Семья волшебников. Том 4

Подумав об этом, Вероника заволновалась. Без причины.

Хотя утро было просто расчудесное. Тепло, хотя и поздняя осень, ветерок такой свежий, пахнет яблоками, грушами и грибами. И не жареными на сковороде, а настоящий лесной запах — чуть прелая листва, влажная древесина, лишайники и пахучие крепкие боровики… вокруг словно дубрава, а не волшебный город. Это потому что в Валестре Метеорика не только следит за погодой, но и придает душистости воздуху, чтобы у всех было хорошее настроение.

В небе курлыкали журавли. Это черный хорободанский журавль, Вероника знала. Он, как ни удивительно, не улетает в теплые края, как другие птицы, а наоборот, прилетел с далекого севера, из Хоробадкаха… ой, нет, Хорободакха. Вероника бы дала ему название попроще, а то и не выговорить, но ее никто не спросил, как обычно.

Черный журавль зимует в Мистерии. Тут, конечно, тоже и снег, и холодно, но не так сильно, как в Хорободакхе. Астрид учится с мальчиком из тех краев, Спекингуром, так он рассказывал, что зимой у них сопли в носу замерзают, и если у кого насморк, то от него все разбегаются, потому что он если чихнет — то соплесосулька выстреливает, и насквозь пронзить может.

Конечно, журавли оттуда улетают.

Вероника прошла по улице Алхимиков и немного захотела свернуть на улицу Красного Дуба, но сделала над собой усилие и побежала дальше, задержавшись только на площади Философов. Там собралась небольшая толпа, и они слушали проповедника в высокой шапке, который взгромоздился на бочку и рассказывал, какие боги кудесные и как кудесно жить, когда ты севигист.

Его слушали с интересом, потому что говорил проповедник красиво, и голос у него был мелодичный, как у певца. Вероника тоже остановилась послушать, потому что в запасе был еще целый час.

— … Всякий разумный индивид сотворен для сальванских кущ и бессмертия, и мы все живем во времени для вечности, — вещал проповедник, потрясая Ктавой. — Святая Церковь имеет назначением руководить нас к вечности, и в ней боги, святая севига, положили все средства к нашему просвещению, очищению, освящению, обновлению, утверждению, единомыслию, даровавши нам в руководство Ктаву святую. Услышьте же слова мои, и раскройте сердца святому слову и богам сальванским. Пройдите святое наречение, и предайте себя заботе и заступничеству богов. Богов славим.

Проповеднику вежливо похлопали и стали расходиться. Он с надеждой переводил взгляд с лица на лицо, но никто не задержался, никто не пожелал наречься в севигизм или хотя бы спросить что-нибудь о богах и Ктаве. Когда не осталось никого, кроме Вероники, проповедник слез с бочки и грустно вздохнул.

— Мама говорит, что миссионерская миссия в колдовской стране обречена на провал, — сказала Вероника, подходя ближе.

— Мудрая у тебя мама, — усмехнулся проповедник. — А что еще она говорит?

— Что волшебники слишком могущественны, богаты и сведущи в работе мироздания, чтобы ударяться в религию, — припомнила Вероника.

— В этом есть правда, — согласился проповедник. — Но я состою в Великой Миссии, так что моя задача — нести свет севигизма туда, где его еще нет или мало. Кто знает, быть может, среди слышавших меня сегодня найдутся те, кто задумается?

— Наверняка найдутся, — соврала Вероника, чтобы проповедник не расстроился.

— А ты сама, девочка, наречена? — спросил тот. — Кто у тебя любимый среди Двадцати Шести?

Вероника задумалась. Вопрос был сложный. Все боги очень разные и почти все занимаются чем-то конкретным.

Астрид вот сходу назвала бы Солару. Астрид считает себя избранницей Солары и собирается повсюду нести ее свет, когда вырастет. Но Вероника настолько четко еще не определилась.

— Не знаю… может, Юмпла? — предположила Вероника.

Юмплу она хотя бы встречала лично и точно знала, что та добрая… когда Бабушка.

— Конечно, Юмпла, — одобрительно кивнул проповедник. — Кладешь ей печенье на Добрый День?

— И еще Савроморт, — добавила Вероника.

— Кто?.. а… интересный выбор… — удивился проповедник. — А почему?

— Потому что его никто не любит. Ему обидно, наверное. А он же никого сам не убивает, он просто как главный могильщик… или директор кладбища…

— Ты права, девочка! — воодушевился проповедник. — Вот уж верно сказал Сакор Дзидоша: высшая мудрость — в устах ребенка. Савроморту и в самом деле недостает любви паствы, и его часто клянут ни за что, но он продолжает делать свое благородное дело. Его миссия как владыки царства мертвых неблагодарна, но она одна из важнейших. Смерть — это ключевой момент, когда подводятся итоги смертного существования индивидуума и делаются выводы. Ему воздается в следующем этапе его существования, если не воздалось при жизни.

— Спасибо, что объяснили, — поблагодарила Вероника.

Она бы поговорила с проповедником еще, но тут дважды пропел жаворонок. Второй рассветный час — а в третьем рассветном начнутся уроки. Опаздывать нельзя — первой сегодня история и философия магии, а мэтр Пиррье тоже очень любит поговорить и сердится, если кто-то не слушает.

Он даже заставляет записывать каждое слово, хотя это все и так есть в учебниках. Вроде бы и не самый большой повод для неприязни, но она понемногу начинала расти в Веронике. У нее плохо получалось одновременно слушать и писать.

Улица Алхимиков тянется через всю Валестру. Очень-очень длинная улица. Она переходит в широкий тракт Мудрости, который соединяет Валестру и Клеверный Ансамбль. Шесть университетов стоят совсем рядом с городом, но все-таки не вплотную, и вдоль тракта Мудрости ничего не строят, чтобы они не сомкнулись. Но он совсем коротенький и очень красивый, вдоль него разбиты сады и есть мост через речку Валестру.

Удивительное совпадение, что она называется точно так же, как город.

На этом самом мосту Веронику окликнули. У перил стоял дяденька в плаще — засаленном таком, стареньком. Такие носят бедные и не следящие за собой волшебники… или дедушка Инкадатти, когда ходит по грибы.

И Вероника бы просто прошла мимо, потому что чего ей от этого дяденьки? Ничего. Но он сам к ней повернулся, прищурился слезящимися глазами и вдруг шагнул почти что наперерез, так что Вероника даже немного испугалась.

— Свершилось, чудо свершилось!.. — залопотал странный дяденька. — Дай коснуться тебя, благословенное судьбой дитя!..

— Отстань, мелочи не дам! — крикнула Вероника.

Она поняла, что это побирушка. Мама учила, что побирушке нельзя давать деньги, потому что он их потратит на бухло, и всем станет только хуже. Тебе — потому что ты лишишься денег, и побирушке — потому что он продолжит опускаться.