Сэр
Шрифт:
— Тогда ответь на мой вопрос.
— Меня не касается, с кем ты трахаешься.
— Я беспокоюсь, что это так, — задумчиво шепчет он. — И ты не говоришь мне, потому что тебе не разрешают.
Он слишком умен, или я слишком очевидна.
Мои глаза блестят от страха, грусти, гнева. Я в полном беспорядке, и он начинает по-настоящему замечать трещины.
— Хочешь знать кое-что? — спрашивает он, теперь уже более мягким голосом. — Я никогда не брал Нину в постель. Я и пальцем к ней не прикоснулся. И не испытывал к ней ни малейшего желания. Я знаю, какой она была для меня, и, возможно, до несчастного случая у меня не
Я ничего не говорю. Просто пытаюсь осмыслить его слова, пытаюсь поверить, что он не прикасался к ней все это время.
— Ты не трогал ее? — шепчу я.
— Нет.
— Ты лжешь.
— Нет, — повторяет он. — С какой целью я стал бы лгать?
Я дрожу, потому что это слишком хорошо, чтобы поверить.
— Я никогда не затаскивал в постель ни одну женщину, кроме тебя.
Я сглатываю, не в силах вымолвить ни слова.
— Что я нахожу странным, так это тебя, — продолжает он. — То, как ты отреагировала на все это... заставляет меня задуматься о чем-то... — Эйдан наклоняет голову набок, внимательно наблюдая за мной. — То, как ты смотришь на меня этими оленьими глазами, немного меня расстраивает. Мне нужно знать...
— Что? — выдыхаю я.
Сбивчиво дыша, он спрашивает:
— Ты моя?
Мои плечи опускаются, признавая свое поражение, а лицо искажается. Мои глаза наполняются слезами, и слеза медленно скатывается по моей щеке. С меня хватит. Окончательно. Не могу больше сдерживаться. Я смотрю на него, разрываясь на части перед ним, и шепчу:
— Да.
На его лице застывает выражение шока. Он в ужасе, словно не ожидал моего ответа. Эйдан замолкает на мгновение, его мысли проносятся.
— Ты сделала мне больно? — затем спрашивает он, пристально глядя на меня.
Я киваю.
— Да.
Он кивает в ответ, побледнев еще больше.
— Я так и знал.
— Тогда почему у тебя такой шокированный вид?
— Потому что ты первый человек, который дал мне прямой ответ с тех пор, как я очнулся в больнице.
Я должна пожалеть о том, что сказала ему это, но я уже чувствую себя свободнее. Я не могла сохранять фасад. Это было неестественно. Я потерпела неудачу, но мне так не кажется. Эйдан выглядит в равной степени облегченным, но потерянным.
— Я был свободен от нее тогда? — снова спрашивает он, ища ответа, глядя на меня. — Я был свободен от Нины?
Я колеблюсь.
Его голос требователен.
— Скажи мне, Айви.
— Да. — Мой голос тих.
— Она утверждала, что я люблю ее.
— Ты этого не делал.
— Я не был с ней?
Я медленно качаю головой.
— Нет.
— Я был с тобой?
— Какое-то время.
Он не отрывает от меня испытующего взгляда.
— Ты говоришь правду?
— Я бы никогда не солгала тебе об этом, — отвечаю я. — А что касается Нины, ты сказал, что она сделала с тобой…
— О краже?
— Обо всем.
— Что еще?
Я крепко сжимаю руки, нервничая.
— Это имеет значение?
Его лицо становится жестким, и он качает головой.
— Нет, я всегда знал, что она лжет, но… я держал ее рядом, потому что она была знакома... знакомость давала мне утешение среди всей этой неопределенности.
Мне постоянно говорили, что я должен найти себя, а я хотел лишь держаться за то, что знал.Теперь я могла понять.
— Ты закрыл эту главу своей жизни навсегда, — пытаюсь объяснить я.
— Какую главу?
— Вечеринки... выпивка и наркотики... и она... все это. Ты сказал, что никогда не чувствовал себя таким довольным.
Он не отвечает.
— Мне жаль, — шепчу я.
Это огромная свалка информации.
Он смотрит на меня еще раз, теперь дышит ровно. Внутри него конфликт.
Эйдан разрывается на части, и ему хочется бежать.
Понимаю, он не ожидал, что я действительно отвечу ему… да и я, честно говоря, тоже. Знаю, как важно было для него заново научиться всему самостоятельно, но это никогда не казалось правильным.
— Эйдан… — начинаю я, но у меня нет слов.
Он просто кивает, но не мне.
Он кивает сам себе.
Затем отворачивается и направляется к двери. Он уходит, ни разу не оглянувшись.
***
Эйдан
Я бегу, разум странно спокоен. Все мое тело гудит при каждом шаге. Люди бегут и не останавливаются, пока их тела не начинают болеть; я же бегу, пока боль не утихнет в моем теле, пока больше не буду страдать, пока мои легкие не начнут гореть вместо моей души.
Я бегу, пока физически не могу больше бежать, а затем сажусь на скамейку в парке, наблюдая за восходом солнца.
Копаюсь в своем сознании, собирая воедино эти фрагменты, и теперь я все понимаю.
Они были настоящими.
Они были о ней.
Об Айви.
Она была… была моей, и я почти не могу этого осознать.
У меня болят глаза. Я смотрю на рассвет и шепчу имя Рут.
— Забери эту боль... Направь меня.
Рут больше нет.
Она ушла навсегда, и все, что у меня осталось, — это эти... воспоминания о ней. Все те моменты, которые я воспринимал как должное; моменты, которые теперь стали воспоминаниями, которыми я дорожу, и отдал бы все, чтобы пережить их вновь.
Задаюсь вопросом, какие моменты были у меня с Айви, и потом, я не могу больше об этом думать, не чувствуя прилив внезапной ярости…
Они все лгали мне.
«На то была веская причина» — шепчет мой разум.
Но они лгали, а она стояла передо мной — моя, вся моя — и я обращался с ней так, будто Айви была не более чем безнадежным работником.
Я достаю из кармана телефон и набираю его номер. Чувствую, как в груди нарастает давление, и в кои-то веки мне хочется снова оцепенеть.
— Да? — отвечает Алекс. — Что происходит?
— Ты знал, — просто говорю я, и мой голос звучит странно спокойно. — Ты, черт возьми, знал.
Алекс на мгновение замолкает, а затем говорит:
— А теперь и ты знаешь.
27
Айви
Я не сплю.
Я лежу в постели всю ночь, ожидая, что он придет ко мне. И боюсь, что он отбросит меня, как Нину. Это пугающая мысль. Мысли бегут в голове, пока я с тревогой кручу браслет на запястье.