Семья

Наконец о-Танэ получила письмо из дому. Сёта и Тоёсэ писали, что дома все благополучно, все здоровы, просили ее беречь себя, лечиться и ни о чем не беспокоиться. Словом, писали, как пишут все дети, когда боятся расстроить мать. И ни слова об отце. Сердце у о-Танэ сжалось, она поняла: в доме что-то неладно. Но что? Куда девался Тацуо? Уж не отправил ли он ее на край света умышленно, чтобы она не мешала ему?

Она вспомнила, как муж настойчиво уговаривал ее ехать. Вспомнила и то, как ей не хотелось уезжать.

Тацуо был чем-то расстроен всю дорогу. У него даже руки дрожали, чего с ним никогда не было. Думая обо всем этом, о-Танэ чувствовала, что почва уплывает у нее из-под ног.

Прошло два месяца. Супруги Хаяси засобирались домой. В Ито оставались только их мать, женщина преклонных лет, которую все называли бабушкой, и мальчик-слуга. О-Танэ проводила своих друзей до парохода. Полная горьких предчувствий, возвращалась она домой.

В гостинице ее ждало письмо от Морихико, в котором брат в нескольких словах сообщил, что произошло. Тацуо ушел из дому. По мнению Морихико, о-Танэ лучше всего было оставаться в Ито. «Как же это могло быть? Ведь никто ничего не замечал!» — думала потрясенная о-Танэ. Из письма Морихико было ясно одно: Тацуо бросил семью. Никаких подробностей брат не писал, да и никто из родных, зная характер о-Танэ, не решался это сделать. О-Танэ оставалось только гадать.

От Тацуо по-прежнему не было никаких известий. «Куда он девался? Что с ним стряслось? Почему он не поделился своей бедой с ней? Хоть бы строку написал, где он и что с ним сейчас?» — неотступно думала о-Танэ.

Прошел еще месяц. Сёта и Тоёсэ, беспокоясь о матери, решили навестить ее. Сели в поезд, потом на пароход. И вот они уже в гостинице, где жила их мать. Когда о-Танэ увидела их, она почувствовала приблизительно то, что чувствует мать, увидев в спасательной шлюпке с затонувшего корабля своих детей целыми и невредимыми. В первую минуту она не могла сказать ни слова.

— Как хорошо, что вы, приехали! — наконец воскликнула мать. — Вот уж правильно сделали! Обязательно и вам надо полечиться. Тогда и дети пойдут.

Сёта и Тоёсэ смущенно переглянулись.

— Нет, мамочка, мы приехали не лечиться, — печально покачала головой Тоёсэ.

Сёта, вдруг ухватившись за высказанную матерью мысль, сказал, что хочет пойти принять ванну. Все трое спустились вниз и по крытой веранде подошли к ванной комнате. С веранды открывался прекрасный вид на море.

— Мама ничего не знает, — тихо проговорила Тоёсэ. — Как ей сказать — ума не приложу.

— Ты знаешь, какие нервы у матери! Смотри не говори сразу всего, — отозвался Сёта. — Надо как-то ее подготовить. Подумай, как это лучше сделать.

С этими словами Сёта вместе с другими мужчинами вошел в процедурную и через минуту лежал в горячей воде, над которой клубился пар.

Сёта приехал в Ито всего на несколько дней. Обстоятельства звали его обратно. С матерью в Ито оставалась Тоёсэ, а он должен был приводить в порядок дела, расстроенные отцом, рассчитаться с кредиторами. Когда-то Сёта мечтал вырваться из дома. Теперь, когда старый дом Хасимото рушился, он на свои плечи взвалил всю тяжесть спасенья семьи от полного краха.

Приняв ванну, он присоединился к ожидавшим его матери и жене.

— Со мной по соседству живет старушка Хаяси, — тихо проговорила о-Танэ. — Мы с ней откровенно говорим обо всем. Она говорила как-то... Словом, я догадываюсь, что произошло у нас в доме...

— Этого бы не случилось, если бы нам не пришлось помогать дяде Минору, — сказал Сёта. — Теперь, когда уже поздно, мы все поняли, что этого не надо было делать... Но ведь отец помог дяде, потому что очень жалел его.

