Сэр

Я ухмыляюсь, поворачиваясь и наблюдая, как он голышом ходит по комнате, собирая свежую одежду. Однако вместо костюма на нем спортивные штаны и простая футболка. Его бицепсы выпирают из-под футболки, и я некоторое время пялюсь на него, прежде чем пробормотать:

— Куда это ты собрался, одетый так неприметно?

Он замирает на месте и смотрит на меня с улыбкой на губах.

— Я бы хотел сегодня затеряться.

— Затеряться где?

— Мы идет гулять, Айви.

Я приподнимаюсь на локте, протирая глаза.

— Идем куда?

— Просто… гулять.

Затем он уходит, прежде чем я успеваю крикнуть:

— Завтрак?

— Там будут вафли.

***

Мы гуляем целый день.

Мы завтракаем неподалеку в популярном заведении, а потом он берет машину, на которой Гастон возит нас по городу, и мы едем. Мы выезжаем из города и едем дальше. Он не говорит мне, куда едет, потому что, по-моему, он и сам не знает.

Мы едем и не останавливаемся.

Я включаю музыку, окна опущены, а погода просто... потрясающая. Выглянуло солнце, и все в футболках. По пути мы останавливаемся в парках и гуляем по нескольким тропинкам, но ничто так не умиротворяет, как его земля на острове. Я скучаю по дому, Тильде, Алексу и, возможно, даже Филоту.

По пути мы заходим выпить кофе в два разных кафе. Мы наполняем свои вены кофеином, гремит музыка, машина мчится по дороге, а он улыбается мне, бормоча слова песни и выдувая жвачку.

К вечеру мы оказываемся в нескольких часах езды от города и быстро ужинаем в забегаловке быстрого питания. Мы едим картошку фри и гамбургеры, сидя на капоте его машины, а я смотрю на ночное небо, на мерцающее над нами покрывало из звезд.

Играет «Every Other Freckle» группы Alt-J, и у меня по спине бегут мурашки. Эйдан сидит рядом со мной, плечом к плечу, и с мягкой улыбкой, изгибающей его губы, наблюдает за тем, как я поглощаю еду.

— Что? — говорю я.

— Ты каждая пуговица, до которой я дотрагиваюсь, — бормочет он.

Я хмурю брови, на мгновение сбитая с толку, прежде чем понимаю, что он имеет в виду текст песни.

— Я по зубам тебе, Эйдан? — подыгрываю я.

Он смеется, крадя кусочек картошки фри с моей бумажной тарелки.

— Ты мне по зубам. Я могу даже влить тебя в свои вены, почувствовать, как ты бежишь по моей крови, и я не уверен, что тебя все еще будет достаточно внутри меня.

Я моргаю, удивленная глубиной его слов.

— Это самое милое, что мне когда-либо говорили.

Он улыбается мне, его взгляд мягок.

— Ты заслуживаешь слышать хорошие вещи, Айви. Ты... — Он делает паузу. — Ты милая. Просто милая. Каждый сантиметр.

Я чувствую, как горят мои щеки. У меня перехватывает горло, когда я бормочу:

— Ты и сам не так уж плох.

— Что тебе больше всего нравится во мне, Айви?

— В последнее время? Твой грязный рот, — легкомысленно отвечаю я.

— Ты имеешь в виду, когда я говорю тебе, что хочу разрисовать твою кожу своей спермой?

Мое тело напрягается.

— Именно это.

Его забавляет моя реакция… очевидно, что у меня сейчас проблемы с едой.

— Мой грязный рот всегда к твоим услугам, когда захочешь это услышать.

Всегда.

Я хочу слышать это всегда.

Выбрасывая еду в ближайшее мусорное ведро, мы возвращаемся к машине, и я наблюдаю за ним — ростом около метр восемьдесят, мускулистый и красивый, с короткими волосами, щетиной на щеках, глубокими карими глазами, завораживающими даже в темноте. Мы уже собираемся сесть в машину, когда я останавливаюсь и, подняв на него глаза, говорю:

— Ты самый милый мужчина, которого я когда-либо встречала.

Он смотрит на меня в ответ, его губы сжимаются в тонкую линию.

— Я был жесток, Айви.

— Тебе было больно, и даже тогда ты все равно тянулся.

— Тянулся к чему?

— Чтобы кто-нибудь взял тебя за руку.

Его грудь медленно опускается, когда он смотрит на меня, разинув рот. Это... шок? Я не уверена, что сказала что-то такое, что вызвало его.

Я не позволяю ему долго смотреть, прежде чем забираюсь в машину. Он следует за мной, но его движения становятся медленнее, а тело тяжелее, чем несколько минут назад. Он заводит машину, и мы сидим так несколько мгновений. Он смотрит в окно, потом на меня, и на этот раз я вижу спокойствие в его выражении лица.

— Я чувствую… я чувствую, что мы тоже делали это, — бормочет он. — Мы катались на машине.

Я мягко улыбаюсь ему.

— Да, мы это делали.

Его лицо смягчается.

— Я рад.

Уже глубокая ночь, когда он начинает движение. Мы слишком далеко от города, и в конце концов Эйдан заезжает в уныло выглядящий мотель. Это самое обычное место на окраине крошечного городка, а может, и в центре города… сейчас трудно сказать, что к чему.

Это место называется Мус Лодж, и я думаю, что люди приезжают сюда умирать.

— На табличке сказано «открыто», — говорит он мне.

— Чудесно, — радостно говорю я, несмотря на то, что мне очень страшно находиться здесь.

Я провожу пальцами по волосам, пока он регистрирует нас, но для регистрации нужно позвонить во что-то вроде дверного звонка? Я думаю... кто-то живет в офисе или что-то в этом роде, потому что грязный парень, открывший дверь, в пижаме и подозрительно смотрит на Эйдана, как будто Эйдан — тот, кого ему следует опасаться. Что… Где мы вообще находимся?

Он находится там некоторое время, а когда выходит, то выглядит встревоженным.

— Пойдем, — говорит он мне настойчиво. — Хватай все, даже то, что тебе не нужно. На выход, красавица.

Я складываю все в сумочку и выхожу. Он захлопывает за мной дверцу и запирает машину.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Чертовски странное место. Давай просто зайдем внутрь, пока на нас не напали.

Я начинаю смеяться, но он серьезно. О боже.

Он берет меня за руку и ведет вверх по самым грязным деревянным ступенькам, которые я когда-либо видела. Мы поднимаемся по ним, и что-то проносится мимо меня… грызун размером с мою ступню. Ой! Я вздрагиваю, сдерживая крик. Фу, фу, фу.

Наверху есть несколько комнат, и когда мы проходим мимо них, я не могу не заметить, как здесь жутко тихо, и все же... Я вижу вспышку экрана телевизора за складкой жалюзи в одном окне. Есть что-то чертовски странное в том, что телевизор работает без звука поздно ночью в грязном мотеле. Краем глаза я вижу, как на другом окне мерцают жалюзи, и в этой комнате так темно, что я не вижу глаз, которые смотрят на нас, пока мы идем. Мое сердце сжимается — либо это слишком жутко, либо я просто устала и плохо соображаю.