Семья для мажора

— Как проходит отпуск? — чрезмерно бодро спрашивает сестра.

— Так себе отпуск… — говорю тихо.

— Эй, ну ты чего?

— Не знаю… — отвечаю не совсем честно. — Не обращай внимание.

— Окей, — вздыхает она.

— Как дела у тебя? — интересуюсь.

— Просто космос, — фыркает. — Учеба-дом, дом-учеба. Еще пилатес и маникюр. В общем, дел по горло.

— Звучит весело.

Сбросив с кровати ноги и просунув их в тапки, встаю. Подхожу к окну, которое смотрит на город. За окном идет снег, и все беспросветно серое.

На меня накатывает тоска, и это отвратительное чувство.

— Очень, — посмеивается Карина,

— Чем вчера занималась? — спрашиваю, отвернувшись.

— Ходила на свидание с одним придурком. Просто космическим придурком! Я не преувеличиваю. Потом расскажу. А может лучше это навсегда забыть?

— Я уже хочу послушать.

— Ладно. Эммм… мне пора… — объявляет она немного суетливо.

— Угу…

— Не грусти, — кладет трубку.

— Легко сказать… — бормочу расстроенно.

Умывшись и почистив зубы, возвращаюсь к кровати и проверяю телефон.

Дубцов молчит, и это тот самый случай, когда мое “нет” означает “да”.

Не знаю, чего бы от него хотела: того, чтобы он все равно позвонил сам, или того, чтобы не звонил!

Эта неопределенность нервирует, потому что, находиться с ним в ссоре, даже если он об этом и не знает, вызывает в душе дискомфорт, который подрывает мое спокойствие, а нервничать мне нельзя. Еще я знаю, что виновата перед ним гораздо сильнее, чем он передо мной, и это не дает мне покоя.

Я знаю, что он все еще не простил меня за то, что собиралась сделать, но я сказала правду, черт возьми! Я не знала, что мне делать! Не знала!

Бросив телефон на кровать, забираюсь на нее с ногами и включаю ноутбук. Успеваю загрузить лекции по мат. анализу, когда в дверях появляется голова Тани, медсестры. Она сообщает мне о том, что меня ждет мой врач, чтобы поговорить.

Это женщина средних лет, которую зовут Людмила Георгиевна. Мы встречались в день моей госпитализации, и она заверила меня в том, что все будет хорошо, потому что я вовремя забила тревогу.

— Кровяные выделения еще есть? — интересуется, изучая результаты моих анализов.

— Чуть-чуть, — отвечаю, присев на стул рядом с ее рабочим столом.

— Угу… — тянет, качая головой. — Гормоны в норме. Не буду лишний раз гонять тебя на УЗИ. Я выпишу таблетки и предписание обратиться в женскую консультацию по месту прописки, ну или в какую тебе будет угодно. И можешь быть свободна… — смотрит на меня с улыбкой.

— Я… — откашливаюсь, глядя на нее смущенно. — Могу еще полежать, если так будет безопаснее. В смысле, если есть… какая-то опасность…

Желание вернуться к нормальной жизни у меня зашкаливает, но вдруг понимаю — оно ничто в сравнении с тем, как я хочу этого ребенка. Кажется, сделать ребенка нам с Дубцовым вообще не проблема, но я хочу именно этого, а не какого-то другого!

— Належишься еще, — мягко обрывает она меня. — Свободна.

— Спасибо, — встаю и пячусь к двери.

— Молодежь… — бормочет Людмила Георгиевна, возвращаясь к своим делам.

Выйдя из кабинета, семеню по коридору и по пожарной лестнице спускаюсь вниз на один этаж.

В голове куча планов на этот день и каждый… каждый из них упирается в нашего папочку. Злюсь я или нет, но именно о нем я думаю в первую очередь. Именно с ним хочу делиться любыми новостями в первую очередь, будто дрессированная.

Если это моя слабость, то и черт с ним, я не стыжусь.

В отличии от него, мне не сложно сказать три этих несчастных слова, хотя моя обида такая же весомая. Просто его, кажется, воспитывали волки, а меня человек!

— Черт-те что… — слышу голос сидящей за стойкой отделения медсестры. — Проходной двор!

Войдя в палату, застываю на пороге.

У окна, слегка расставив ноги, стоит одетый в промокший от снега пуховик Дубцов. На его ногах здоровые кроссовки, упакованные в бахилы, на голове капюшон толстовки.

Держа в руках мой оставленный на тумбочке телефон, Кир резко оборачивается и впивается в мое лицо глазами через всю комнату. Его взгляд такой тяжелый, что просто теряюсь. Скользит по мне, сверху до низу, смотрит в мои удивленные глаза.

Я пялюсь на невероятно красивый букет розово-лиловых тонов, лежащий посреди моей кровати. Такой яркий и потрясающий, что у меня ёкает в груди.

Мне никогда не дарили цветов парни.

Я не страдала без них, но я думала… хотела бы получить от него этот проклятый букет, хоть и с опозданием.

— Ты что, через окно влез? — спрашиваю, обнимая себя руками.

— Я же сказал, — слегка хрипит его голос. — Всегда держи при себе телефон.

— Ну, а я забыла, — смотрю на него, от эмоций грызя губы.

Он странный. Напряженный и странный. Но он так привык скрывать от меня все на свете, что я даже не берусь спрашивать о чем-то сейчас. Вместо этого иду к своей тумбочке и, наклонившись к ней рядом с Кириллом, открываю шкафчик.

Мне не так легко делать то, что я сейчас делаю. Не так легко, потому что когда достаю оттуда дурацкий подарочный пакет с сердечками, ему должно стать понятно, что я ждала его вчера. В любом виде. Ждала, что он проявит внимание, забыв о своих обидах. Он уснул, и я не злюсь из-за этого. Ведь я знаю, что ему нужно было поспать! Но, пока достаю из пакета его подарок и извлекаю его из маленькой коробки, чтобы ему не приходилось делать это одной рукой, все равно прячу глаза.

— Если не понравится, можно поменять… — вкладываю в его ладонь кожаный напульсник.

Я заказала с доставкой через интернет еще два дня назад.

По центру тонкая металлическая пластина, на которой гравировка: “Ты все сможешь”.

Кир молча смотрит на надпись, а я смотрю на свои тапки.

— Это так… безделушка… — оправдываюсь, потому что он продолжает молчать.

Он так близко, но у меня ощущение, будто далеко.

Что мы делаем не так?

Зажав напульсник в кулаке, он костяшкой пальца подхватывает мой подбородок, заставляя смотреть на себя.

Сглатываю застрявший в горле ком, потому что выворачивать перед ним душу мне не всегда легко, но лучше я буду упрямо делать это и дальше, чем наращивать толстую шкуру, как это делает он.