Семья для мажора
Шрифт:
— Почти, — пожимает плечом.
Офигенно.
Повернув голову, Аня скользит глазами по моей голой груди
— Куда ты сегодня? — спрашивает.
Подойдя к шкафу и повернувшись ко мне спиной, стягивает с себя пижамную футболку и пижамные штаны, оставаясь, твою мать, голой.
Скалюсь.
Я люблю ее попытки качнуть мое спокойствие.
Она давно научилась делать свои провокации на пятерку и она наконец-то поняла, как сильно меня возбуждает ее тело и идеальная полупрозрачная кожа, присыпанная веснушками. Что я готов между ее ног, блть, жить.
Следующей
Я вижу только один гребаный выход из ситуации. Она вообще не должна ни о чем узнать.
— В основном по городу, — отвечаю на ее вопрос. — Нужно в пару мест заехать, и проконтролировать установку сантехники в кафе.
— Ясно… — говорит, открывая бельевой ящик.
Глазами скольжу по тонкой линии ее позвоночника и ямочкам у основания спины. По округлым бледным ягодицам. По гладким стройным ногам, которые, несмотря на средний рост, в пропорциях ее тела очень выделяются.
Достав из ящика розовые хлопковые трусы, наклоняется и надевает их, заставляя сжиматься мою челюсть.
Где-то за дверью слышу отчетливое громыхание посуды и наконец-то принимаюсь надевать носки.
Аня облачается в плотные тёплые колготки и пушистое платье зелёного цвета, похожее на свитер.
К тому времени, как выходим из комнаты, Анин дед сооружает на столе очень английский завтрак. Яйца, сосиски, которые, кажется, ни разу в жизни не ел, чай с бутербродами.
Это в тему, потому что с утра я обычно ем, как бульдозер, но откусив от сосиски, понимаю, что это не мое.
— Кхм… — тактично отодвигаю ее на край тарелки.
Медленно грызя сыр, Аня провожает мои телодвижения глазами и отводит их от моей тарелки, вперив взгляд в стол.
Ее дед держится примерно пять минут, после чего бодро интересуется:
— Ну что, молодежь. Какие планы на жизнь?
Поперхнувшись, Аня запивает этот вопрос чаем.
Если она опасается того, что я оглашу наш вчерашний порядок планов, то зря. В ответ на вопрос ее деда, я отвечаю менее конкретно:
— Поженимся. Ребенка родим. Обзаведемся жилплощадью.
Я бы даже примерно не смог объяснить ему всех сложностей реализации этого плана, твою мать. Я думаю, оно ему и не надо, но если его это успокоит, то план у меня все же есть, правда его масштабы он вряд ли может представить.
— Достойно… — хмыкает. — И когда… кхм… свадьба?
— Мы вчера подали заявление, дедуль, — успокаивает Аня. — Так что… в общем… в среду.
— Пум-пум… — тянет Борисыч. — Ну, спешить-то не обязательно.
Медленно поднимаю на него глаза.
Чуть вскинув покрытый седой щетиной подбородок, смотрит на меня, и то, что вижу в его глазах, это, твою мать, вызов. Четкий намек на то, что в качестве “зятя” я ему нафиг не упал.
Так значит?
Во всем я, блть, плохой. Так считает
не он один, но я не спешу его разубеждать. Я никогда не говорит, что рубаха парень, и ни одной девушке, помимо его внучки, не предложил бы руки и сердце по залёту.— Мы и не спешим, — отвечает ему моя тихоня. — У нас все по плану.
— План-то у вас немного перевернутый. Хорошо, когда как-то все наоборот, что ли, делается. Сначала жилплощадь, потом уж лялька…
— Дед, — вдруг злится Аня. — Если бы все ляльки по умному делались, человечество вымерло бы еще два миллиона лет назад.
— Метко, — бормочет тот.
— Захочешь ещё, обращайся, — встаёт из-за стола, забирая свою кружку.
Отложив приборы, тоже встаю, сказав «спасибо» за приготовленный им завтрак.
Глава 45
Кирилл
Час спустя торможу машину у безликого обшарпанного здания.
— Вы приехали, — извещает навигатор, а я что-то нифига не уверен.
Не глуша мотор, прижимаюсь к рулю грудью и осматриваюсь. Могу сказать с полной и абсолютной уверенностью, что никогда не был ни в этом районе, ни в этом месте.
Кое-где на первом этаже горит свет, в остальном там жизни нет. В утренней мороси даже прохожих нет, хотя в восемь пятьдесят утра допускаю, будто это нормально.
— Мы точно туда приехали? — спрашиваю Аню.
— Да. Это за углом. Вон там, — кивает подбородком в неопределенном направлении.
У нас еще десять минут до открытия женской консультации, которую ей посоветовали. Откровенно говоря, выглядит это место стремно, и, посмотрев на часы, спрашиваю:
— Че это за помойка?
— Мы подъехали не с той стороны, — поясняет. — Ваше величество.
— То есть, с другой стороны не помойка? — уточняю, осматривая раскинувшийся передо мной вид.
Ряд из трех мусорных баков, старое крыльцо с осыпавшимися ступеньками и заколоченной дверью, убогие кирпичные стены и зарешеченные окна.
— Не знаю. Когда пойду, тогда и узнаю, — говорит мотылек.
— Тогда вместе пойдем, — отстегнув ремень, смотрю на нее.
Отпустить ее одну бродить здесь я не могу. Я просто не смогу, твою мать, начать свой день, зная, что она ходит где-то здесь одна.
Она выглядит лучше, чем час назад, но то, что в ее руке мандариновая корка, которую не спеша жует, говорит мне о том, что это только кажется. Плюс ко всему, она выглядит очень загруженной. Глядя перед собой, мнет несчастную кожуру и о чем-то усиленно думает.
Уверен, поводы для мозгового штурма у нас с ней в девяносто процентов случаев разные, поэтому не могу не спросить:
— Че у тебя в голове сейчас происходит?
— Они все нас считают дураками, — делится она. — Даже дед.
Я бы добавил, что ее дед в придачу считает меня мудаком, но решаю оставить это открытие при себе.
— Они “все” нам завидуют, — заверяю ее.
— Правда? — смотрит на меня с кислым недоверием.
— Угу, — усмехаюсь. — Они “все” зассали бы, окажись на нашем месте. Поэтому завидуют.