Сэр

Эйдан останавливается перед одной из дверей и вставляет ключ в замочную скважину. Чтобы открыть ее, требуется немалое усилие. Он ударяет ногой по нижней части двери, и она, наконец, распахивается. Уэст бросает на меня безучастный взгляд, а я просто растягиваю губы в фальшивой улыбке. Мы входим внутрь, и резкий запах старого дерева и мускуса врывается в нас, как реальный физический объект. Я выдыхаю, когда он щелкает ближайшим выключателем, освещая комнату, но эта лампочка неисправна, потому что она быстро загорается и гаснет.

— Боже милостивый, Эйдан, — стону я. — Жаль, что мы не позаботились об этом заранее, когда уезжали этим утром.

Эта комната отвратительна. В центре стоит скрипучая двуспальная кровать, украшенная старинными покрывалами в цветочек 70-х годов. Ковер красный и потертый, и повсюду пятна — одно может быть кровью, другое — нет… Я не хочу знать. Обои на стенах золотистого цвета и исцарапаны до дыр, как будто... их царапали когтями? Я не хочу знать… правда, не хочу.

Эйдан посмеивается, подходя к комоду, на котором стоит микроволновая печь, поднос с вилками и ложками и еще один поднос с пластиковыми тарелками.

— Он был очень доволен собой, сказал, что в этом номере есть кухонный уголок, и даже взял с меня за это больше. Дерзкий ублюдок.

Он кладет ключи на «кухонный уголок» как раз в тот момент, когда я пинком открываю дверь ванной и очень медленно просовываю голову внутрь. Сиденье унитаза треснуло, чаша испачкана и черная. А поскольку здесь часто бывают грязные мудаки, раковина, на удивление, цела. Я вздрагиваю, желание принять душ сегодня вечером испарилось в воздухе, потому что... я даже не собираюсь думать о пятнах на желтой ванне.

— Эй, Эйдан, — с любопытством говорю я, возвращаясь в комнату. — Каково это — быть миллиардером и при этом посещать такие дыры, как эта? Конечно, ты можешь взмахнуть волшебной палочкой и увезти нас отсюда

Эйдан ухмыляется.

— Могу.

— Но ты не хочешь?

— Это часть жизненных приключений. — Он снимает ботинки и садится на край кровати. Она громко скрипит под ним, и на этот раз я не могу сдержать смех, который вырывается у меня. Его плечи вздрагивают, когда он тоже смеется. — Я не знаю, выдержит ли эта кровать мой вес...

— Если ты ожидаешь, что я буду спать на ней, тебе придется присоединиться ко мне, — перебиваю его я.

Мы молча готовимся ко сну… а это значит, что мне нужно вернуться в ванную. У меня в сумочке все еще лежит дорожное мыло с тех пор, как мы оставили Викторию. Я достаю его и тщательно тру лицо и шею. Поскольку эта поездка была такой неожиданной, у меня нет запасной смены одежды, поэтому я снимаю топ и шорты и ложусь в постель в одних трусиках и лифчике. Эйдан более смелый, чем я. Он быстро принимает душ в этой ужасной ванной, и я слышу, как он шипит, что там нет горячей воды. Он выходит через пять минут и ложится рядом со мной в одних трусах. Он мочит свою сторону кровати, а затем меня, обнимая меня и притягивая к себе. Я поворачиваюсь так, чтобы оказаться лицом к нему, и мы смотрим друг на друга в тусклом мерцающем свете, некоторое время ничего не говоря.

— Ты пахнешь розами, — бормочу я.

— Мотельное мыло, — отвечает он. — Я пахну дешево?

Я морщу нос.

— Ты не пахнешь дорого.

Он усмехается.

— Утром мы вернемся домой.

Мое сердце сжимается от слова «дом».

— Я никуда не спешу.

Он удивленно приподнимает бровь.

— Ты выглядишь несчастной.

— Я? Ни в коем случае. Это лучшее время в моей жизни. Нам следует делать это почаще.

В этот момент стены вибрируют от музыки по соседству. За ней следуют визжащие слова.

— Нет ничего лучше, чем немного дэт-метал в такой час, — говорит он.

— Это колыбельная.

Он ухмыляется.

— Такая позитивная.

— Я должна такой быть. Как только я сосредоточусь на негативе, он начнет множиться.

Негатив подобен отвратительной, заразной инфекции. Он распространяется и не останавливается, пока не проникает повсюду.