— Почему с дядей Минору случилось такое несчастье? Его, наверное, кто-нибудь обманул? — спросила Тоёсэ.

— Помните, перед самым моим отъездом в Ито к нам приходил чиновник из префектуры по делу Минору? — сказала о-Танэ. — Но уже нельзя было предотвратить банкротство. Об этом сразу же все узнали. Городок у нас маленький. Ничего не скроешь.

— Тогда-то и были приостановлены все наши финансовые операции. И кредит нам закрыли, — сказал Сёта.

— Не ожидала я, что зайдет так далеко, — тихо проговорила о-Танэ. — Отец то и дело ездил в Токио. Там у него были дела. Он все надеялся как-нибудь выкрутиться, да, видно, не удалось. А потом что с ним случилось? Ведь я так до сих пор ничего и не знаю.

— Да, от судьбы никуда не уйдешь, — многозначительно заметил Сёта. — Я хочу просить дядю Морихико приехать к нам и помочь выбраться из долгов.

— А что говорит Касукэ?

— Какой теперь от этого старика прок? Что он может посоветовать?

О-Танэ все продолжала допытываться, что же произошло в ее отсутствие дома. Сёта и так и этак старался перемести разговор на другое. Тогда о-Танэ прямо спросила, куда делся отец.

— Видишь ли, отец, расставшись с тобой, не вернулся в Кисо. Еще с дороги он послал мне письмо и именную печать, которой скреплял деловые бумаги. Вероятнее всего, он уехал в Китай... Помнится, он как-то мимоходом говорил, что не прочь был бы поехать туда, — неопределенно ответил Сёта.

— Он, верно, решил, что там легче встать на ноги, — еле слышно проговорила о-Танэ.

Тоёсэ не в силах была продолжать разговор. К горлу ее подступил ком. Она заплакала, по щекам о-Танэ тоже покатились слезы.

Сёта пора было ехать домой. В день отъезда, оставшись с матерью вдвоем, он рассказал ей, как обстоят дела в его семье.

О-Танэ слушала и не верила ушам. Растерянно смотрела она на сына, не зная, что сказать. Да и было от чего растеряться. Оказывается, она теряла не только мужа, но и невестку.

Как только разнесся слух о бегстве Тацуо, от родных Тоёсэ пришла телеграмма. Ее звали домой под предлогом, что бабушка тяжело больна. Тоёсэ поняла, в чем дело: если она сейчас поедет к отцу с матерью, обратно ее не отпустят. Ей стало страшно. Но поехать все-таки пришлось. Ее опасения оправдались. Домашние не отпускали ее назад к мужу. А Тоёсэ любила Сёта. Жизнь в отцовском доме показалась ей невыносимой. И она решила на некоторое время уехать в Токио, пожить одной.

Рассказ Сёта обидел и возмутил о-Танэ. Оскорбление было действительно неслыханным: потребовать назад жену от живого мужа! «Рок тяготеет над семьей Хасимото, — не могла не подумать о-Танэ, — из поколения в поколение у мужчин рода Хасимото была одна слабость: пристрастие к женскому полу». И она не стала строго судить родителей Тоёсэ. « Яблоко от яблони недалеко катится, — так, верно, думали они, а им, конечно, было дорого счастье их родного чада. Хотя сын и обвиняет в семейных несчастьях дядю Минору, но, разумеется, дело не в нем, а в несчастном женолюбии Тацуо».

— Сколько раз я предупреждала его! — вздохнула о-Танэ. Она успела привязаться к невестке. И теперь с материнской нежностью и жалостью она думала о ней. «Что только с нами всеми будет? Что будет?» — повторяла про себя несчастная женщина.

О-Танэ вышла на галерею, огибающую второй этаж, и залюбовалась небом. Такой яркой, кристально чистой голубизны нет больше нигде на земле.

— Госпожа Хасимото! Что это у вас за прическа? Вас, верно, муж потому и бросил здесь, что вы так причесаны, — пошутил кто-то, проходя мимо.