на госпитализацию.
Глава 35
Аня
Перевернувшись на бок, шарю рукой по тумбочке в поисках своего телефона. Щурюсь и стряхиваю с себя вязкий сон, ориентируясь на писк и вибрацию своего гаджета. Он лежит на ноутбуке и пляшет, прогоняя сон.
На часах двенадцать дня, но я будто вареная. Наверное это из-за капельниц, от которых у меня на руках маленькие синяки. Помимо них в меня горстями засыпают таблетки, и я хочу только одного — чтобы все это помогло и меня отпустили домой.
Я здесь уже три дня. Завтра суббота, но ни о каких выходных дома я уже не мечтаю.
Быстро отключив звук, смотрю на противоположную кровать. Отвернувшись к стене, моя соседка кажется спит, но может быть и нет. В палате нас двое. У нас собственный душ и туалет. Есть холодильник, телевизор и даже кондиционер, но меня это не спасает. Я ужасно хочу отсюда выбраться. Я будто выпала из жизни, и не знаю, что творится там, за пределами этой клиники. Хотя гостей у меня хватает, особенно по вечерам.
Моя соседка… она постоянно плачет. Она появилась вчера утром, и у нее выкидыш. Ее “почистили”. Она ни с кем не разговаривает, я даже имени ее не знаю. Глядя на нее, я сама представляю всякие ужасы, приходя то в тревогу, то в щемящую радость от того, что с моим малышом все впорядке. Если нужно, я хоть месяц просижу в этой палате!
Заглянув в телефон, читаю входящее сообщение:
“Голодная?”
“Да”, — печатаю в ответ.
Я проспала завтрак, а когда проснулась, овсяная каша была на вкус, как резина. Вчера дед принес фрукты и колбасу. Он так суетился, презентуя свои покупки, что я не смогла сказать ему о том, что колбаса больше не входит в мой рацион.
Меня мутит от запаха. Меня от многих запахов мутит.
Он переживает и стал… будто каким-то потерянным. Я не получила от него ни одного упрека. Только тихое “вот так дела…”. Я попросила Карину привезти мне вещи еще в тот день, когда
попала в больницу. Потому что не могла доверить сбор своих вещей ни деду, ни, тем более, Кириллу. Еще я боялась сводить их вместе в одном доме без собственного участия в этом… этом разговоре.Кажется, сейчас мы все немного потерянные, но полученное только что СМС вызывает прилив чертового счастья.
“Тогда спускайся”, — пишет Кир.
Сбросив с кровати ноги, просовываю их в тапки. У зеркала взбиваю пальцами волосы, которые после душа и сушки без фена выглядят, как после завивки. Они пушатся и закручиваются, чего с ними не бывало до того момента, пока я не обрезала их под каре полтора месяца назад. Скрутив футболку в узел на талии над высоким поясом лосин, набрасываю на плечи вязаную кофту и вылетаю из палаты.
Ко мне каждый день заглядывает Карина или Алена. Вчера они приходили вместе. Но только появление Дубцова вызывает приступы нетерпения и вязкой потребности поскорее оказаться в его руках.
Войдя в лифт, тычу на первый этаж.
В коридоре на первом полно людей. Они перемещаются и толпятся возле кабинетов.
— Извините… — бормочу, обходя женщину с ребенком на руках.
Полусидя на подоконнике в самом конце длинной “кишки” коридора, Кир здоровой рукой роется в своем телефоне. На нем уже знакомый мне пуховик и наброшенный на голову капюшон толстовки. На бедрах черные спортивные штаны и цветные кроссовки на ногах.
Подняв голову, он находит меня в толпе глазами и убирает телефон в карман куртки.
Вчера он приехал вечером. Практически перед закрытием клиники. Мы и десяти минут вместе не провели. Я не жалуюсь. Сейчас они мотаются по продуктовым базам в городе и за его пределами, и, когда подхожу ближе, вижу, что у него, просто кошмарно уставший вид.
— Привет, — шепчу, остановившись между его колен и забросив руки ему на плечи.
— Привет, — склоняет ко мне лицо и сжимает в ответ.
Зажмурившись, тянусь к его губам.
Он отвечает.
Медленно и неторопливо покусывает мои губы, заворачивая в свою куртку.
— Мммм… — выдыхает с протяжным стоном.
В своих тапках подворачиваю пальцы, потому что этот стон будто голодный. Пусть я не всегда могу пробиться в его голову, но его тело никогда меня не обманывает.
— Тебе еще не надоели мандарины? — намекает на то, что мандаринами от меня просто разит, потому что я ем их бесконтрольно.
— Нет… — всматриваюсь в его лицо.
Только сейчас замечаю, что под капюшоном у него явно не хватает волос. Сдернув его, округляю глаза.
Он постригся.
Так коротко, что просто торможу!
На его голове короткий ежик, который делает лицо жестче. Делает жестче каждую линию. Это так неожиданно, что просто смотрю на его лицо, не моргая.
Он смотрит на меня в ответ.
Подняв руку, накручивает на палец кудряшку у меня за ухом, а я хмурю брови, потому что он выглядит напряженным, и дело не в прическе. Он напряженный и странный.
— Не нравится? — спрашивает хрипловато.
— Нравится, — говорю упрямо.
— Как дела? — переводит тему.