— Знаешь, ты сильная, — торжественно бормочет он, прожигая меня взглядом карих глаз. — Ты так долго мирилась с моим дерьмовым характером.

— На самом деле мне тебя жаль. Я не очень хороший ассистент, — признаю я.

Он улыбается, хотя в его улыбке сквозит печаль.

— Возможно, это не твое призвание, но…Я не могу представить никого другого рядом со мной.

— Да, в буквальном смысле. — Я бросаю на него многозначительный взгляд. — Заставил меня сесть рядом с собой...

— Признаю, я был жадным.

— О, так ты сделал это намеренно, для собственного удовольствия.

Он кивает, сжимая мое бедро.

— Я эгоист. Даже сейчас я хочу, чтобы ты принадлежала только мне. Ты... очень притягательная женщина.

Я смотрю на него с сомнением.

— Моя безнадежность так притягательна…

— Ты заботливая, — перебивает он. — Ты мягкая и в то же время грубая по краям. Ты позитивна, и ты продолжала идти вперед, несмотря на все препятствия, которые я ставил перед тобой, ты просто продолжала идти вперед, и я подозреваю, что, учитывая то, каким трудным я был, у тебя было желание сбежать... Я бы сбежал, я думаю, если бы мне пришлось быть рядом с таким невыносимым засранцем, как я, но, Айви, ты понравилась мне с самого начала.

Я изучаю его, и искреннее выражение его лица еще больше трогает мое сердце.

— Ты... ты сказал, что ненавидишь меня.

Он хмурится, поджимая губы.

— Я так и думал, но это было до того, как я по-настоящему понял, что это за чувство. Оно ощущалось как ненависть, потому что было сильным и порочным. Но я пришел к выводу, что это была совсем другая эмоция — страсть. Иногда они чувствуются одинаково.

— Ты испытывал ко мне страсть?

— Испытываю, — поправляет он. — Я чувствовал, что... ты моя, и, например, когда ты была рядом с моим братом или одна в тех апартаментах, это вызывало во мне сильнейшую реакцию доминирования. — Он медленно вздыхает, напряженно моргая, пытаясь разобраться в своих мыслях. — Со мной нелегко быть рядом, я знаю это. Я не беззаботный, как Алекс, и, возможно, в другой версии я был таким, но... если честно, я не могу отделаться от ощущения, что я, должно быть, притворялся, как и каждый день с тех пор, как очнулся в той больнице. Я ношу эту маску. Я не хочу, чтобы люди думали, что они меня достали. Не хочу, чтобы они знали, что могут контролировать мои чувства. Я делаю это, чтобы защитить себя и потому что мне больно. Рут приютила меня после того, как я подвергся жестокому обращению, но она не смогла устранить причиненный ущерб. Он есть, он до сих пор есть, и впустить кого-либо в свое сердце мне очень сложно. Я физически чувствую, что не могу… не хочу. — Он сглатывает, глаза прикованы к моему рту. — Но я хочу, Айви, я хочу с тобой, и я действительно верю, что хотел раньше, потому что... я чувствую, как ты снова проникаешь внутрь. Я чувствую это где-то очень глубоко, и это пугает меня.

Его слова на несколько мгновений повисают в воздухе, и я обдумываю их. Моя грудь сжимается от сочувствия. Я кладу руку на его щеку, слегка поглаживая ее.

— Ты боишься впустить меня сейчас, и ты боялся тогда — это не изменилось, но… Я сделала это. — Сейчас трудно подобрать правильные слова, но он наблюдает за мной, терпеливо ожидая продолжения. Я медленно выдыхаю, на мгновение закрывая глаза, чтобы сказать: — Я причинила тебе боль, потому что велела тебе опустить стены. Я убедила тебя, что готова к отношениям. Ты сдерживался, изо всех сил старался воздвигнуть барьер между нами, пока не убедился, что я готова. — Теперь я свирепо смотрю на него. — Пожалуйста, пойми, я действительно думала, что готова. У меня не было намерения причинить тебе боль — никогда — и я покончила с браком. У меня не осталось к нему чувств, и сейчас нет. Я… — Я делаю паузу, размышляя. — Я даже не знаю, чем он сейчас занимается, потому что с меня хватит, я закрыла эту главу и ни разу не оглянулась назад, но… Мне было больно. Я... — У меня перехватывает горло, и я пытаюсь сглотнуть. — Я скучала по своей малышке.